Меншиков приказал одному казаку следовать за собой и лично повел две роты московцев.

— Вот в этом направлении, — сказал он, указывая правее маяка.

Кирьяков слышал это приказание и не утерпел. Он подъехал и сказал:

— После трехдневного форсированного марша эти батальоны в полтора часа не могли отдохнуть. Пусть бы полежали; можно их заменить другим полком.

— Для них это ничего не значит. Извольте поставить их в ружье! — сказал Меншиков.

— По приказанию главнокомандующего — в ружье! — скомандовал Кирьяков.

Но Меншиков этим не удовольствовался. Он лично стал расставлять батальоны. Одному из них, под командою Граля, велел опуститься к речке по лощине и стать колонною к атаке подле резервных белостокских батальонов, другому — стать подле каменной стенки, ограждавшей небольшой фруктовый сад с высокими деревьями.

— Вы должны иметь эту стенку постоянно в глазах, — сказал Меншиков батальонному командиру. — Не дайте неприятелю укрыться за нею, а в случае надобности выбейте его оттуда штыками.

— Слушаю, — ответил батальонный командир, мужчина средних лет, с тонкими аристократическими чертами лица. Это был граф фон Зео. Как-то странно звучало у него это солдатское слово "слушаю", так и казалось, что он заговорит отменным французским языком.

Дивизия Боске шла по-прежнему впереди всех. Англичане уже почти поравнялись с первой и третьей дивизиями французов и находились уже верстах в двух от реки Алмы.

Здесь начинался спуск под гору к реке. Союзная армия в последний раз остановилась. Внизу, из-за садов и виноградников, сверкали струи извилистой Алмы; по ту сторону реки, посреди холмов, покрытых зеленью, виднелись большие серые квадраты и прямоугольники: эти серые фигуры состояли из людей, одетых в шинели, несмотря на палящий зной.

На минуту в союзной армии наступила глубокая тишина. В шестидесятитысячной армии все вдруг умолкли так, что ржание какой-то ставшей на дыбы лошади было слышно на громадном расстоянии. Гул и говор тридцати тысяч русских ясно доносился до слуха союзников. Далеко были слышны слова шотландского генерала Кэмбеля, который нарушил молчание, сказав:

— Кажется, пора освободить людей от половины их патронов.

Лорд Раглан в это время ехал навстречу маршалу Сент-Арно. Оба главнокомандующие поднялись на курган и стали смотреть в трубы. Сент-Арно был вполне уверен, что лорд Раглан одобрил его план сражения. Спрятав свою трубу в футляр, он с живостью спросил лорда:

— Вы, стало быть, обойдете неприятельскую позицию?

Теперь только в первый раз лорд Раглан пояснил свою мысль.

— У неприятеля, — сказал он, — стоит на правом фланге столько кавалерии, что я не решусь обойти его.

Маршал не сказал более ни слова и, закусив губы, поскакал по направлению к своему центру. Дивизия Боске уже начинала обход русского левого фланга.

XV

Боске провел десять лет в Алжире и был одним из самых способных генералов французской армии. В противоположность князю Меншикову, который, проведя несколько суток на алминской позиции, оставался при убеждении, что западный утес близ устья Алмы неприступен, Боске счел необходимым лично исследовать местность.

Еще на рассвете Боске в сопровождении нескольких офицеров поехал по дороге, ведущей из деревни Алма-Тамак, и увидел, что здесь можно пройти не только солдатам, но и артиллерии. Когда французской армии пришлось остановиться по причине медленности англичан, Боске, чтобы не терять времени, продолжал рекогносцировку, а цепь его зуавов приостановилась только для того, чтобы шире разойтись, и потом, то осторожно подаваясь вперед, то снова останавливаясь, зуавы понемногу приближались к реке, нигде не видя русских.

К этому времени, впрочем, прибыли в алма-тамакские виноградники штуцерные Московского полка с поручиком Култашевым, за ними следом шел весь третий батальон московцев, который расположился цепью, заняв часть алма-тамакских садов.

Солдаты, изнемогшие от жажды, частью разбрелись по виноградникам и, мало думая о неприятеле, стали жадно поглощать спелые ягоды.

Между тем неприятельские колонны остановились. Вместо того чтобы пустить в дело штуцерных, был подан сигнал стрелять цепи, вооруженной гладкоствольными ружьями. Круглые пули, летевшие из этих ружей, не достигали неприятелей; поэтому был подан второй сигнал: перестать стрелять. Сейчас же после этого головы французских колонн разошлись веером и в свою очередь открыли огонь.

Третий батальон было зашевелился и вскоре снова скрылся в садах.

Немного погодя Боске, взяв с собой бригаду Отма-ра, двинулся по Алма-Тамакской дороге, а бригаду Буа отправил вместе с турками морским берегом. Вскоре зуавы из бригады Буа подошли к реке и искали на ней удобные переходы. Ни одного русского солдата не было перед ними. Переправа началась. Вскоре французы, а вслед за ними и турки были уже на левом берегу Алмы.

К половине двенадцатого лишь одна маленькая группа из бригады Буа дожидалась очереди перейти морскую отмель. Некоторые лежали на песке, другие, полуодетые, бродили по воде. Перебравшись через реку, Буа увидел перед собою узкое ущелье. Пехота шла с удобством, но артиллерию еще не успели переправить. В то же время сам Боске с бригадою Отмара приближался медленно, постоянно останавливаясь, к реке через деревню Алма-Тамак, ведя с собой артиллерию. Некоторые из зуавов — народ нетерпеливый — бросились вперед и, вместо того чтобы идти по дороге, перейдя Алму, взобрались на вершины по тропинкам и прямо по камням. Наконец целый батальон зуавов вскарабкался на "неприступный" западный утес, но и отсюда не было видно русских войск. Бывший невдалеке батальон Минского полка еще скрывался от глаз французов, а находившаяся там же русская полубатарея еще молчала.

Командир минского батальона, однако, давно уже заметил движение французов и просил помощи, которой ему все еще не давали.

Князь Меншиков оканчивал расстановку батальонов Московского полка, как вдруг к нему с разных сторон стали являться офицеры и казаки с известиями о переправе через Алму части неприятельского войска у самого морского берега. Фальшивая атака оказалась настоящей. Сомневаться более было невозможно, и князь, сконфуженный, взбешенный своей собственной недогадливостью, вдруг решил, что все его внимание должно быть обращено на дивизию Боске и что недаром же он до сих пор так заботился о левом фланге. Князь в эту минуту совсем забыл, что до сих пор предметом его забот был не Боске, а Кирьяков.

В сопровождении адъютантов и свиты князь поскакал по направлению к обрывам крутых высот, стоящих у моря.

Как раз в это время движение вновь началось по всей неприятельской линии.

Громадная красная лента, образованная развернутыми английскими дивизиями, уже поравнялась с ожидавшими ее французскими колоннами. Причудливые уборы шотландцев, белые перья на касках всадников, окружавших лорда Раглана — старичка в долгополом синем сюртуке, — все это уже было видно невооруженным глазом в нашей первой линии. Наши аванпосты начали стрелять и понемногу отступали за реку. Только штуцерные по-прежнему сидели в алма-тамакских виноградниках и стали оттуда не без успеха стрелять по французам.

Как раз против того места, где левый фланг французов сближался с правым флангом англичан, по ту сторону Ал мы, была крайняя правая рота третьего батальона Московского полка. Командовал ею поручик Ол ов.

Вдруг войско в красных мундирах значительной массой и бегом бросилось на него. Олов отодвинул своих людей влево и пустил на англичан беглый огонь, но в то же время в его роту стали стрелять французы.

— Бросайся, ребята, в воду! — крикнул Олов в надежде перебраться на левый берег Алмы прежде, чем враги сблизятся с ним. Но крутые берега задержали как его, так и весь третий батальон, последовавший его примеру. Произошла странная сцена: французы, англичане и русские — все смешались в общую кучу, но враги не трогали друг друга, и все пустились вброд; в этом месте было довольно глубоко и кое-где пришлось подпрыгивать, чтобы не захлебнуться. Наконец наши выбрались раньше неприятелей, вышли из речки и, отряхаясь, ушли за второй батальон, чтобы осмотреть свои патроны. Французы же и англичане вскоре попятились назад, так как их стали беспокоить наши штуцерные.