Павел ничего пока не улавливал, но слушал друга внимательно. А Вася с жаром продолжал:

— Но люди ведь наши отзывчивые, двадцать не двадцать, а кто рубль, кто трояк, кто пятерку попавшему в беду безусловно дадут. Только их надо чуть-чуть к этому стимулировать. Стимулом явится киноаппарат. Я буду стоять в сторонке и снимать этот сюжет. Для милиции, для дружинников — киносъемка; может быть, даже научный эксперимент, который проводят социологи. Мало ли что. Я заготовлю на всякий случай табличку с названием фильма: «Человек попал в беду» или «Незапланированная щедрость». Портфель лежит на тротуаре, табличка прислонена к нему. Улавливаешь?

Павел наконец уловил. Уловил и попятился от Васи.

— Ты что? Ты что? — В глазах у Павла был ужас. — Это же попрошайничество! Нищенство! У меня язык не повернется подойти к прохожему и сказать про этот лжепотерянный билет.

— А если бы этого требовала наука? А как же великие медики, которые, рискуя жизнью, вкатывали себе всякие сыворотки и лекарства? Они рисковали жизнью, а ты всего-навсего условным рефлексом, что просить плохо. Кстати, нигде не сказано, что просить плохо. Красть, отбирать — плохо. А просить — хорошо. Мы ведь все просим: прошу дать мне квартиру, прошу поставить телефон, прошу предоставить мне отпуск в августе месяце. А ты обратишься к прохожим с устной просьбой: прошу помочь мне.

— Но цель? Великие медики рисковали собой во имя великой цели. А мы во имя чего?

— А мы во имя любви, — сказал Вася, — нет цели выше и благороднее, чем любовь. Ведь ты же любишь Лауру?

— Я люблю Лауру, — ответил Павел, — но эксперимент имел бы смысл, если бы он принес пользу всем влюбленным. А этот не принесет.

— Как же не принесет? — Вася не сдавался. — Мы же на самом деле снимем фильм, все его увидят и поймут, до какой крайности может дойти влюбленный, и примут меры. Организуют бюро проката костюмов для первого свидания, снизят для влюбленных цены на цветы, на билеты в театр, может быть, даже организуют специальную фирму «Амур», которая станет обслуживать влюбленных.

— Я согласен, — мрачно сказал Павел.

И эксперимент начался. Бледный от стыда и страха Павел шагнул навстречу прохожему, аккуратному, упитанному гражданину.

— Извините меня, пожалуйста, но я попал в безвыходное положение… — начал он, чувствуя, что губы его помертвели и еле шевелятся. — Я потерял железнодорожный билет…

Мужчина покраснел, сунул руку в карман и вытащил рубль.

— Вот все, что у меня с собой. Всей душой рад был бы помочь вам поощутимей, но увы… — Он сунул рубль Павлу и пошагал дальше. Трещавшую невдалеке камеру он не заметил. Зато второй прохожий сначала заметил кинокамеру в руках Васи, а затем уже Павла.

— Что за съемки? — спросил он у Васи.

— Не мешайте, товарищ, — ответил тот, — не срывайте эксперимент.

Тогда этот прохожий подошел к Павлу, выслушал его и вытащил из кошелька пятерку. Поправил воротничок, поглядел широко раскрытыми глазами в объектив киноаппарата и вручил Павлу деньги.

Через три часа карманы старого костюма Павла топорщились от денег. Когда подсчитали, то выяснилось, что их хватило бы на сорок четыре билета до Владивостока. На них можно было бы купить двадцать два костюма. Но Павел вдруг понял, что ни один рубль тронуть из этих денег нельзя.

— Мы совершили преступление, — сказал он Васе, — мы совершили редкое преступление, поэтому никто нас не схватил за руку.

— Мы просто провели очень опасный эксперимент, — ответил Вася, — и от этого у нас упадок сил, какое-то, может быть, даже закономерное отвращение. Мы должны забыть, что деньги собирались на костюм. Мы просто поставили опыт: отзывчивы ли люди к чужой беде? Или такой: всякий ли выход из трудного положения приемлем? У нас есть пленка, целый кинофильм, подтверждающий, что все это так на самом деле.

— Надо уничтожить эту пленку! — Павел похолодел, представив себя на экране в роли несчастного юноши, потерявшего билет.

— Как бы не так! — У Васи самообладания оказалось больше. — Мы столько вытерпели, так рисковали, что и речи не может быть об уничтожении пленки. Успокойся и возьми себя в руки. Мы оба — авторы фильма, ты, кроме того, — исполнитель главной роли, я — оператор. Мы завтра идем на телевидение и предлагаем наше произведение.

— А деньги куда?

— Деньги наши. Мы их заработали. Ведь платят же за сценарий, за игру, за съемку. Нам все оплатили наши безымянные герои фильма…

Вечером Павел звонил Лауре.

— Лаура, у меня появился еще один вопрос к тебе: что, если бы ты увидела меня на экране телевизора в необычной роли? Я стою и выпрашиваю деньги у прохожих. Что бы ты об этом подумала?

— Фильм документальный?

— В какой-то мере — да. Но это не подлинный документ, а подстроенный. Я играю роль молодого человека, потерявшего железнодорожный билет. Но я его не терял.

— А что ты потерял? — Тревога послышалась в голосе Лауры. — Нам надо увидеться, и немедленно! Мне не нравится этот фильм и твоя роль. Где находится твой телефон-автомат?

Павел назвал адрес. Не в такой вот вечер, не в таком состоянии и виде мечтал он впервые встретиться с Лаурой. С одной стороны, он был богат, карманы трещали от денег, но, с другой стороны, он был хуже нищего, потому что девушка небывалой красоты сейчас узнает о нем некрасивую, не прикрытую научным словечком «эксперимент» правду.

Он поднял голову, оторвался от своих невеселых дум и увидел девушку, которая бежала по тротуару вдоль сквера к тому месту, где он стоял. Была она небольшого росточка, худенькая, в довольно коротком зеленом платье, из-под которого торчали голые коленки. Когда она подбежала поближе, остановилась и стала вертеть головой, выискивая его, он увидел, что волосы у нее зачесаны назад и схвачены на затылке бантиком. У кого-то такая прическа называлась бы «конским хвостом», а у нее это был всего-навсего хвостик, кисточка. И лицо у нее было личиком, и серые глазки, глянувшие на Павла, при солнечном свете могли стать голубенькими, но не синими. Она наконец увидела Павла, улыбнулась и протянула руку. Весь вид ее говорил: ну, теперь видишь, какая я красавица! Павел вгляделся и уже не сомневался: красивей человека не было на земле.

Слово за словом, и он рассказал Лауре невероятную историю, в которую они с Васей влипли. Лаура слушала внимательно, и лоб ее то хмурился, то светился решительностью. Дослушав до конца, она опустила голову и заплакала.

— Лаура, не плачь, — сказал Павел, — эти деньги жгут мои карманы. Я сейчас пойду в милицию и отдам их дежурному.

— Ты не должен был обирать людей. — Лаура продолжала плакать, нос у нее покраснел, под глазами припухло, и от этого она стала еще красивее.

— Я не обирал! — взмолился Павел. — Я просил, и мне давали. У меня не было выхода. Заработать на костюм в такое короткое время я не мог.

— У тебя был выход, — сказала Лаура, — не красть и не просить. В таких случаях всегда есть один-единственный выход. Я тебе о нем говорила. Отказаться.

— Ты даже говорила, что отказаться — самое большое богатство. Но я этого не понимаю.

Лаура не удивилась, что он не понимает. Очень многие не понимают.

— Есть толстые люди, — стала объяснять она, — им нельзя много есть, но они едят и медленно убивают себя. Не могут отказаться. Есть люди с красивым лицом и телом, они многим внушают любовь к себе с первого взгляда, и принимают эту любовь, и разбазаривают себя. Не могут отказаться. Я уж не говорю о преступниках, которые вначале были нормальными людьми, а потом не смогли отказаться от чего-то легкого.

— Я понял тебя, Лаура, — сказал Павел, — но костюм мне нужен был для свидания с тобой. Значит, следуя твоим словам, я должен был от тебя отказаться?

— От любви и от другой высокой цели нельзя отказываться, — ответила Лаура. — Наверное, поэтому ни любовь, ни достижение своей цели нельзя ни выпросить, ни украсть.

Дежурный лейтенант, к которому они пришли, составил протокол и принял деньги. Вася, которого они разбудили среди ночи, сразу поверил, что Лаура — режиссер из телевидения, и вручил ей пленку. А через день в газете появилось сообщение о благородном поступке Павла и Лауры, которые нашли на улице большую сумму денег и ночью доставили ее в милицию. Вася прочитал это сообщение и сказал после лекций Павлу: