На мой вопрос, сколько стоило такое «угощение», Ревальд мне ответил:

— Барышне — пятьсот и сколько побросают, мне — пятьсот «на фрак и за уговор», официантам — сто и тысячи три хозяину. С кого, как не с них, заработать!

Разновидностью дикарских удовольствий был «аквариум». Выдвигали на середину комнаты рояль, лили в него несколько дюжин шампанского и пускали плавать сардинки или кильки. Во время процедуры тапер должен был играть бравурный марш. Неизвестно, что могло нравиться в подобном сумасбродстве. Значение его, смысл и интерес мне совершенно непонятны.

И такого вида сумасбродных упражнений в безобразиях было немало. Приходилось слышать, что любители устраивали и «живые римские качели», и «похороны русалки», и «хождение по тарелкам», или «по мукам», и «купание в шампанском».

«Живые римские качели» заключались, по объяснению, данному мне старым официантом ресторана «Повар» на Нижегородской ярмарке Иваном Петровичем Павловым, в том, что раздетую ресторанную «артистку» качали и подбрасывали на руках до потери ею сознания. При «похоронах русалки» заказывали срочно привезти гроб из ближнего похоронного бюро, клали в него согласившуюся на это эстрадную этуаль, заставляли цыганский хор петь погребальные песни, а организаторы безобразия, напившиеся до чертиков, искренне и от души рыдали. «Хождение по тарелкам», или «по мукам», — тоже одно из излюбленных купеческих кабацких развлечений, при котором вся посуда со стола вместе с кушаньями перемещалась в один ряд на пол, и по этой импровизированной тропинке или фарфоровому мосту прогуливался под музыку какой-нибудь захмелевший любитель. «Купание в шампанском» требовало ванны, в которой должна была «плавать» среди волн вина какая-либо лишенная покровов женщина. Но и этим «озорничаньем», по выражению Павлова, не ограничивалась фантазия его организаторов. Были и другие, о которых неуместно говорить в печати.

— Денег-с много, девать-с некуда, дела-с большие, вот они по салату-с оливье и гуляют. Человек солидный, а нравилось им, что сапожки у них в соусе провансаль запачканы. В гроб они мадмазель танцовщицу Мулинэ-с клали… Очень приятственная была по комплекции и красоте-с. Салат-с пикан на красном перце всегда в кабинет спрашивала… Ей по-особому-с заказу вертели, шеф-с повар готовил. Всего туда наложит, а больше рябчика с душком, сырчик пармезан-с и телячьей печенки. А гробик-с от фирмы бюра процессий похоронения Полушкина им требовали и чтобы весь черный, пострашней-с… Свечи, люстры жгли еще для страху… У нас один гробик в зиму в подвале оставили, а в половодье, как ярмарку затопило, его водой-с, говорили, снесло. Уплыл-с… Все было-с, всякое видывали… Им хозяин господин Журавлев в счет за тарелочки, что передавят, и за все прочее крепко ставили. Не стеснялись… Поторгуются, а заплатят… А у них-с меж собой пари-с: кто пройдет и не посклизнется, того-с качать. Выходил за трезвое поведение, потому пьяному пройти не упасть-с и сертучок не испачкать нельзя-с!.. Как, спрашиваете, в шампанском купали? Это мы в ресторации «Германия» у Скалкина произошли. Ванну-с детскую из пассажа Бразильского брали и купали, как в воде-с, как будто-с в банях у Перлова или Наумова-с в купальне на Плашкаутном… Дюжины четыре вина лили… Не помню-с, извините, как мамзель звали-с… Да разве вам интересно-с?.. Ведь имечко-то у них не настоящее. На такое дело много их, барышень, просилось… В спор, в драку-с… Хорошо им платили… А кто закажут — это винцо пригоршнями пили-с. Другой, наклонимшись, и бородку себе для удовольствия мочит-с али ртом пузыри поверху сделает. Одна мамзель чуть на тот свет не убралась от простуды — винцо было с ледника. Хе-хе-хе… Вот, господин, какие дела были, вот как-с веселились!.. А люди все солидные-с, с положением, фабриканты-с: из сундучного ряда, самоварщики тульские, меховщики арзамасские… Распорядитель метрдотель выльет русской Донской шипучки-с, а в счет заграничное поставят-с. И бутылок еще порожних в кабинет велят принесть… Для счета-с! Пьяный за них, как за вино натуральное, уплатит-с… У гроба настоящей слезой рыдали, и нам, на них глядючи, жалко-с… А кого и чего — сами-с не знаем-с!.. Жалко — и все… Может, чужих денег-с… Цыганы кого не разжалобят, коли им платить. То заорут, чтобы плясать, а то — горе мыкать… Вот какую географию сочиняли-с… прости, господи, согрешения наши, в аду нам за них, за греховные дела наши гореть…

(Записано в 1911 г. в Москве от престарелого ресторанного официанта, работавшего ряд лет на Нижегородской ярмарке, Ивана Петровича Павлова.)

Как ярмарку затопило — в весеннее время, в период половодья, построенные на низменности здания Нижегородской ярмарки заливало водой Оки и Волги. Любимым занятием нижегородцев в этот период было «катание по ярмарке на лодке». Вода иногда достигала до второго этажа зданий.

Бразильский пассаж — название одного из пассажей Нижегородской ярмарки.

Бани Перлова — бани в соседней с ярмаркой слободе Кунавино, пользовавшиеся дурной репутацией.

Купальня Наумова — купальня на реке Оке, прикреплявшаяся к деревянному плашкоутному мосту, соединявшему город с территорией ярмарки. Плашкоуты — пустотелые деревянные сооружения типа баржей, стоявшие на якорях, игравшие роль поплавков для временно утверждавшегося на них моста. В ночное время мост этот в средней части разводился для пропуска речных караванов.

Бюро процессий похоронения Полушкина — местное нижегородское бюро похоронных процессий, принадлежавшее братьям Полушкиным.

Хозяин Журавлев — содержатель вместе с братом ресторанов и трактиров на Нижегородской ярмарке.

Сундучный ряд — особый торговый ряд с лавками, где продавались сундуки и иные укладки.

Ясно, что во время таких оргий обязанности официантов были нелегки, приходилось играть роль не только слуг при столе, но и нянек, успокоителей или просто отрезвителей дебоширов. При этом нередки были случаи грубых выходок кутил. Сплошь и рядом, платя на другой день после отрезвления по большому счету ресторана, купец по привычке торговался, «выжимал» и давал на чай, не учитывая всех официантских забот, незначительную сумму.

Все доходы официантов шли в общий котел, или кружку, делившуюся по два раза в месяц. Сюда же полагались и все «приписки», если они имели место, т. е. лишние, полученные по счету с посетителей деньги. С последних шел «ноготь», т. е. известная часть конторщику, содействовавшему в их изготовлении.

Работая в ненормальной и нездоровой обстановке, официанты сами подвергались ее влиянию. Много было любителей выпить и «за себя» покуролесить на стороне.

От этого страдало брошенное в деревне «на жену и сродственников» хозяйство, тщетно ожидавшее денежных пособий из города. А слуга ресторана умел пожить. Однажды случайно я оказался приглашенным на одну из пирушек, где стол был накрыт и сервирован по-господски — с хорошими закусками, со многими сортами вин и даже букетом цветов. Это было устроенное группой официантов прощальное собрание перед отъездом с ярмарки. За полтора месяца «услуг» некоторые увозили по тысяче и более рублей. Впрочем, многое, вероятно, до места назначения — до дома — и не сохранилось, а разошлось на месте.

Пиршество приобретало для меня с бытовой стороны особый интерес еще и тем, что на нем присутствовали два городовых с поста, околоточный надзиратель, несколько лихачей и артисты эстрады. Околоточного заставляли танцевать, что, не стесняясь присутствием низших чинов, он охотно и залихватски проделывал. Без отношений с начальством, говорили мне, нам тоже нельзя!..

Жили официанты на общих квартирах, оборудованных по коечной системе. Находилась какая-нибудь предпринимательница, «хозяйка», как величали ее, снимавшая помещения, уставлявшая их койками и сдававшая право пользования последними на определенный срок. На ее же обязанности лежало разбудить вовремя спавших, приготовить «крахмальное белье», вскипятить самовар и т. п. Столовались официанты всегда на работе.