Именно поэтому, без слов, просто развернуться и бежать по лестнице вниз, стараясь не вспоминать те поспешные шаги, что отдалялись от меня секунду назад, потому что их хозяин был так же напуган, как и я.
Глава 17.
«— Мне кажется у Губера аллергия на твои растения, — проговариваю я, подняв голову.
Элизабет фыркает и ставит горшок с цветком на подоконник.
— На что у Губера аллергия, так это на твоё поведение, мистер, — выставив указательный палец, грозно произносит она, в то время как щенок с интересом наблюдает за моей качающейся ногой.»
Сидя на корточках, я разглядываю осколки белого горшка, что разбился еще до того, как её убили. Как выстрелили ей прямо в грудь. В сердце.
Тянусь рукой, схватив один из острых кусков керамики, и разглядываю его, словно на нём могут быть написаны ответы на все интересующие меня вопросы.
Какой ёбаный бред.
Швыряю осколок и поднимаюсь на ноги, пнув наполовину сгоревший пуфик, что когда-то стоял в прихожей моего дома. Нашего дома.
Уже больше часа я блуждаю по этим развалинам и пытаюсь понять, что мне делать дальше.
«— Мы не можем скрывать это так долго, — сидя на диване, утверждаю я. — Времени всё меньше, а ты медлишь.
— Ты же знаешь, как он относится ко всему этому…— осеклась Элизабет, прикусив губу.
Она лежит головой на моих ногах, а я задумчиво перебираю её волосы.
— Ко мне, — поправляю её.»
Это воспоминание крутится у меня в голове уже который день, но я не могу вспомнить причины, по которой этот человек так недолюбливал меня. Почему был против того, чтобы я встречался с его дочерью. Почему был против помолвки, а уж тем более, против свадьбы и вполне мог не дать благословения.
На моём лице кривая улыбка, и всё потому, что одно его желание было исполнено — ему и вправду не пришлось давать благословения.
Останавливаюсь у обваленной стены и прислоняюсь к ней спиной, взглянув на заплесневелый от постоянных дождей потолок. Когда-то уютная гостиная с самым мягким диваном находилась именно на этом месте. Чуть левее была дверь в спальню, но вместо неё образовалась широкая дыра, через которую открывалась довольно непривлекательная картина.
Доставать воспоминания о том вечере приходиться с огромным трудом, из самых задворок памяти.
Как и все те, что были после выпуска из Академии. Отчётливо помню отца, помню, как он готовил меня изо дня в день. Помню, как он погиб. Как знал, кто в этом виноват.
Прайс.
Я помнил каждую гадость, брошенную ей в лицо. Каждое слово и этот отравительно-привычный запах жасмина.
И на этом всё.
Всё, что было после окончания Академии словно исчезло. Не до конца, но даже если и всплывало наверх, то так неразборчиво и обрывисто.
И это было так странно. Осознавать, что полгода назад я любил Элизабет Питерс, девушку Купера, с которой он встречался после Прайс. Так чертовски странно вспоминать нашу с ней дружбу и утешения, когда они расстались. А что потом? Потом, кажется, мы полюбили друг друга.
Ведь так, Уэльс?
Иначе бы ты не жил с ней. Иначе бы не сделал ей предложения.
Должно быть, ты действительно был влюблён в неё…когда-то.
И прорвало тебя на кладбище только потому, что ты считаешь себя виноватым в её смерти. За то, что подверг её жизнь опасности. И теперь она мертва.
— Я знал, что найду тебя здесь, — слышу голос позади себя, но оборачиваться не спешу.
— Знал? Ты следил за мной, верно, Чарльз? — оборачиваюсь профилем к боссу и наблюдаю за тем, как он аккуратно ступает на обломки бывшей стены. — Не отнекивайся, твоя манера вождения всегда тебя выдавала.
— Ты, как всегда, неплох в своём деле, — еле заметная улыбка и отряхивание несуществующих пылинок с пиджака.
Я делаю два шага в его сторону, минуя гору кирпичей, и останавливаюсь, взглянув в мутно-голубые глаза.
— И что привело тебя сюда? — интересуюсь я, засунув руки в карманы брюк.
Мой взгляд мимолётно падает на лакированные туфли и на то, насколько они начищены. До блеска.
Это Прайс сделала?
Ей что, заняться было нечем?
Совсем…идиотка.
— Хотел убедиться, что ты не наделаешь глупостей, — еле заметно пожимает плечами.
— Глупостей? — вздымаю я бровь.
— Я бы советовал тебе не высовываться, — звучит как хреново предупреждение.
Высовываться?
— Месть — не лучшая таблетка от подобного горя.
Мстить? С чего бы?
Из-за того, что Элизабет мертва? Возможно это было бы логично, но я не помню, кто её убил.
Честно признаться, я до сих пор не в курсе, что, чёрт побери, произошло той ночью. Да, на нас напали и да, я более чем уверен, что искали меня. Но почему? Кто желал мне смерти?
Вопросов была тысяча, но ни один из них не хотелось озвучивать перед Чарльзом…и я не знаю, почему. Ведь он был мне почти отцом все эти годы.
— Советуешь, исходя из собственного опыта? — с моих губ слетает ядовитая усмешка, и я вижу, как его это задевает.
И почему я не чувствую вины за это? За то, что затронул его чувства?
Чего я, черт побери, не знаю?
Чарльз поджимает губы, а я улавливаю движение позади и сосредотачиваю взгляд на мужчине в чёрном, что стоит прямо в лесу, почти скрывшись за деревьями. Пытаясь не выдать себя, перетаптываюсь с ноги на ногу, а затем делаю шаг вперёд, глядя на незнакомца.
Он неподвижен.
— Тебе бы стои…
— Мне пора, — перебиваю, обходя Чарльза по направлению к лесу.
Мне бы следовало сделать вид, что я иду к машине, а там свернуть, но, боюсь, нужный мне объект исчезнет, поэтому уверенно шагаю по мокрой и вязкой земле, думая о том, что Прайс потратила время впустую, пытаясь почистить мои туфли.
Блять, неужели она действительно делала это?
Ну, а как иначе? Не по волшебству ведь они чистыми стали, кретин!
Замираю на месте и прислушиваюсь к своему собственному дыханию. Поверхностному. Пропитанному яростью.
Ни-ко-гда!
Слышишь?!