Смех.

Я оборачиваюсь на звук и замечаю его улыбку.

— Какого именно? — спрашивает он.

Что?

О, нет.

Всего секунды хватило, чтобы загнать меня в краску.

Я устало роняю голову в ладони и тихо выдыхаю, ощущая, как хвост этой лохматой живности лупит меня по спине.

Какой кошмар.

На что я подписалась? И…что будет дальше?

Они знают, что он жив. Они знают его новое имя.

Они легко вычислять, что он летал в Шотландию…со мной.

А затем пробьют адрес моего дома. Придут и убьют нас обоих.

 — Приехали, — говорит водитель, и я поднимаю голову.

Уэльс смотрит на меня с неким подозрением. Затем оборачивается, зачем-то взглянув назад. Влево, вправо.

— Да, я живу в двух кварталах от тебя, — выдыхаю я.

— Удобно, — это всё, что он говорит по дороге ко мне домой.

Я отпираю дверь, а затем толкаю её и делаю несколько шагов вперёд. Меня тут же встречает радостный лай маленького щенка, заставивший меня замереть.

Нет.

Нет.Нет.Нет.

Губер.

По спине пробегается холодок от осознания того, что Уэльс позади меня тоже замер. Я слышу, в какой истерике бьется кот в его руках, но Остин вовсе не обращает на него внимания, потому что всё, что он перед собой видит — это щенок.

Его щенок.

Его и её.

Глава 8.

Меня будто окунают в хреновый омут, как только я сталкиваюсь взглядом с маленьким золотистым щенком.

Руки. Чужие руки, женские. На левой руке кольцо. Я не вижу лица, вижу лишь её руки и кружевное белое платье.

Моя мать любила такие платья.

Я видел её фотографии. Её и отца. Даже её свадебное платье было украшено элементами кружева.

Женские руки тянутся к щенку, гладят его. Он совсем маленький, комок, помещающийся в чужих, неизвестных мне ладонях.

Он скулит и облизывает бледную кожу ладоней.

— Остин? — где-то отдал§нно. Где-то на задворках памяти.

Отмахиваюсь, как от назойливой мухи. Всё расплывается…лишь щенок, который скачет у моих ног. Он больше, чем в воспоминаниях.

И в…воспоминаниях ли?

Может сон.

Такие мне часто снятся в последнее время.

Слишком реалистичные.

Слишком правдивые.

— Остин? — снова, но голос другой. Взволнованный, почти нежный.

Моргаю несколько раз и поднимаю голову.

Щёлк.

Она стоит прямо передо мной. Почти спускается на колени, придерживая край чёрного платья, чтобы тот не пополз вверх. Только сейчас я понимаю, что почти сижу на полу и держу в руках щенка, скулящего в моих объятиях так, словно он рад меня видеть.

Какая чушь.

— Я в порядке, — отвечаю я, хотя у меня и не спрашивали.

Кому какая разница, в порядке ли я?

Моей мёртвой матери, или отцу? Друзьям, которых у меня нет?

Ах, да, ей. Возможно, ей не плевать, но лишь потому, что я её клиент, объект, или как там у них это называется.

Её рука тянется к щенку на моих руках, и мне кажется, что она хочет его забрать, но нет, всего лишь гладит, робко улыбаясь, словно с облегчением.

— Как его или её зовут? — интересуюсь я, подняв голову.

Некоторое время она мешкается, словно забыла, а затем еле слышно отвечает:

— Губер.

Губер.

Красивое имя у тебя, Губер.

В ответ на свои мысли, рядом слышу шипение.

Ох, блядская ревность здесь не к месту, Жак.

— Ты не говорила, что у тебя есть собака.

— А ты и не спрашивал.

И когда мы успели перейти на твёрдое «ты»?

День, или два дня назад? Когда мне стало так привычно называть её по имени, а ей выкрикивать моё. Что самое смешное, постоянно находясь в этот момент в гневе. Ни разу ласково. Ни разу тихо.

Ни разу.

Неужели меня это задевает?

Ёбаный слюнтяй, платочек дать?

— Хочешь чаю? — почти неслышно. Осторожно.

Поднимаю на неё взгляд и безмолвно киваю.

Чего ещё хочет бездомный человек, с чемоданом вещей, рыжим котом и хреновым цветком жасмина? Конечно чаю! Мы ведь в Англии, бога ради.

В любой непонятной ситуации пей чай, понял?

Джейд встаёт с колен и направляется на кухню, а я снова возвращаюсь взглядом к Губеру, замечая косые взгляды Жака, вылизывающего свою длинный пушистый хвост.

Так спокойно, будто я в своей тарелке. Словно всё так и должно быть. Словно запах яблок и жасмина всегда присутствовали в моей жизни, и после некоторого перерыва я снова снова чувствую его. И стало так легко.

Так чертовски уютно, в этом проходе между встроенным шкафом, и комодом с другой стороны.

Аккуратно подползаю к шкафу и прислоняюсь к нему спиной, запрокидывая голову. Губер умиротворённо спит на моих руках, подёргивая иногда ногой. Жак всё ещё злится и поглядывает на меня из-за угла комода.

Пиздец.

С каких это пор ты стал анализировать движения своего кота?

Крышей совсем поехал?

Более чем уверен, что этому рыжему нахалу глубоко насрать на то, кто спит у тебя на руках. У него одна радость в жизни — поесть и поспать. Ладно, их две.

А какая радость в жизни у меня?

— Вот, держи.

Ах, вот же она, собственной персоной.

Медленно и осторожно высвобождаю правую руку из-под Губера и беру кружку с чаем.

— Чёрный?

Кивает.