Был он юный, но очень серьезный.

Понимал как сапер — изнутри,

Над какою погибелью грозной

Колдовал от зари до зари.

Это мы понимали и сами,

Рядовые мальчишьих полков.

На три года всего с месяцами

Был он старше, сержант Рыбаков.

Но не страшно мне было нисколько.

Он меня, словно старший мой брат,

Называл по-ребячески:

— Толька!—

Я — по званью:

— Товарищ сержант!

Но тревожно мне было признаться,

Слышать голос его ледяной:

— Отойди-ка, брат, метров на двадцать

Или спрячься за той вон стеной.

Не случайна была с укоризной

Строгость синих прищуренных глаз.

Ведь сапер ошибается в жизни,

Как известно, один только раз…

И ушли они с фронтом на Запад.

Но остался со мной навсегда

Этот горький тротиловый запах,

Этих лет горевая беда.

Было много и крови, и жажды.

И фугасных,

И прочих силков…

Если вы не ошиблись однажды,

Отзовитесь, сержант Рыбаков!

В этом парке белградском

Я видел впервые,

Как из разных столиц,

Из далеких сторон

Поклониться погибшим

Спешили живые,

Словно в горестный день

Похорон.

На рябинах алели

Кровавые пятна.

И притих в ожиданье

Скорбящий народ.

Вдруг сказали по-сербски,

Но очень понятно:

— Русских, русских

Скорее вперед!

И мы вышли вперед —

Я и Лазарь Карелин.

Лазарь здесь воевал,

Я встречался с войной

Вдалеке.

Югославские розы,

Как пламя, горели

На колючем от хвои

Венке.

А над нами — солдат

В нашей русской пилотке.

Весь из белого мрамора,

Словно в память

По русским снегам.

Мы к нему подошли

По-военному четко

И венок прислонили

К его сапогам.

И стояли минуту,

А может, и больше,

Подавая другим

Этот скорбный пример.

А потом подошли

Делегаты из Польши,

Представители Франции

И ГДР…

А потом в вышине

Над землей необъятной

Голосами турбин

Горевал самолет.

И звучало по-сербски,

Но очень понятно:

— Русских, русских

Скорее вперед!

Я порой хочу себя убить.

И никак мне это не забыть.

И удавку делал, и петлю.

А ведь жизнь — немыслимо люблю!

Как это случается у нас,

Что такой приходит черный час;

Что такая настигает сеть:

Где-то в ванной горестно висеть?

Жаль, что мой бельгийский пистолет

Потерялся где-то в мраке лет.

Помню, помню холодок ствола.

Юность ошалелая была…

С пистолетом легче и верней

Оборвать судьбу постылых дней.

А с веревкой — невеселый стих —

Передумать можно в крайний миг.

Только поздно будет — вот беда.

И слеза застынет, как слюда…

Жаль, что мой бельгийский пистолет

Потерялся где-то в мраке лет…

                                        Ирине

Есть в тайге счастливая примета:

Если утром по дороге — вдруг

Поперек намеченного следа

Перейдет — проскачет бурундук —

Значит, будет славная охота,

Если ты охотник иль рыбак…

И сверкает в соснах позолота.

И вкуснее курится табак…

Если ты старатель-одиночка,

То тебе сулит бурундучок,

Что блеснет в песке на дне лоточка

Самородок с детский кулачок…

Я прошел серебряные дали

У суровой северной реки.

Сотни раз мой путь перебегали

Милые зверьки — бурундуки…

И случилось верно по примете:

Я судьбу нелегкую избыл.

Я вернулся,

И тебя я встретил,

И тебя навеки полюбил!..

…А недавно шел Москвою ранней.

Хорошо вдоль скверика идти.

Голубой туман воспоминаний

Быстро таял на моем пути.

День клубился в световой пыли.

Шел я в иронической печали:

Ни единой премии не дали,

Малою наградой обошли…

И вот здесь-то совершилось чудо:

Рыжий, словно пламени клочок,

Взявшийся неведомо откуда,

Путь перебежал — бурундучок.