— Мои лавры достались Лауре. Но я не в обиде. Пошли.

Вася приглашал Павла, как всегда после лекций, к себе и удивился, когда в ответ услышал торжественные слова.

— Я не знаю, — говорил Павел, — являлся ли ты соавтором эксперимента. Мне теперь кажется, что я единственный его автор. И он начался не тогда, когда мне в голову стукнул костюм, не тогда, когда ты изобрел замечательный сценарий, а раньше. Этот подлый эксперимент начался, когда я впервые засунул руку в ваш семейный холодильник. Сегодня я от него отказываюсь. Буду есть свой студенческий хлеб.

Совпадение это или закон жизни, но стоит только отказаться от чего-нибудь незаслуженного, как тут же спешит награда. Чаще всего это что-то радостное и неожиданное. Вечером в общежитии Павлу вручили телеграмму.

Павел прочитал телеграмму и не стал подсчитывать, сколько раз на нее можно было бы пообедать. Многословные телеграммы посылают не только расточительные люди, но и просто счастливые. Родителям и во сне не могло присниться, какой жуткий эксперимент провел над собой их сын. Даже если бы им всю эту историю кто и рассказал, они бы не поверили. В молодости им было не до экспериментов. Работали и учились заочно. Да еще растили этого самого паренька Павла.

КАНДИГА

Счастье — это удача, это чего не ждешь, а оно вдруг на тебя упадет, как с неба. Люся верила именно в такое нечаянное счастье. Ждала его и поглядывала на небо. Со стороны казалось, что она боится дождя. Так оно и было: дождя тоже боялась. Но Люся ждала еще и своего счастья. Она работала в киоске, который стоял посреди бульвара в тени больших деревьев. Зеленая листва не только защищала киоск от солнца, но и от легкого летнего дождя. А вот ливень был опасен, вода могла проникнуть через щели фанерных стен и наделать беды.

Киоск назывался «Газеты — журналы», но в нем можно было купить и стержень для шариковой ручки, и конверты, и пакетик лезвий «Нева». Очередь у киоска выстраивалась два раза в день: утром и вечером. Утром продавалось много газет, а перед закрытием — одна, вечерняя. В промежутках между этими очередями Люся читала книгу, лежащую на коленях, или смотрела по сторонам на прохожих. Иногда какой-нибудь мужчина подходил к киоску, рассматривал отраслевые журналы и спрашивал о таком товаре, которого никогда не бывало в киосках. Люся ему спокойно отвечала: «Не бывает». И мужчина исчезал. Не сразу к Люсе пришла эта короткая спокойная фраза «Не бывает», она довольно долго без нее помучилась. На вопрос: «Есть ли электрические бритвы?» — отвечала: «Такие бритвы продаются в галантерее, а у нас лишь лезвие «Нева». Покупатель начинал острить: «Но ведь мне нужно бриться, а не затачивать карандаши». Люся вдавалась в объяснения: «Ну что вы, при чем здесь карандаши? Лезвие «Нева» — со Знаком качества». И завязывался длинный пустопорожний разговор.

Когда читать книгу надоедало, а небо над киоском было без единого облачка, Люся погружалась в мечты. Это были укачивающие, как сон в гамаке, мечты. Но Люся не была кисейной барышней, и поэтому даже самые волшебные ее мечты были реалистическими. Будто подходит к киоску стройный, красивый парень в голубой рубашечке и просит десять или двадцать стержней для шариковой ручки.

«Почему так много?» — поднимает бровь Люся, но на лице никакого восторга, никакого обожания.

«Я геолог. Мы целый год шагали по тайге и тундре, а теперь у нас, геологов, отпуск. Мы все из разных городов, и я пишу своим друзьям письма».

«Каждый день пишете им письма?» — спрашивает Люся.

«А что делать? В тайге и тундре я одичал, а друзья мои, я уже вам сказал, живут далеко. Чем мне заняться?»

Тут он по-особому вдруг взглядывает на Люсю и видит, как она хороша. Пролог мечты менялся, но потом сюжет выравнивался: Люся и геолог ходили по городу, заходили в кино, в кафе, катались на колесе в парке, а вечером приходили в гости к Люсиной подруге Зинаиде и приглашали ее на свадьбу. Иногда от этой мечты Люсю отвлекали покупатели, требовали газету, за которой надо приходить утром, или просто задавали посторонний вопрос, вроде того, как пройти на ту или другую улицу. Бывало, что и обижали. Женщина лет сорока шла мимо киоска, повернула голову и сказала на ходу:

— Молодая, а сидишь, как дятел в дупле.

Люся такого снести не могла: подхватилась, быстренько закрыла киоск и догнала обидчицу.

— Я на работе, — крикнула она, — как вы смеете оскорблять человека при исполнении служебных обязанностей?

— Я не оскорбляю, — возразила женщина, — я тебя просто сравнила с дятлом. В твоем возрасте на стройку надо идти или на завод. А киоск — для пенсионеров.

— У меня муж — пенсионер, — не сдавалась Люся, — двое детей несовершеннолетних.

Чего только не наговорит на себя человек, чтобы показаться правым. Женщина, наверное, уже раскаивалась, что связалась с ней.

— Успокойся, — сказала она, — какие несовершеннолетние дети? Ты сама еще несовершеннолетняя.

— Я студентка-заочница, — не могла остановиться Люся, — я учусь, работаю, ращу детей..

У этой женщины была завидной крепости нервная система, и она выдержала Люсин натиск.

— Пусть будет по-твоему, — сказала она, — только на всякий случай знай: вранье до добра не доводит.

Люся пропустила ее слова мимо ушей. Вернувшись в киоск, села на табуретку и пригорюнилась. Ни мужа, ни детей у нее не было, и студенткой-заочницей она не была. Но это совсем не значило, что каждый прохожий должен совать нос в ее жизнь.

Врала Люся не только из нужды. Иногда что-то бесшабашное переполняло сердце, и она говорила подруге Зинаиде: «Хочешь, я подарю тебе свои белые сапоги со шнурками?» Подруга знала, что никаких таких сапог у Люси нет, и отвечала: «Ни в коем случае. Мне белые носить не с чем». А недавно сидела Люся в киоске, а по дорожке шла мимо нее младшая группа детсада. Последняя пара оторвалась, и воспитательница остановила всех, чтобы отставшие подтянулись. Воспитательницу звали Жанна. Люся с ней давно была знакома.

— Привет, Люся, — сказала Жанна, — что новенького?

— В театр сегодня иду, — ответила Люся, — есть лишний билет. Хочешь?

— Хочу, конечно, — ответила Жанна, — но не могу. Я белье вчера замочила. Спасибо.

У Люси отлегло от сердца. Билеты в театр слетели с языка таким же непостижимым образом, с каким недавно слетели «несовершеннолетние дети».

Когда младшая группа скрылась из вида, Люся высунулась из окошка и посмотрела вверх. Там цвели липы и голубое небо не обещало дождя. Люсе захотелось закрыть киоск и погулять по скверу. Для коротких отлучек у нее были три таблички: «Киоск закрыт», «Перерыв пятнадцать минут» и «Скоро буду». Таблички собственного сочинения выставлять за стеклом киоска запрещалось, и Люсе уже был нагоняй за «Скоро буду». Но Люся этот нагоняй, что называется, не прочувствовала и сочинила на сером картоне еще более доверительную табличку — «Ушла на свидание». Люся иногда выставляла эту табличку и наблюдала издали, как она действует на прохожих. Большинство не замечало, кто-то сердился и постукивал себя по виску, дескать, тронулась, с ума сошла девица из киоска. Но были и такие, которые улыбались, а одна женщина даже прослезилась.

«Ушла на свидание» тоже было враньем. У Люси еще никогда не было свидания. Были на этот счет только мечты. Но, кажется, они стали воплощаться в явь. К киоску в тот день подошел Геолог. Был он точь-в-точь таким, каким его выдумала Люся. Такого же роста, в такой же рубашечке, с открытым, добрым лицом. Правда, его немного портили босоножки — крест-накрест, такие еще прошлым летом вышли из моды. Но откуда ему это было знать, если он все прошлое лето бродил по тайге и тундре?