— Это вздор, — сказал Меншиков. — Можно ли верить всяким бабьим сказкам?.. Знаешь что, братец, после обеда я поеду с тобой в Бахчисарай. Я давно, там не был, интересно посмотреть, да и тебе, кстати, покажу достопримечательности ханского дворца. Ты, конечно, помнишь пушкинскую Зарему? Настоящее имя ее было, говорят, Феря — не особенно благозвучное имя!

— Разве, ваша светлость, Пушкин не сочинил все это из головы?

— Нет, он основывался на местных преданиях. Поедем, я тебе все покажу и расскажу.

После обеда князь с Панаевым, другими адъютантами и значительным конвоем поехал в Бахчисарай. Как раз в то время, когда в Севастополе Корнилов, сделав смотр войскам, окончательно распределял позиции, князь Меншиков, посетив полицмейстера и побывав в ханском дворце, заехал на обратном пути в татарскую кофейную. Жители города со старшинами и муллами толпились по улицам, глазея на княжескую свиту; князь сошел с коня и вместе с Панаевым пошел в кофейную. Кофейная была вполне в татарском вкусе, над оврагом, ход с улицы вел в нее по длинному узкому пешеходному мостику. У входа на мост также стояла толпа в ожидании князя.

— Сейчас, братец, убедишься, что татары не уступают туркам в умении приготовлять кофе, — сказал князь Панаеву. Толпа расступилась, князь прошел под навес и спросил кофе. В несколько минут кофейные зерна были изжарены, столчены, сварены и поданы по-турецки, с гущей, в крошечных фарфоровых чашечках, вставленных в медные рюмочки вместо подноса. Напиток оказался превкусным.

— Видишь, братец, как расторопны татары, — сказал князь. — Пожалуй, расторопнее нашего Кирьякова.

Уходя, князь положил золотую монету и возвратился в главную квартиру в весьма веселом настроении духа.

IX

Ординарец Меншикова Стеценко, следуя совету князя, тогда еще не знавшего, что неприятель окончательно перешел в Балаклавскую долину, отправился в Севастополь ночью пешком, с проводником-татарином, соблюдая всевозможные меры предосторожности.

Стеценко прошел по тому месту, где авангард лорда Раглана напал на наш парк; место это было заметно по остаткам разломанных повозок. Проводник боялся идти прямым путем и повел Стеценко глубокими лесными балками. Подошли к долине Черной.

— Там лагерь французов, — сказал татарин, указывая рукой в темноту, но Стеценко ровно ничего не видел, как ни напрягал зрение.

Подошли к реке. Мост был разрушен, и пришлось пробираться по сваям.

Уже светало, когда Стеценко со своим татарином поднялся по Саперной дороге. С горы спускалось несколько всадников. Они вдруг остановились. У Стеценко дух замер.

"Вот чертовщина! — подумал он. — Неужели это неприятель?"

Тут он увидел казачью пику.

"Слава Богу, Севастополь еще не взят!" — подумал Стеценко и участил шаги.

— Обезьянинов[94] да это ты! — вскричал он, узнав приятеля-лейтенанта, который вдвоем с казаком ездил сюда смотреть, нет ли неприятеля.

Обезьянинов велел казаку слезть с лошади, и Стеценко поехал вместе с ним к Малахову кургану. Здесь под наблюдением контр-адмирала Истомина и инженера Ползикова[95] возводились укрепления. За эти дни Малахов курган стал неузнаваем.

Увидя Стеценко, Истомин даже всплеснул руками.

— Да скажите наконец, лейтенант, куда запропал главнокомандующий? спросил он. — Что он там делает? Где он? Что все это значит?

— Ваше превосходительство, его светлость близко. Князь велел мне узнать, что делается в Севастополе, и обратить особое внимание на укрепление Докового оврага.

— Вы видите, что мы здесь не сидим сложа руки. Говорите же, где князь и когда именно он вернется?

— Армия дня через два покажется в виду, — сказал Стеценко, так как надо было сказать что-нибудь. — Да притом, ваше превосходительство, судя по тому, что я вижу у вас на бастионах, Севастополю нечего опасаться, если б армии и не было.

Но Истомину было не до выслушивания комплиментов.

— Хорошо вам говорить, — сказал он. — Отправляйтесь немедленно к адмиралу Корнилову и, пожалуйста, сообщите подробно об армии. Мы здесь все не знаем, что и думать.

Стеценко поехал к Корнилову, который, выслушав его подробно и узнав, что к Меншикову присоединился Хомутов[96] с десятитысячным отрядом, что на днях прибудет вся 12-я пехотная дивизия и что тогда князь намерен атаковать врагов, сказал:

— Вы видите, мы здесь не унываем, укрепляемся, как умеем и как средства позволяют. Удивляюсь, почему князь не двинулся сюда немедленно по прибытии отряда генерала Хомутова. Прошу вас сейчас же ехать со мною на оборонительную линию: я должен показать вас моему гарнизону в подтверждение того, что армия с князем не находится в бегах. Потом милости просим ко мне отобедать.

Взяв с собою Стеценко, Корнилов поехал по бастионам и проехал всю линию, передавая главным начальникам вести из армии.

После этого объезда Стеценко почувствовал себя совершенно разбитым от усталости и зашел к своему знакомому моряку Викорсту, жившему на Северной. Не застав хозяина, он велел его денщику стащить с себя сапоги, преспокойно разлегся на его постели и заснул сном праведника. Проспав несколько часов, Стеценко был разбужен сильным стуком в дверь.

— Кто там? — спросил он.

— Вставайте, ваше благородие, — сказал денщик, — за вами пришли.

Денщик был из молодых и довольно нерасторопный и непонятливый. Он даже не знал фамилии Стеценко и не догадался спросить его, кто он.

Наскоро одевшись, Стеценко отворил дверь. Вошел господин, в котором Стеценко тотчас узнал севастопольского полицмейстера. Полицмейстер, наоборот, не знал в лицо Стеценко.

— Честь имею рекомендоваться: здешний полицмейстер, — официальным тоном произнес вошедший и сел на стул. — Позвольте спросить ваш паспорт…

— Паспорт? Да ведь я ординарец главнокомандующего, — ничего не понимая, спросил Стеценко.

— Как ординарец?.. Да что же это я, в самом деле, ослеп, что ли?! воскликнул в свою очередь полицмейстер. — Да вы правду ли говорите, милостивый государь? Вы русский или поляк?

— Удивляюсь вашим вопросам. Да вот, слава Богу, Викорст. Выручи, голубчик. Не знаю, за кого меня принимает господин полицмейстер.

— Что? В чем дело? — спросил вошедший Викорст, обнимаясь с товарищем и подавая руку полицмейстеру, которого знал лично. — Рекомендую: лейтенант Стеценко, ординарец светлейшего.

Полицмейстер совсем опешил.

— Простите, ради Бога! Представьте, какое недоразумение! Ко мне прибежал ваш денщик, заявивший, что какой-то незнакомый ему офицер явился на вашу квартиру и расположился как дома. Между тем в городе ходит слух, что к нам пробрался какой-то переодетый поляк, неприятельский шпион… Я и вообразил! Ведь находит же иногда на человека затмение!

— Так вы меня приняли за французского шпиона! — сказал Стеценко, расхохотавшись. — Благодарю, не ожидал! Ну, господин полицмейстер, теперь одно из двух: либо на ваш счет выпивка, либо я вызываю вас на дуэль за оскорбление.

— Я, разумеется, предпочитаю первое, так как для дуэли я слишком стар, а в свое время и мы дрались… Хе-хе-хе!

— Нет, господа, как хотите, я хозяин, и вся история вышла по глупости моего остолопа, поэтому выпивка на мой счет…

— Если хотите, грех пополам, — настаивал полицмейстер. — Только уж если выпивка, так знаете, чтобы был настоящий пунш, не так, как теперь пьет молодежь, а по-старинному.

— Будет. Эй ты, образина! — позвал Викорст своего денщика. — Следовало бы тебя вздуть за излишнее усердие! А знаете, — сказал он, когда денщик ушел за напитками, — в народе ужасно тревожное настроение. Сегодня здесь на базаре исколотили одного татарина, приняв его за шпиона.

Недоразумение было заглажено пуншем, приготовленным самим полицмейстером по всем правилам искусства.

Ночью Стеценко отправился назад, в главную квартиру, отыскав на базаре нового проводника.