Каждый раз, когда он в ярости убегал из дому, он грозил, что больше не вернется. Она не верила ему и не задумывалась над тем, что они могут расстаться. Где-то в глубине ее ума или сердца таилась ленивая, смутная надежда, что все переменится и они с Херби неожиданно заживут спокойной семейной жизнью. Здесь был ее дом, ее мебель, ее муж, ее место в жизни. Она не искала ничего другого.

Она не могла, как прежде, суетиться, занимаясь всякими пустяками. Она не плакала больше о чужих бедах, а проливала горячие слезы о себе самой. Она ходила взад-вперед по комнатам, а мысли ее непрерывно вертелись вокруг Херби. В эти дни в ней родилась ненависть к одиночеству, и она уже никогда больше не могла преодолеть этого чувства. Когда все идет хорошо, можно быть одной, но когда на душе тяжело, тобой овладевает гнетущий страх.

Она начала пить в одиночестве, пить понемногу, пить весь день. Только в присутствии Херби она становилась раздражительной и обидчивой от алкоголя. Когда она была одна, виски притупляло все ее чувства. Она жила словно в тумане. Ее жизнь стала походить на сон. Ничто больше не удивляло ее.

В квартире напротив поселилась некая миссис Мартин. Это была полная блондинка лет сорока; миссис Морз в будущем обещала стать похожей на нее. Они познакомились и скоро стали неразлучны. Все свои дни миссис Морз проводила в квартире напротив. Они пили вместе, чтобы опохмелиться после вчерашней выпивки.

Она никогда не делилась своими горестями с миссис Мартин. Она по-прежнему не понимала Херби, и разговоры на эту тему не приносили ей облегчения. Пусть думают, что ее муж так долго отсутствует по делам. Этому не придавали значения; мужья, как таковые, играли весьма призрачную роль в кругу знакомых миссис Мартин. У миссис Мартин не было в наличии супруга, и вы должны были сами решать, жив он или мертв. У нее был поклонник Джо, который навещал ее почти каждый вечер. Часто он приводил с собой нескольких друзей — он называл их «мальчиками». «Мальчики» были крупными, краснолицыми, добродушными мужчинами лет сорока пяти, а может и пятидесяти. Хейзел была рада, когда миссис Мартин приглашала ее к себе — Херби почти никогда не ночевал теперь дома. Если он все же являлся, тогда она не шла к миссис Мартин. Вечер вдвоем с Херби неизбежно означал ссору, и все же она оставалась с ним. В ней по-прежнему жила слабая неосознанная надежда, что, может быть, именно в этот вечер все пойдет по-иному.

«Мальчики» всегда приносили с собой много выпивки. Когда миссис Морз пила с ними, она становилась оживленной, веселой и развязной. Она сразу начала пользоваться успехом. Когда она выпивала столько, что забывала свою последнюю ссору с Херби, их одобрение возбуждало ее. Так, значит, она размазня? Значит, с ней скучища? Что ж, есть люди, которые думают по-иному.

Эд был одним из «мальчиков». Он жил в Утике — у него там было «собственное дело», как об этом с почтением говорили, — но приезжал в Нью-Йорк почти каждую неделю. Он был женат. Он показал миссис Морз фотографии наследника и его сестренки, и она долго и искренне расхваливала их. Вскоре все примирились с тем, что Эд стал ее личным другом.

Он делал за нее ставки, когда все они играли в покер, садился с ней рядом во время игры и иногда прижимался коленом к ее колену. Ей везло. Часто она приносила домой ассигнацию в двадцать пять или десять долларов или пригоршню смятых мелких бумажек. Она радовалась им. Херби, по ее словам, стал совершенно ужасным в отношении денег. Если она просила у него денег, это вызывало немедленную ссору.

— Что ты, черт побери, делаешь с ними? — спрашивал он. — Гробишь их все на виски?

— Я пытаюсь хоть как-нибудь вести хозяйство, — отвечала она с раздражением. — Ты ведь об этом никогда не задумывался, не правда ли? О нет, его высочество нельзя беспокоить по таким пустякам.

Опять-таки она никак не могла точно припомнить, когда она перешла в собственность Эда. У него вошло в привычку целовать ее в губы, когда он приходил, а также на прощание, и весь вечер он целовал ее быстрыми короткими поцелуями, словно выражая свое одобрение. Ей это скорее нравилось, чем не нравилось. В его отсутствие она никогда не вспоминала об этих поцелуях.

Иногда Эд медленно проводил рукой по ее спине и плечам.

— Потрясающая блондинка, а? — говорил он. — Куколка.

Однажды днем, вернувшись от миссис Мартин, она застала в спальне Херби. Он отсутствовал несколько ночей и, видимо, все это время непрерывно пил. Лицо у него было серое, руки подергивались словно у марионетки. На кровати лежали два старых чемодана, доверху набитые вещами. Только ее фотография стояла на его комоде, а в широко раскрытом стенном шкафу остались одни вешалки.

— Я отчаливаю, — сказал он. — Здесь со всем покончено. Я нашел работу в Детройте.

Она села на край кровати. Она выпила лишнее вчера вечером, пила утром вместе с миссис Мартин, и это еще больше затуманило ее сознание.

— Хорошая работа? — спросила она.

— Да, — ответил он, — как будто ничего.

Ругаясь вполголоса, он с трудом закрыл чемодан.

— В банке осталось немного деньжат, — сказал он. — Чековая книжка у тебя в верхнем ящике. Ты можешь взять себе мебель и все остальное.

Он взглянул на нее, и у него задергалось лицо.

— Будь все проклято! Говорю тебе, со всем кончено, — закричал он. — Кончено!

— Ну ладно, ладно, — сказала она. — Я ведь не глухая.

Ей казалось, что он стоит на одном конце ущелья, а она на другом. Боль начала толчками пульсировать у нее в голове, и ее голос звучал глухо и надоедливо. Она не могла заставить себя говорить громче.

— Может, выпьешь перед отъездом? — спросила она.

Он снова взглянул на нее и криво усмехнулся.

— Опять напилась для разнообразия? — сказал он. — Неплохо. Конечно, неси сюда пару стаканчиков.

Она пошла на кухню, приготовила для него виски с содовой, налила себе полстакана чистого виски и выпила. Налила еще и понесла стаканы в спальню. Он уже перетянул ремнями оба чемодана и надел шляпу и пальто.

Он взял свой стакан.

— Ну, — сказал он и вдруг засмеялся неуверенным смехом. — Твое здоровье.

— Твое здоровье, — ответила она.

Они выпили. Он поставил стакан и взял в руки тяжелые чемоданы.

— Мне надо успеть на шестичасовой, — сказал он.

Она проводила его по коридору. Громко звучала песня, которую миссис Мартин без конца заводила на фонографе. Хейзел она никогда не нравилась.

У двери он поставил чемоданы и повернулся к ней.

— Ну, — сказал он, — береги себя. Надеюсь, у тебя все будет в порядке, правда?

— Конечно, — сказала она.

Он открыл дверь, затем опять повернулся к ней, протягивая руку:

— Всего, Хейзел. Желаю тебе удачи.

Она взяла протянутую руку и пожала ее.

— Извини меня за мокрую перчатку, — пошутила она.

Когда за ним закрылась дверь, она опять пошла к себе на кухню.

Она была оживленной и раскрасневшейся, когда пришла в этот вечер к миссис Мартин. Там были «мальчики» и среди них Эд. Он радовался, что вернулся в Нью-Йорк, был весел, говорил громко и много шутил. Она сказала ему тихо:

— Херби отчалил сегодня, будет жить на Западе.

— Вот как? — отозвался Эд. Он смотрел на нее и играл самопишущей ручкой, засунутой в карман жилета. — Думаешь, он совсем уехал? — спросил он.

— Да, — ответила она. — Я знаю, что совсем. Я знаю. Да.

— Ты будешь по-прежнему жить напротив? — спросил он. — Что собираешься делать?

— Господи, не знаю. Наплевать мне на все.

— Не надо так говорить, — сказал он. — Тебе надо капельку выпить. Ну, налить?

— Да, — ответила она, — только мне без соды.

Она выиграла в покер сорок пять долларов. Когда игра окончилась, Эд пошел вместе с ней в ее квартиру.

— Как насчет маленького поцелуйчика? — спросил он.