ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ДРУЗЬЯ И НЕДРУГИ

ПЕРЕЕЗД

В тот день я проснулась рано. Мой братишка Ленька услышал, что я встала, и тоже вскочил, испуганно протирая круглые заспанные глаза. Он, видно, как и я, боялся прозевать самое интересное. Шутка ли, ведь мы переезжали. И не куда-нибудь, а в деревню.

Наш папа еще с весны уехал туда на работу. Его послали председателем в отстающий, недавно организованный колхоз. Все лето ему было не до нас, и мы жили в городе с мамой и бабушкой. Приезжая по делам, он на минутку забегал домой, и мы с Ленькой засыпали его вопросами. Что такое колхоз? Почему он отстающий? И что папа там делает? Леньке казалось, что колхоз - это какая-то машина, вроде паровоза.

- Все колхозы идут быстро, а папин отстает. Наверно, в нем что-нибудь испортилось и папу послали исправить, - говорил он.

Я, конечно, не верила. Если бы только исправить, то папа уже приехал бы обратно, а он там живет целое лето, и мы тоже туда поедем. Все. И бабушка, и мама, и мы с Ленькой, и Рыска. И даже наш зеркальный шкаф и бабушкина швейная машина.

Когда я все Ленькины рассуждения передала маме, она рассмеялась и сказала:

- Колхоз - это не как паровоз, а скорее как город, только поменьше. Там есть поле, лес, луг, речка… и дома.

- А почему он отстающий? Как он может отставать, если стоит на месте и никуда не идет? - допытывались мы.

Мама подумала и сказала:

- Он называется отстающим потому, что у людей, которые там живут, мало хлеба, мало коров и молока. А нужно сделать так, чтобы всего было вдоволь. Вот нашего папу и послали помочь этим людям.

- Видишь, - сказала я Леньке. - Наш папа не только машину может исправить, он все может.

Ленька был согласен со мной. Он тоже гордился нашим отцом. Только он никак не хотел согласиться, что в деревне все такое же, как и в городе: и небо, и земля, и солнце.

- Знаешь, Оля, - говорил он мне, - я думаю, что небо в деревне… фиолетовое. Домики маленькие, белые с разноцветными крышами, а трава и деревья синие…

Я не соглашалась.

- Зажмурь глаза. Крепко-крепко, сама увидишь, - посоветовал он.

Я зажмурила глаза, но, кроме красных прыгающих кругов, ничего не увидела.

- Ну что?

- Ничего.

- Совсем ничего не видела?

- Круги красные.

- Это коровы, - заявил Ленька. - В деревне коровы красные.

Я рассердилась:

- Не выдумывай! Коровы красные не бывают, и трава синяя не бывает, и фиолетовое небо!

- Не бывает?! А помнишь, мы видели с тобой розовое небо и красное солнце? Оно висело совсем низко, над лесом.

Я вздохнула, не зная, что ответить.

И вот сегодня мы увидим деревню собственными глазами. Накануне приехал папа и сказал, что будем переезжать. Еще с вечера все было уложено в чемоданы, посуда - в большой ящик, а швейная машина стояла полосатая, как зебра. Это бабушка обшила ее половиком. Только шкаф громоздился на прежнем месте и, казалось, никуда не собирался. В его зеркале я увидела девчонку в коротеньком синем платье, в сандалиях и с черной челкой на лбу. Из-под челки выглядывали серые глаза.

Это была я.

Одеваясь на ходу и пыхтя от усердия, из спальни вышел Ленька.

- Вкусно пахнет, - заметил он, потянув носом.

Из кухни доносилось шипение примуса. Заглянув туда, мы увидели бабушку. Она жарила наши любимые картофельные оладьи. В другой раз мы бы захлопали в ладоши от радости, но сегодня оладьи показались чем-то таким обычным, будто мы ели их каждый день. Хотелось скорее выбежать во двор, взглянуть, не пришли ли за нами подводы. Однако бабушка усадила нас на ящик с посудой и заставила поесть.

- Ешьте, ешьте, - сказала она, - обедать, может, сегодня не придется.

И верно, обедать нам не довелось. В полдень из колхоза пришли три подводы. Это были не обыкновенные телеги, какие мы видели в городе, а высокие, решетчатые. В таких, как мы после узнали, возят снопы и сено.

Взглянув на подводы, запряженные тощими лошаденками, бабушка сердито фыркнула:

- Председатель называется! Лошадей для себя не мог выбрать?

А нам с Ленькой и лошади, и телеги очень понравились. Только бы скорее ехать. Но нас посадили в последнюю очередь.

Сначала уложили шкаф. Он долго упирался и никак не хотел грузиться - ни боком, ни стоя. Когда его наконец уложили, оказалось, что он занял чуть ли не всю телегу. На вторую подводу погрузили стол, кровати, стулья и ящик с посудой. А на последнюю уселись мы с мамой. Под нами лежали чемоданы и узлы с подушками и одеялами. Сидеть было удобно. Наша телега выехала вперед, и мы видели, как на самой последней, рядом со шкафом, восседала бабушка, придерживая руками фикус. Фикус вежливо кланялся во все стороны, прощаясь с городом.

И вдруг Ленька закричал:

- Рыска! Рыска! Бабушка, Рыску забыли!

Я тоже было открыла рот, но не успела зареветь, как где-то совсем рядом послышалось «мяу».

- Здесь ваша Рыска, - сказала мама.

Оказалось, что Рыска едет на одной телеге с нами, - в бабушкиной большой корзине из-под белья.

Мы сразу успокоились и стали смотреть по сторонам. Вдаль, к темному лесу убегали сжатые поля. Белые и ершистые, они были похожи на недавно постриженную Ленькину голову. По жнивью паслись коровы. Были среди них черные, рябые и коричневые, но красных не было. И небо над нами было обыкновенное, голубовато-серого цвета. Мы так и не дождались, чтобы оно стало фиолетовым. Потом из-за леса навстречу нам выползла огромная туча, и небо сразу стало темным. Лошади зашагали быстрее. Мы сидели притихшие и смотрели, как первые капли дождя скатываются с пыльных листьев фикуса. Прижавшись к маме, мы укрылись плащом.

Ехать стало неинтересно.

Дорога быстро размокла, и лошади устало тащились по хлюпкой грязи. Телеги скрипели, как будто вот-вот развалятся. Под их монотонный скрип я уснула. Проснулась оттого, что мы остановились. Вокруг была непроглядная темнота, и только позади мелькал крошечный огонек.

«Может, волки?» - подумала я, но огонек вспыхнул сильнее, и я догадалась, что это кто-то курит. Из темноты донесся сердитый бабушкин голос:

- Вот тут где-то она упала и как сквозь землю провалилась.

- Кто провалился? - спросила я оторопело.

- Крышку от кастрюли потеряли, - сказала мама, и я по голосу почувствовала, что она улыбается.

Отец чиркал спичками, стараясь посветить на дорогу. Желтый крошечный огонек на секунду выхватил из темноты бабушку, закутанную в клетчатый платок. Согнувшись, она шарила палкой вокруг телеги.

- Да бросьте вы, Михайловна, - сказал отец. - Стоит ли из-за какой-то крышки мокнуть? Поехали.

- Много ты понимаешь! - рассердилась бабушка. - Ты и кастрюлю потеряешь - не пожалеешь. Все нипочем…

- Я же не виноват. Грязь кругом, - примирительно сказал отец.

Усаживаясь на телегу, бабушка ворчала:

- Жил бы себе, как люди… А то сам не сидит на месте и семью за собой таскает. Один убыток от такой жизни, а пользы…

- Подождите, Михайловна, будет польза, - весело сказал отец, помогая ей устроиться поудобнее.

- Да уж будет! Весь свет на свой лад все равно не переделаешь…

- Переделаем со временем, - не сдавался отец.

Подойдя к нам, он спросил:

- Ну, как бы тут, команда?

- Мы за тебя, - улыбаясь, сказала мама, - хотя, конечно, крышки жаль. Кастрюля новая…