Я невольно улыбнулся при этом воспоминании и поднял голову.

Где-то слева послышался шум шагов по гравию. По дорожке шла женщина.

Мои глаза расширились от восхищения. Действительно, это был персик. Да. Первый сорт. Около 32 или 33 лет. Тонкая, стройная, превосходно сложенная. Мягкая, гибкая походка. Брюнетка. Судя по внешности, красавица принадлежала к аристократическим кругам столицы. На ней элегантно сидела серая фланелевая курточка, под которой виднелась голубоватая рубашка с белыми полосками. Серая шляпка и изящные модные шведские туфельки дополняли ее туалет.

Она медленно приближалась ко мне, идя по другую сторону той дорожки, на которой я сидел на скамейке.

Внезапно мне в голову пришла мысль попытаться познакомиться с этим прелестным созданием каким-нибудь экстравагантным способом, которые раньше действовали безотказно. Возможно, это могло показаться и не особенно умным и тактичным, но, во всяком случае, могло оказаться интересным экспериментом. Так или иначе, раздумывать уже было некогда.

Когда она находилась примерно в двадцати ярдах от меня, я тяжело поднялся, весьма неловко и неуклюже переступил через скамью и тотчас повалился наземь, издав невнятное болезненное восклицание. Затем с трудом приподнявшись и стоя, как аист, на одной ноге, я старательно изобразил на своем лице невероятное страдание.

Она клюнула на эту мистификацию и, подойдя ко мне, заботливо осведомилась:

— Вы ушиблись?

Я с трудом уселся на край скамейки и сказал:

— Боюсь, что я вывихнул ногу или ушиб ее о камень. Боль ужасная.

Она взглянула на меня своими бархатными глазами. Они были карие, и таинственные. От ее взгляда у меня перехватило дыхание, и я почувствовал, что эта женщина обладает какой-то особой притягательной силой, источник которой я не мог объяснить. Улыбаясь, она сказала:

— Мне очень жаль, но это иногда случается с людьми, которые бродят по площадке для гольфа, не имея к гольфу ни малейшего отношения.

Где-то в глубине моего сознания начала возникать мысль о явной неправомерности такого замечания по отношению к совершенно незнакомому человеку, но цель, которую я ставил перед собой в данный момент, была выше подобных соображений и я ограничился лишь крайне неясным мычанием:

— Разве вы не знаете, — сказала она, — что эта площадка предназначена только для членов местного клуба.

— Как же вы можете знать, член я этого клуба или нет?

— Конечно, может быть, вы и состоите членом клуба, но я никогда не видела вас прежде.

— Да, я состою в клубе. Однако я тоже никогда прежде не видел вас. Кстати, не можете ли вы чем-нибудь помочь мне?

Она присела на другой конец скамьи.

— Собственно, что вы имеете в виду?

— Видите ли, я не в состоянии наступить на левую ногу: очевидно, вывих или растяжение. Эта нога у меня многострадальная — все удары принимает на себя, поэтому мне немедленно нужно показать ее врачу.

— Разумеется.

Она вздохнула, вынула из сумочки портсигар, достала сигарету и предложила мне. Я закурил.

— Однако, вы не выглядите беспомощным человеком, — с некоторым сарказмом заметила моя визави.

— Что же делать, если я не вызываю жалости у красивых женщин? Такова уж, видно, моя планида. Но надеюсь, до доктора-то вы поможете мне добраться?

Она улыбнулась. Улыбка делала ее очаровательной.

— А как же я вас доставлю? Не понести ли мне вас на руках?

Итак, она склонялась поддержать игру.

— О, таких жертв я не приму, — сказал я живо, — но если вы одолжите мне стек, я попробую дохромать до своей машины. Правда, вряд ли я смогу вести ее. Я не могу пользоваться этой ногой для нажима на педаль.

— А где ваша машина?

— Недалеко от ворот, справа, по ту сторону дороги.

— Мы сможем проделать все это проще, — заметила она, — если вы дадите мне ключ от машины, я подведу ее к воротам, но вам придется преодолеть эту площадку. Затем я доставлю вас в ближайшую лечебницу.

— Благодарю вас, — проникновенно сказал я. — Если бы было необходимым еще раз вывихнуть ногу, чтобы иметь возможность получить помощь от такого прекрасной души человека, как вы, то я, ни на одну секунду не задумываясь, проделал бы это! И даже нарочно, с умыслом!

Она приподняла свои брови и подозрительно насмешливым голосом произнесла:

— Так-так… Я понимаю ваши слова в том смысле, в каком, я надеюсь, они и были сказаны, то есть в смысле простой вежливости.

— Прошу вас не сомневаться в этом.

— Между прочим, кто вы?

— Разрешите представиться, мое имя Келлс. Майк Келлс.

— Миссис Бейл.

— Чрезвычайно рад, миссис Бейл! — сказал я совершенно искренне.

Она передала мне стек, и я начал свое медленное передвижение к воротам, сильно прихрамывая и мужественно подавляя глухие болезненные стоны.

Она шла рядом со мной, будучи готовой, поддержать меня в любую минуту в случае падения.

Возле ворот моя спасительница быстро пошла к машине с переданным мной ключом, а я с удовольствием наблюдал за ее легкой походкой и думал, что не совсем хорошо так глупо шутить с подобной женщиной. Но что иное я мог сделать? Должен же я был как-то и с чего-то начать.

Вскоре она подогнала машину к воротам и помогла мне влезть в нее.

На окраине Доркинга мы остановились у найденного нами дома одного из докторов.

Дорога до этого дома заняла у нас всего лишь несколько минут, в течение которых мы оба хранили молчание.

Раз или два мне показалось, что она бросила на меня быстрый боковой взгляд, один из тех, которыми женщины глядят на мужчин, если они заинтересовались ими. Но, возможно, это было только моим воображением?

Вела она машину плавно, ловко и искусно.

В моей голове уже успела мелькнуть мысль, а затем и обозначился в общих чертах план участия миссис Бейл в разрабатываемом мною деле, я испытывал невольное чувство жалости к ней, хотя тут же мысленно обругал себя за сентиментальность.

Доктор был дома, и я, сильно прихрамывая и сдержанно охая, пробрался к нему.

В течении целых десяти минут я говорил ему всякую всячину, чтобы кое-как протянуть время.

Когда я вышел от него, моя хромота значительно уменьшилась.

— Ну, как? — осведомилась миссис Бейл.

— Оказалось не так плохо, как я думал, — бодро ответил я. — Ничего не сломано и ничего не повреждено. Ногу хорошо забинтовали, и через несколько дней все будет отлично. По крайней мере, так сказал доктор.

— Весьма рада слышать это. Я уже было начала беспокоиться о вас.

Я взглянул искоса на нее. Ее глаза были… злыми. Что случилось? Впрочем, вся она пока что оставалась для меня загадкой.

— Мне очень приятно слышать это от вас, — сказал я как можно любезнее. — Но мне необходимо вернуться в Лондон, а я вряд ли смогу вести машину. Что делать бедному хромому?

— Не вижу никаких затруднений. Сегодня я собиралась в город и с удовольствием отвезу вас туда на этой такой послушной машине.

— Превосходно! — восторженно воскликнул я. — Но не слишком ли много беспокойств я вам доставляю?

— О, нет! Я никогда не делаю то, что мне не нравится.

Я улыбнулся ей.

— Отлично, миссис Бейл. Вы поистине счастливая женщина.

Я попытался представить себе то, что она могла подумать, если бы знала характер своей роли, которую я отвел ей в моих планах расследования убийства Сэмми.

По пути в город мы обменялись ничего не значившими, обычными в подобной обстановке приятными фразами.

Когда машина остановилась у моего дома, она спросила:

— Есть ли у вас кто-нибудь, кто мог бы поставить машину в гараж? Если нет, то я могла бы…

— Нет, нет! Вам не следует затрудняться всем этим. Я чувствую, что моей ноге несколько лучше, и через несколько часов она будет более или менее в нормальном состоянии. О машине же позаботится мой портье.

— Хорошо. Но, быть может, ваш портье сможет остановить мне кэб?

— В одну минуту! Однако все это выглядит не совсем хорошо.

— Что вы имеете в виду? — Я усмехнулся.