— Нет, — ответил доктор. — Конечно, нет. Ее и топором-то не прикончишь.
4
Через два дня миссис Морз пришла в себя. Сначала она не могла понять, что случилось, но постепенно, когда к ней вернулось сознание, ее охватило глубокое отчаяние.
— О господи, господи, — застонала она, и слезы жалости к себе потекли по ее щекам.
Услышав стоны, в спальню вошла Нетти. Два дня она непрерывно выполняла все неприятные обязанности ухода за человеком, находящимся в бессознательном состоянии, две ночи урывками спала на диване в гостиной. Она холодно посмотрела на большую распухшую женщину, лежащую на кровати.
— Что это вы натворили, миссис Морз? — спросила она. — Для чего вы проглотили все эти таблетки?
— О господи, — опять застонала миссис Морз и попыталась закрыть глаза руками, но руки были словно деревянные и не хотели сгибаться, и она вскрикнула от боли.
— Не дело принимать эти таблетки, — сказала Нетти. — Благодарите бога, что все обошлось хорошо. Как вы себя чувствуете?
— О, замечательно, — ответила миссис Морз, — прямо восхитительно.
Жгучие слезы текли, и, казалось, им нет конца.
— Нельзя так плакать после всего, что случилось, — сказала Нетти. — Доктор говорит, что вас следовало бы арестовать за это. Он совсем взбесился.
— Почему он не оставил меня в покое? — жалобно простонала миссис Морз. — Почему, черт побери, он не оставил меня в покое?
— Нельзя так говорить и ругаться, миссис Морз, после того, что люди для вас сделали, — сказала Нетти. — Вот я совсем не спала и не убирала в других квартирах!
— Прости меня, Нетти, — ответила миссис Морз. — Ты прелесть. Прости меня, что я доставила тебе столько хлопот. Я не могла ничего поделать. На меня тоска нашла. Разве тебе никогда не хотелось сделать такое? Когда все на свете кажется ужасно паршивым.
— Мне это и в голову бы не пришло, — твердо сказала Нетти. — Вы должны развеселиться. У каждого бывают неприятности.
— Да, — сказала миссис Морз. — Я знаю.
— Тут вам пришла хорошенькая открытка, — сообщила Нетти. — Может, она вас развеселит.
Она подала ее миссис Морз. Миссис Морз прикрыла один глаз рукой — все предметы все еще казались ей неясными и расплывчатыми.
Открытка была от Арта. На обратной стороне открытки с видом «Атлетик Клуба» в Детройте было написано:
«Привет и наилучшие пожелания. Надеюсь, ты избавилась от своей тоски? Развеселись и не делай глупостей. Увидимся в четверг».
Она уронила открытку на пол. Тоска придавила ее, словно огромный тяжелый камень. Медленной чередой прошли перед ней бесконечные дни, проведенные в кровати, вечера у Джимми, когда ее считали «мировой девочкой», когда она заставляла себя смеяться и льнуть к Арту и ему подобным; перед ней прошла длинная вереница усталых лошадей, дрожащих нищих и всех других забитых, загнанных и спотыкающихся. В ногах она чувствовала пульсирующую боль, словно они были засунуты в тупоносые туфельки светло-желтого цвета. Казалось, сердце в ее груди расширилось и окаменело.
— Нетти! — закричала она. — Ради бога, дай мне выпить!
Горничная остановилась в нерешительности.
— Вы же знаете, миссис Морз, что вы чуть не отправились на тот свет, — сказала она. — Не знаю, разрешит ли вам доктор.
— А, все равно, — сказала миссис Морз. — Налей мне и принеси сюда бутылку. Налей себе тоже.
— Ну ладно, — согласилась Нетти.
Она налила и миссис Морз и себе, но из скромности оставила свой стакан в ванной, чтобы потом выпить его в одиночестве.
Миссис Морз заглянула в стакан, и запах заставил ее содрогнуться. Может быть, это поможет. Может быть, если не пить несколько дней, то уже первый стакан прибавит бодрости. Может быть, виски опять станет ее другом. Она молила об этом, не обращаясь к богу, не зная бога. О, пожалуйста, пожалуйста, сделайте так, чтобы она могла быть пьяной, пусть она всегда будет пьяной.
Она подняла стакан.
— Спасибо, Нетти, — сказала она. — За твое здоровье.
Горничная хихикнула.
— Вот так, миссис Морз, — одобрила она. — Теперь вы развеселитесь.
— Да, — сказала миссис Морз. — Конечно, развеселюсь.
ЧЕРНОЕ И БЕЛОЕ
— Вот я вас и поймала, — сказала она. — Теперь вы от меня не уйдете!
— А, здравствуйте, — ответил хозяин, — как поживаете?
— Прекрасно, — сказала гостья. — Просто замечательно. Послушайте. Я хочу просить вас об огромнейшей услуге. Вы мне не откажете? Пожалуйста. Очень вас прошу.
— Что же это за услуга? — спросил хозяин.
— Послушайте, — сказала дама. — Я хочу познакомиться с Уолтером Вильямсом. Признаюсь, я просто без ума от этого человека. О, когда он поет!.. Когда он поет эти спиричуэлс! «Ну, твое счастье, сказала я Бертону, что Уолтер Вильямс негр, иначе, сказала я, у тебя было бы достаточно причин ревновать меня». Нет, серьезно, я мечтаю познакомиться с ним. Мне хочется сказать ему, что я слышала его пение. Будьте ангелом, познакомьте нас.
— Непременно познакомлю, — сказал хозяин. — Я думал, вы уже знакомы. Вечер ведь устроен в честь него. Однако где же он?
— Вон там, возле книжного шкафа, — сказала дама. — Давайте подождем, пока те люди кончат с ним разговаривать. Нет, право, вы просто прелесть, что устраиваете для него этот чудеснейший вечер и знакомите его со всеми этими белыми, и все прочее. Он, наверное, вам ужасно благодарен.
— Надеюсь, что не очень, — сказал хозяин.
— Право, я считаю, что это ужасно мило с вашей стороны, — сказала дама. — Ужасно мило. Не понимаю, почему это знакомиться с чернокожими считается предосудительным? У меня на этот счет нет никаких предубеждений, решительно никаких! Бертон — о, у него иные мысли на этот счет. Ну, вы же знаете, он из Виргинии, а вам ведь известно какие они там.
— Он сегодня здесь? — спросил хозяин.
— Нет, он не смог приехать, — сказала гостья. — Я сегодня настоящая соломенная вдова. «Ты еще не знаешь, на что я способна», — заявила я ему, уходя. Он был такой измученный, двинуться с места не мог. Ну, разве не позор?
— Да, конечно, — сказал хозяин.
— Вот увидите, что еще будет, когда я расскажу ему, что познакомилась с Уолтером Вильямсом, — сказала гостья. — Да он умрет на месте! О, мы с ним без конца пререкаемся из-за чернокожих. Я бог знает как с ним разговариваю — просто из себя выхожу. «Не говори глупости», — одергиваю я его. Но в защиту Бертона должна сказать, что он более терпимо относится к неграм, чем многие южане. Право, он их ужасно любит. Ну, например, он сам заявляет, что не стал бы держать белую прислугу. И, знаете, у него и по сей день живет эта его чернокожая нянюшка, настоящая старая няня-негритянка, и он ее просто обожает. Когда он приезжает к себе в Виргинию, он каждый раз заходит на кухню проведать ее. Честное слово, и по сей день так делает. «Ничего не имею против чернокожих, говорит он, пока они на своем месте, вот и все». И вечно он им помогает… отдает им одежду и чего только не делает. Единственное, говорит он, единственное, чего он бы никогда не сделал и за миллион долларов — это не сел бы за один стол с негром. «О, говорю я ему, меня просто тошнит от этих твоих разговоров». Я ужасно с ним обращаюсь. Не правда ли, ужасно?
— О, нет, нет, нет, — сказал хозяин. — Вовсе нет.
— Ужасно, — сказала гостья. — Я знаю, что ужасно. Бедный Бертон. Но что делать, я совсем иначе думаю. У меня нет ни малейшего предубеждения против негров. Наоборот, я просто без ума от некоторых из них. Они ведь совсем как дети — такие же беспечные, вечно поют, смеются и все такое. Ну разве они не самые счастливые существа на свете? Честное слово, стоит мне их послушать — и мне уже хочется смеяться. О, я люблю их. Право, люблю. Вот вы только послушайте. У меня работает чернокожая прачка, уже много лет работает, и я к ней очень привязана. Это настоящий человек. Могу вам сказать, что отношусь к ней просто как к другу. Именно как к другу. И я всегда говорю Бертону: «Ну скажи на милость, разве мы все не люди?» Ну скажите, разве это не так?