Позабыв про шишку на голове, Ленька принялся уписывать сочные румяные яблоки. Мы с Зинкой тоже не отставали. Покончив с «паданками», двинулись дальше.
- А не угоститься ли нам вот с этой яблоньки? - сказал Ленька, останавливаясь возле дерева, усыпанного белыми, просвечивающимися насквозь яблоками.
Лиля с радостью принялась за дело, но яблоки, такие красивые и заманчивые с виду, оказались твердыми и кислыми.
- Паперовка. Не созрела еще, - сказала Зинка.
Когда мы вернулись домой, бабушка уже поджидала нас. Достав из печки миску печеных яблок, она поставила ее перед нами.
- Ешьте.
Мы взяли по яблоку и нехотя начали жевать.
- Ешьте, ешьте, - сказала бабушка, - не стесняйтесь.
Не без труда мы съели по одному яблоку.
- Не хочется что-то, - сказала я.
- В саду, наверно, наелись? - догадалась бабушка.
Мы молча переглянулись.
- Ну, признавайтесь, ели яблоки в саду? - допытывалась бабушка.
- Только паданки! - сказал за всех Ленька, глядя бабушке прямо в глаза. И это была сущая правда, потому что мы не сорвали сами ни одного яблочка.
НАС ФОТОГРАФИРУЮТ
Когда бабушка нас отпустила, мы снова помчались смотреть молотьбу. Там уже грузили на подводу мешки с зерном, а неподалеку возвышалась огромная скирда соломы. Женщины вилами относили солому от молотилки, а мужчины подавали наверх, где стоял здоровый, плечистый Федин отец и укладывал ее, подравнивая по краям.
Возле молотилки топтался какой-то незнакомый мужчина, босой, в домотканых заношенных штанах, которые он поминутно поддергивал на ходу.
- Ну так как, граждане колхозники, насчет молотилки? - заглядывал он в лицо то одному, то другому.
- И что ты, Лексей, топчешься тут без толку? Председателя ищи, - сердито сказала ему Зинкина мать.
Отойдя от молотилки, мужчина поймал за рукав Колю и прицепился к нему:
- Скажи, Николай, кончите вы до ночи али нет?
- Да как тебе сказать… Может, и кончим, - неуверенно ответил Коля. - Вон у бригадира спроси, - кивнул он наверх, на Фединого отца.
- А ну его! - отмахнулся мужчина. - У него допытаешься! А мне надо еще рожь подготовить, ежели молотилка будет.
- А ты бы наперед подготовил, а потом за молотилкой шел, - сказала Зинкина мать.
Кто-то из женщин озорно затянул:
Вокруг засмеялись.
Мужчина плюнул с досады, махнул рукой и направился было в деревню, но тут же вернулся и закричал Фединому отцу:
- Я тебя спрашиваю, Степан, отмолотишься ты к ночи аль нет?
Степан, взглянув через плечо на сложенные у сараев снопы, спокойно сказал:
- Отмолотимся. Гони коней за молотилкой. Трактор, сам знаешь, через речку не потянет.
- От те и раз! - воскликнул мужчина. - Какие ж у меня кони? Вы бы мне подсобили по-соседски молотилку доставить, - попросил он срывающимся от волнения тенорком.
- А это уж как Егорыч решит, - сказал Степан.
В это время верхом на Громике подъехал мой отец.
- Вот, Егорыч, - бросился к нему мужчина. - Степан говорит, что к вечеру отмолотитесь. Молотилку бы мне привезти надо. Сам знаешь, не на чем у меня. Пара кляч и те заезжены до основания…
- У нас тоже лошади заезженные, - буркнул Коля.
Отец бросил на Колю быстрый взгляд и сказал:
- Ну что ж, Алексей Иванович, привезем как-нибудь тебе молотилку. - Потом, глянув в худое, поросшее рыжеватой щетиной лицо мужчины, участливо спросил: - Что, туго?
- Не говори, Егорыч! - махнул рукой Алексей Иванович.
- Кто это? - спросила я у Зинки.
- Председатель зареченский, - сказала она. - Отец Павлика.
Я вытаращила глаза. Вот это новость! Павлик, оказывается, совсем не из нашего колхоза! То-то его не видно последнее время.
Я смотрела и сравнивала отца Павлика со своим.
Высокий, подтянутый, в защитных галифе и гимнастерке, мой отец и в самом деле был похож на председателя. Неважно, что это обмундирование мама шила сама. Я помню, как, pacстелив на полу отцовские рваные галифе, распоротые по швам, она выкраивала точно такие же новые. А потом шила на машинке, покусывая ногти и украдкой вытирая слезы, когда у нее ничего не получалось. Отец успокаивал ее и говорил, что все получится, только нужно терпение… На его богатырской фигуре гимнастерка сидела красиво и ладно. Рядом с ним отец Павлика казался совсем щупленьким и жалким.
Как бы угадав мои мысли, Зинка сказала:
- Жена у него померла позапрошлый год…
Я чуть не заплакала, так жалко мне стало и Павлика, и его отца.
- А что, они так вдвоем и живут? - спросила я.
- Еще девочка есть, Танька, сестра Павлика. Четыре года ей, - сказала Зинка.
- Ну, так я надеюсь на тебя, Егорыч, - сказал Алексей Иванович, подавая на прощание руку.
В это время из-за бани вынырнула та самая легковая машина, которую мы утром видели возле родника. Переваливаясь, как утка, она медленно поползла к сараям.
- Смотри-ка, те самые дядьки! - воскликнула Зинка.
К моему удивлению, вместе с ними из машины вылезла моя мама в своем нарядном батистовом платье.
- Вот, Саша, к нам в колхоз товарищ корреспондент из областной газеты. Я как раз в правлении была… Ну, прошлись с ним по колхозу, а потом… поехали сюда… - сказала она.
Отец нахмурился.
- Сивцов, - отрекомендовался приезжий, пожимая отцу руку.
- Кто, кто он такой? - допытывалась Зинка.
- Ты же слышала - Сивцов, - сказал Ленька.
- Да я не про фамилию. Твоя мать его как-то иначе назвала. Кор… кор… пойдет… - силилась она вспомнить непонятное слово.
В это время к нам подбежал запыхавшийся Федя.
- Фу ты, не успел! - сказал он, отдуваясь.
- Чего не успел? В самый раз, - успокоила его Зинка. - Вот только что подъехали, без тебя еще ничего не начинали…
- Да молчи ты, если не соображаешь, - зашептал Федя. - Я их еще возле правления встретил. Они как приехали, так и полезли везде фотографировать, а председательша, Елена Сергеевна, говорит: «Беги, Федя, предупреди Егорыча, что из газеты приехали». Я побежал в первую бригаду, а мне сказали - сюда уехал… Пока добежал, а они… вот, явились… - вздохнул он огорченно.
Между тем корреспондент уже вынул из кожаной сумочки фотоаппарат и, покручивая его, весело говорил:
- В этом году вы по району первые с уборкой хлеба управились. Того и гляди вообще на первое место выйдете.
- Рано еще толковать об этом, - хмурясь, возразил отец.
- Ничего не рано. Есть у вас такие возможности, - сказал Сивцов.
Отец усмехнулся.
Все собрались вокруг и, прислушиваясь к разговору, тоже улыбались.
- Ну, так я того, пойду, - сказал вдруг отец Павлика, поддергивая штаны.
Никто не обратил на него внимания, и он незаметно ушел.
- Оленька, бегите домой переоденьтесь, - наклонясь ко мне, шепотом сказала мама. - Красное платье надень, в горошек. Да умойся…
Мы не стали долго расспрашивать, что к чему, и помчались с Ленькой переодеваться.
Когда мы вернулись, корреспондент, щелкая аппаратом, фотографировал молотьбу.
Потом начал фотографировать колхозников, группами и в одиночку.
Я потянула Зинку за скирду и сунула ей в руки две оранжевые ленты.
- На, заплетись.
- Зачем? - удивилась Зинка.
- На всякий случай. Может, и нас сфотографируют…
Зинка неумело начала заплетать свои непослушные вихрастые волосы. Вдвоем мы кое-как справились с ними, и она стояла, как деревянная, боясь нарушить всю эту красоту.
Фотографироваться нас пока никто не приглашал. Нам надоело стоять и ждать.
- Пойдем съедем разок, - предложила Зинка.
Забыв про косы, она первая полезла на скирду. Я - за ней, Ленька тоже не отставал. Наверху Зинка подобрала под себя платье, села и - ж-жих! - ловко съехала вниз. Не долго думая, я тоже уселась на свое горошистое платье и скользнула вслед за Зинкой. В ту же секунду я почувствовала, как подо мной что-то треснуло. Оказавшись на земле, вскочила и глянула сзади на свое платье. Оно было разорвано до самого низа и болталось треугольником. Подняв глаза, я увидела прямо перед собой корреспондента. Взглянув на нас с Зинкой, он улыбнулся и сказал: