— Ничего особенного… — отвечает Пээтер, глядя в стакан, откуда поднимается слабый пар.
Насаженная на вилку картофелина замирает на полпути. Мать наклоняет голову и внимательно прищуривается, — она уловила в голосе сына непривычные нотки. Деланное безразличие и — не то беспокойство, не то растерянность.
Скоро матери уже всё известно. Пээтер скрытен только в школе, только с посторонними. Матери он говорит всё до последней мелочи, делится с нею радостями и горестями. Правда, вначале он каждый раз думает, что не скажет ни слова, и всё-таки язык его очень скоро развязывается. Если бы у Пээтера спросили, кто его самый лучший друг, он, не задумываясь, ответил бы: «Мама!» Разумеется, только такому человеку, кому Пээтер может доверить самое сокровенное.
Мать всё ещё рассматривает красную после мытья руку сына. Глаза её снова щурятся, теперь уже весело.
— Ох уж эти мальчишки! Вечно у вас всякие тайны и приключения… Да стоит ли из-за этого вешать нос! Ну, сыграли с тобой шутку, что тут такого. В следующий раз сделаешь то же самое ты. Нельзя быть таким неженкой. Разве мы с твоим отцом, когда были детьми, мало дурачили своих приятелей. А те — нас. Ты же знаешь, мы с отцом по соседству жили… Однажды натянули на головы по чулку, завернулись в простыни и отправились вечером на улицу. Вот где было визгу!
Но разве кому-нибудь пришло в голову расстраиваться из-за того, что его разыграли?!
Рот Пээтера постепенно растягивается в улыбку. На лице, ещё сохранившем летний загар, сверкнули белые зубы.
Настроение становится лучше, на душе — легче.
Мать и сын прибирают со стола, затем укладываются в постели.
Щёлкает выключатель. Вначале кажется, будто комната погружается в непроглядный мрак. Но постепенно взгляд начинает различать длинную серебристую полосу на стене над кроватью. Это сквозь неплотно прикрытую штору в комнату проникает с улицы свет фонаря.
Вторая полоса света ломаной линией пересекает репродуктор.
Радио! Ведь сегодня транслировался концерт мужского хора! Прозевал!
У Пээтера словно память отшибло из-за этой дурацкой шутки. До чего жалко! Как ему хотелось послушать выступление хора! Весь вечер испортили фокусники в зелёных масках.
Мальчик засыпает с чувством мучительного сожаления.
Глава 3. Опять „ВП”
Утром Пээтер отправился в школу злой. Перед уходом из дому он ещё раз попытался отмыть проклятый знак, но — безуспешно.
Не успел Пээтер сунуть в парту портфель, как Калью Пийр уже закричал на весь класс:
— Что это за знак у тебя на руке? Татуировка, что ли? Ребята, ребята! У Пээтера татуировка…
Калью перегнулся через парту и схватил Пээтера за руку.
— Ты чего орёшь! — Пээтер с силой вырвал руку и спрятал её под парту, при этом он больно ушиб локоть.
Калью не унимался. Пристал, словно репей.
— Ребята, ребята! Ах, не покажешь! — кричал он. — Ах, так! Тогда заставим силой. Силой! — И ну тянуть руку Пээтера из-под парты. Изо всей мочи, словно от этого зависело невесть какое важное дело.
К ним подбегали всё новые мальчишки. Задние повскакали на парты и вытянули шеи. Поднялся гвалт и шум. Посыпались на пол карандаши и ручки. Девочки начали ругать мальчиков. Дежурный вопил, что сейчас придёт учитель. Но никто и ухом не повёл. Руку с татуировкой во что бы то ни стало надо было вытащить на свет!
Те, кто посмелее, решились помочь Калью. Правда, с оглядкой, — ведь Пээтер парень горячий, в любой момент может влепить увесистую оплеуху.
Наконец рука, вызвавшая такой переполох, была выставлена для всеобщего обозрения. Её крепко прижали к крышке парты.
Теперь каждый мог собственными глазами увидеть на руке Пээтера загадочный круг и в нём ещё более загадочные буквы.
Ого! На этот раз ребята старались не зря.
— Что это? А? Кто сделал? — воскликнул Пауль Оттин и чуть было не ткнулся своим носом-пуговкой в руку Пээтера.
— Оставьте меня в покое! — сопротивлялся Пээтер. Его светлые брови были сдвинуты к самой переносице, глаза сверкали от злости.
— Не будь жадюгой, Пээду! — продолжал Калью. — Расскажи нам, кто тебе сделал татуировку. Мы попросим и нас разрисовать. Какое-нибудь сердце, пронзённое стрелой! Ха-ха-ха!.. А что обозначает это «ВП»?
— Лучше бы попросил наколоть инициалы Вильмы Кютт! — перебил его Пауль.
Ребята дружно рассмеялись.
Хлопнула откидная доска парты, — Пээтер оттолкнул ближайшего из насмешников и вскочил. Лицо мальчика пылало, словно было растёрто махровым полотенцем.
— Что ты болтаешь!?
Пээтер поднёс кулак прямо к носу Пауля.
В этот момент кто-то схватил Пауля сзади за плечи и принялся трясти, да так, что его круглая голова заболталась из стороны в сторону.
— Покажи ему, Вильма, где раки зимуют! — кричали девочки. И Вильма изо всех сил трепала Пауля.
— Помогите! Ой… ой!.. — верещал Пауль, стараясь сбросить с плеч руки Вильмы. Но она вцепилась в него, словно ястреб в зайца. Мёртвая хватка. И не удивительно. Даже среди мальчишек далеко не каждый может сравниться с Вильмой Кютт. Для этой низкорослой смуглой девочки ни один забор не был слишком высоким, ни одна река — слишком глубокой. А толстячок Пауль даже на турнике не мог подтянуться.
Внезапно дверь класса открылась.
«Тсс!» — пролетел по рядам парт сигнал тревоги.
Вильма спрыгнула со скамейки. Пауль быстро одёрнул пиджак. Кулак Пээтера молниеносно исчез в рукаве куртки.
Весь класс с таким невинным видом смотрел в глаза стоявшего в дверях учителя, словно здесь находились розовощёкие куколки, которых только что привезли с фабрики игрушек.
Учитель математики Норман, пожилой лысый человек, неторопливо прошёл к столу. Постоял несколько мгновений, словно что-то решая. Затем погладил рукой подбородок и кашлянул. Сквозь выпуклые стёкла очков в чёрной оправе по классу скользнул знакомый всем взгляд. В нём были одновременно и строгость, и улыбка. Наконец учитель произнёс не громко и словно бы удивлённо:
— До чего у нашей Вильмы вежливое, как и подобает девочке, обхождение! Одно удовольствие смотреть.
Класс дружно рассмеялся.
Все знали, что Вильма не прочь иной раз и в футбол поиграть, и пострелять из рогатки. Недаром её любимая одежда — тренировочный костюм.
— Садитесь.
Учитель положил на стол пачку тетрадей, которую держал под мышкой, и раскрыл журнал.
А дежурный взял со стола жестяную коробочку с цветными мелками, открыл её и поставил на желобок доски. Учитель Норман очень любил пользоваться цветными мелками, когда объяснял материал.
Урок пролетел незаметно, как, впрочем, все уроки учителя Нормана. Этот человек умел сделать их занимательными, создать в классе отличное рабочее настроение. С интересом следили за объяснениями даже те, кому математика давалась с трудом, у кого по этой части, как говорится, котелок не варил. Смех был частым гостем на уроках арифметики. И, как ни странно, помогал запоминать всякие правила и формулы.
На переменке вновь началась атака на злополучную руку Пээтера. «Где и зачем?», «Кто и как?» — такими вопросами бомбардировали его в течение всех десяти минут. Разумеется, настроение Пээтера от этого не улучшилось.
Ну что им ответить?! Рассказать о зелёных масках, — все живот надорвут со смеху. Кто же поверит в такую историю! А если и поверят, то сразу начнут спрашивать, как это он, боксёр с великим будущим, позволил каким-то трём типам сыграть с собой такую глупую шутку. Где были его кулаки? Да… где они были?