Пээтер снял с шеи пионерский галстук и спрятал его в портфель, чтобы не промочить. Поднял воротник куртки и зашагал против ветра — к парку.

Дойдя до первых деревьев, мальчик в нерешительности остановился. В такую погоду вряд ли хоть одна душа рискнёт забрести сюда. Если даже в парке и стоит кого-нибудь выслеживать, то, во всяком случае, не сегодня.

И всё-таки Пээтеру не хотелось уходить. Он втянул голову в плечи, смахнул с лица капли дождя и огляделся.

Всё ещё не видно ни одного человека. Даже ветер напрасно рыщет подлинным дорожкам и широким газонам. Сколько ни крутись, здесь ему не на кого наброситься, разве что на какой-нибудь грязный листик. Конечно, если не считать самого Пээтера. Среди марка возвышается холм; горожане называют его Мунамяги. На холме стоит одинокое, похожее на башню сооружение. В летнее время здесь помещалось маленькое кафе — в нём гуляющие могли купить себе мороженое и лимонад. Но теперь башня пустует. Даже двери заколочены досками.

Вздохнув, Пээтер поднимает воротник ещё выше.

Брр! Ну и погодка!

Ничего не поделаешь! Придётся отправляться восвояси. Сколько же можно без толку мокнуть под дождём.

Чтобы побыстрее попасть домой, Пээтер идёт напрямик и уже не обращает внимания на дорожки. Он широко шагает прямо по овальному, обсаженному цветами газону. Затем под хруст ломающихся веток прокладывает себе путь через живую изгородь и попадает на альпийскую горку. Перепрыгивая с одного камня на другой, он добирается до следующей, более высокой живой изгороди. Продравшись сквозь неё, попадает на мощённую булыжником улицу Ринги.

И вот он уже стоит возле того самого угла, где позавчера на него напали зелёные маски.

Пээтер, конечно, не верит, чтобы всё это могло повториться сегодня, но всё же прижимается к стене и осторожно заглядывает за угол. В переулке никого нет.

Пээтер пересекает проезжую часть улицы и торопливо продолжает путь к дому; портфель засунут под мышку, руки — в карманах. На углу улицы Сулеви ветер швыряет под ноги Пээтеру какую-то мокрую тряпку. Мальчик дрыгает ногой, пытаясь стряхнуть тряпку, но она не отстаёт.

Пээтер недовольно наклоняется и отцепляет её. Поднимает руку, собираясь швырнуть находку в канаву… И вдруг в глаза ему бросается странная форма куска материи. Он продолговатый, в нём прорезаны две дырки, а сзади — резинка. И, кажется, он зелёный. Когда высохнет, то непременно станет светло-зелёным.

Сомнений не было: Пээтер держал в руках зелёную маску!

Её принесло ветром с улицы Сулеви.

Теперь быстрее!

Разбрызгивая лужи, мальчик бежит по длинной улице Сулеви. Вскоре она сворачивает налево, а затем прямо — словно её прочертили по линейке — направляется назад, к парку. Нигде не видно ни одного живого существа. Только в конце улицы слышатся сигналы автомашин. Сквозь сетку дождя виден ярко освещённый подъезд театра. Возле него, стоят несколько зеленоглазых такси.

Повесив маску на палец, Пээтер бредёт обратно к улице Койду. На углу он останавливается и оглядывается назад.

Через два дома от него захлопывается окно нижнего этажа. Пээтер припоминает, что в этом доме и, кажется, именно внизу, живёт Вильма.

Шумит дождь. Скрипят раскачиваемые ветром ворота. Вдалеке по улице Койду бредут две фигуры.

Как попала сюда маска? Неужели его снова подкарауливали? Наверное, ветер вырвал её из чьих-то рук — и атака не состоялась. Почему зелёные маски преследуют его? Почему?

Но ветер и дождь на этот вопрос не отвечают.

Вскоре Пээтер догоняет тех двоих, которые идут впереди него. Их заносит то на одну, то на другую сторону дороги. Они стукаются о стены домов, о столбы, о водосточные трубы.

Ясное дело — нализались. Пээтер хочет обойти пьяных стороной и вдруг узнаёт одного из идущих.

У Пээтера даже дыхание перехватывает. Ведь тот, что пониже и потоньше, тот, кто поддерживает второго под руку, — одноклассник Пээтера Калью Пийр!

Калью тоже замечает товарища. Он останавливается и, прислонив нетвёрдо стоящего на ногах спутника к стене, проводит рукавом по своему мокрому лицу.

Пээтер не может вымолвить ни слова, до того он растерялся от неожиданности, — да и о чём говорить при таких обстоятельствах. Словно сквозь туман вспоминается ему слышанный когда-то разговор о том, будто отец Калью Пийра пьяница. Наверное, этот дряблый, привалившийся к стене человек — он и есть.

Мальчики молчат. Видимо, даже Калью, который вообще-то в карман за словом не лезет, не знает, что сказать. Только пьяный бормочет что-то себе под нос и вяло размахивает рукой.

Пээтер пытается заглянуть в глаза товарища, но это ему не удаётся, — Калью каждый раз отводит взгляд куда-то в сторону. Вероятно, ему очень стыдно.

Наконец Калью берёт себя в руки. Он тихо спрашивает:

— Послушай, Пээду. Есть у тебя время?

— Есть.

— Помоги мне отвести отца домой.

Как необычно глух голос товарища! Пээтеру кажется, будто это вовсе и не Калью, председатель отряда, а незнакомый мальчик.

Какой-то комок подкатывает к горлу Пээтера. Становится трудно дышать. Ему страшно хочется утешить Калью. Но как? Этого Пээтер не знает. И он лишь тихо говорит:

— Хорошо.

Калью оживляется. Показывает Пээтеру, как лучше поддерживать пьяного. Чувствуется, у него на этот счёт имеется опыт.

До дома Калью довольно далеко. Пьяница едва передвигает ноги. Мальчикам приходится чуть ли не тащить его на себе.

Ни у Пээтера, ни у Калью нет желания разговаривать. Оба чувствуют себя подавленными, обоим неловко.

Только у дверей своего дома Калью открывает, наконец, рот:

— Спасибо, Пээду.

В то же мгновение он испуганно восклицает:

— Откуда ты это взял?!

Калью указывает на мокрую маску, — она всё ещё висит на пальце Пээтера.

— Сорвал с кого-нибудь, что ли?

Пээтер объясняет. К его удивлению, оживление Калью сразу же проходит, товарищ как будто даже рад тому, что маска именно найдена.

Одной рукой поддерживая отца, он протягивает другую Пээтеру.

— И с чего это зелёные маски так тебя полюбили?! Ты сам-то не догадываешься?

Пээтер пожимает плечами.

— Откуда мне знать.

— Ну так прощай. Спасибо ещё раз… за отца. — Калью трясёт руку Пээтера и опять отводит взгляд куда-то в сторону.

Дойдя до дому, Пээтер вихрем взлетает по лестнице. Мать наверняка уже пришла, ждёт его.

Он берётся за скобу двери… отскакивает назад.

Ого! Чёрт побери!

К дверям кнопками прикреплён листок бумаги. На нём — знакомый фиолетовый круг с двумя буквами.

На краю листка крупно написано «ПЭЭТЕРУ КИВИ».

Дверь соседней квартиры приоткрывается. Из неё высовывается всклокоченная голова Волли Кангура.

— Я… уже видел… Почему они опять тебе поставили знак?.. — Волли выходит на площадку лестницы и встаёт рядом с Пээтером.

— Кто это повесил? — рявкает Пээтер.

— Откуда я знаю! — Глаза Волли становятся ещё круглее обычного. — Я вышел, хотел в кладовку заглянуть… Вдруг вижу, что кнопками…

— Кто сюда приходил? — продолжает допрашивать его вконец разозлённый Пээтер.

— Откуда я знаю…

— Вот заладил, точно попугай, «Откуда я знаю да откуда я знаю»!

— Ну да. Не могу же я сказать «знаю», если я не знаю.

В голосе и во взгляде Волли сквозит лёгкая насмешка. До того лёгкая, что Пээтер её не улавливает. Да ему никогда в жизни и в голову бы не пришло, что Волли Кангур способен кого-нибудь разыграть или высмеять. По мнению Пээтера, Волли — дурачок и простофиля. Пээтер никогда ещё не замечал, чтобы веснушчатое лицо Кангура исказилось от злости, чтобы с его тонких губ сорвалось резкое слово.

Хотя, если говорить правду, один раз Волли всё же разозлился. Это случилось, когда кто-то вытоптал его опытную грядку в школьном саду. Ведь Волли хлебом не корми, дай только в земле покопаться. У него и дома-то ступить негде — вся квартира заставлена полками с кактусами.