Изменить стиль страницы
Зеленая роща
Шумела, шумела,
А Петра Никоныча (или иное имя приветствуемого) теща
Дома с дыму угорела…

Все банщики отрывались от своей работы, хватали в руки пустые деревянные шайки, ударяли в них костяшками пальцев и хором повторяли:

А мы дым гоним,
Жарку печку топим,
Молодого проздравляем,
Счастливо жить желаем!..

Старший подходил к молодому и с поклоном добавлял:

Петр Никоныч, с легким паром,
Все вас сегодня парим!
С законным браком,
С нареченной невестой-супругой!
Откупитесь от нас, горячих людей…

И тут же, не дожидаясь ответа, распоряжался:

— Ну, валяй свое дело, Петр Никоныч обещались, мы их штрафуем за то, что одни пришли и супругу обидели!

По окончании процедуры мытья Петр Никоныч должен был угощать всех банщиков, т. е. щедро дарить им на вино. За это в узел с бельем ему завертывали как обязательный подарок два свежих веника, две чистые мочалки и один крохотный кусочек мыла. Обижаться на традиционное приветствие и тем более уклоняться от него не полагалось.

(Записано в 1907 г. со слов старого банщика Ермолаевских бань Степана Ильича Опарина.)

На старые, богатые и подчас заканчивавшиеся пьяным самодурством купеческие свадьбы по традиции приглашался, одетый в белоснежную косоворотку и в широкие, навыпуск плисовые шаровары, банщик, «пользовавший» молодого. Роль его сводилась к стоянию с полотенцем в руках во время общего пира при рукомойнике и в подаче молодому, на утро после брачной ночи, воды для умывания. Называли их «рукомойный фициант». На эту роль выбирался тот, чьими услугами регулярно пользовался до свадьбы женившийся. За «фициантом» старательно ухаживали, оказывали ему всяческое внимание, одаривали и обязательно напаивали вином до отказа. Для последней цели его иногда выводили на показ гостям, заставляя произнести громкое поздравление новобрачным, выпить полный стакан и капли, оставшиеся на дне, вылить себе на голову — в знак особого почтения к торжеству и пожелания брачащимся счастья.

Были банщики каламбуристы и чудаки.

Меткое московское слово i_004.jpg
Меткое московское слово i_018.jpg

ГРОБОВЩИКИ, МОГИЛЬЩИКИ И СМОТРИТЕЛИ ЧАСОВЕН

Доводилось мне слышать несколько любопытных острословиц и от гробовщиков:

Волнует Петра баба, как могилу гроб!

* * *

Аксинью, рабу божию, покрыл поп Семен за рупь рогожею!

* * *

Гроб, бывало, на три полтины, справа (т. е. одежда) — ледящая, бабенка голосящая, в приход три гривенника — на доход, двугривенный — попу Семену, две свечки — за шесть канонов, за ладан — сколько спросим, да псаломщику — копеек восемь. Вина штоф — сорок, рис — на кутью, изюм да творог. Помереть и убранство по-честному, на тот свет получить за два рубля семь гривен можно было, покойного еще добром помянуть и нищей кладбищенской за упокой души грош в горсточку сунуть. Место — даром в сторонке, лопата да руки — свои… Было время!

* * *

Кладбищенские могильщики говорили:

Семерых сегодня хоронил, двоих поить к колодцу водил, трех младенцев в рай отправил и склеп старой бабушке поправил. Сына моя баба родила, деньги надобны — в деревню справить, бабу поправить, родных братьев жены угостить и себя ублаготворить жизнью грешной, доколе сам не помру…

(Записано в 1909 г. в Москве на Ваганьковском кладбище от неизвестного могильщика.)

* * *

На чаек как вопрошаете?.. Не пьют только на небеси, а здесь, кому хошь, подноси!..

* * *

Рыли могилку по совести… Никто упокойного не потревожит — на семь вершков глыбже законной… Впору для себя такую!..

* * *

Для себя впрок изготовляете, штобы с любезным многолетним супругом рядком представиться? Доброе дело! Изгородочку вот здесь ставите, а середь камень, будто уж померли и упокоились. Это дело в наших руках! Никто и не займет местечко… Когда сами помрем, у нас знакомство в том свете большое скажется — всем, по силе возможности, услужаем. Вон с Иваном Палычем архирея даже хоронили, а уж чиновных сколь… Рядком с супругом вашим с иной стороны пожарного дела бран-майор…

* * *

Пичужкам кутью на могилку покрошите. Пичужка супругу вашу спомянет и радость ей, покойной, даст. А теперь, ваше благородие, за упокой для почину выпить по вашему чину. Трудились много, в корни могилка вошла под деревцом… Всяко мы винтовали…

* * *

В отца место ваш покойный… Жалко-с?.. Как не жалко… Жалко всегда у пчелки на языке, а у человека на сердце-с…

* * *

И горели — не робели, а могилу нам сготовить завсегда не в труде…

* * *

Народ, народ, постой у ворот, подождь — мы для хорошего заказчика стараемся… Так ведь, господин?

* * *

Сомлеваетесь, што на чаек? Самовар вам покажем… В морозное дело он у нас завсегда в кармане. Без такого положения могильщик сам помрет, а кто ему ямку выроет?

* * *

Что-с вы говорите: в ногах узко? Да рази, господин, покойному пешком домой ходить али потягиваться?.. Все в порядке и по цене…

(Записано в период 1907–1909 гг. от неизвестных могильщиков московского Ваганьковского кладбища.)

* * *

Верите али нет, господин хороший, а мы настрахаемся в иной раз… Онамеднясь человека одного схоронили, так и по сей час в себя не придем. Морда-с у него такая, что и в гробу, в предцарствии лежащая кирпича просит. Носик только посинел… Правое слово даю — спросите, коли не верите, наших. Из прасолов он, из по мясному делу спецьялистов. Помер человек, в иной мир отошел, а на роже такая краснота, что живому дай бог. Кровь скотинную пил. Ровно вот встанет и тиснет по уху. Сказывали, что силен был: тушу, изволите видеть, без какой иной помочи один на крюк вешал. Тушу коровью али бычью… А сколь в ей — не знаю, только много. А помер с опою, лишнего испил и помер… Вот наша жизнь какая! Сродственники толковали, что из гроба вставал и по ихней квартире ногами ходил. Оборотень! Такие бывают… Ему и земли нипочем… Когда крышку ему прибивали, так Василий Сидорович сам видел, как он рожу сморщил, будто чихать желание имел. Вы на слова мои, господин, не смейтесь. У нас практическое дело за много лет, всяко видывал. С упокойным тоже всякое в вежливом положении поведение. Возьмет и чихнет, а живой человек умом срешится… Выходит: помереть не помрет, только время проведет по нечистого духа вразумлению…

(Записано в 1908 г. от могильщика московского Семеновского кладбища Ивана Ивановича Попкова.)

* * *

Чудак один гроб себе ореховый с футляром дубовым заказал, и весь резной с ангельским сонмом, а нутро — парча от Сапожникова… Первый сорт товар! Рассказывали: в ём для покрытия грехов спал, в ём и хоронить заказывал. Только родственники, братец да внучек, смишулили. Гроб продали бюру похоронному на выставку в окно, а схоронили в футляре. Жадны очень… Им упокойный капитал даже завещал и торговое дело в первой гильдии… Покоя усопшего лишили… Рази в футляре такое лицо пристало по чину хоронить? В футляре тело из стороны в сторону непочтительно перед предстоянием движется, особливо когда если в могилку опускать… Дармоеды — не родня! Хоть бы простой сосновый, а всё гроб, в футляр воткнули… И нам на чай чуть посыпали… Вот что бес-от с людьми живыми делает!