— Я не об этом. Ты когда-нибудь… исчезнешь?

— А ты хочешь?

— Да.

— Лжёшь.

Она нахмурилась, но промолчала, закрыла кран, и помещение погрузилось в напрягающую тишину. Что он вообще знает о её желаниях? Ах, да, абсолютно всё, учитывая само его происхождение. И разве можно было добровольно хотеть продолжать иметь дело с тем, кого не существует? Или существует, но не в том физическом нормальном смысле, как другие люди. Она понимала, что Фревин — это нечто вроде символа раскола, произошедшего в её душе, символ сильнейших отрицательных эмоций. Какая-то польза от его повторного общества спустя много лет всё-таки была.

Почему-то под его бесконечным наблюдением, чуть ли не конвоем она испытывала гораздо меньше злости, вспышек ярости и навязчивых идей, которые преследовали её в самом начале процесса возрождения Фревина, как случай с украденным телефоном или вечным чувством паранойи, мешающим думать о насущном. По крайней мере, сейчас ей было известно, что ощущение слежки оправдало себя, она не накрутила себя без повода.

В случае с окружающими людьми девушка пару раз проявляла не только первая инициативу для задавания конкретного вопроса, но и открыла в себе такую неприсущую вежливость. Раньше это качество использовалось не по назначению, было неискренним и напускным, и часто вместо ожидаемого эффекта люди даже оскорблялись. А утро не испортилось даже после самодовольного и злорадствующего отца, который сообщил ей за завтраком о сегодняшней встречей с Гестией, но именно в терапевтическом смысле, а не для обычной беседы. Желала ли Кира наконец познакомиться с этой женщиной в качестве врача? Честно говоря, недавно она и правда боялась, предчувствуя раскрытие некоторых шкафов со скелетами в голове девушки, но, с другой стороны, это должно ей же помочь разобраться полностью, не полагаясь лишь на одни метафорические рассказы и сатирические высказывания «друга» из детства. Хотя немного Кира оставалась прежней собой — мысль о вынужденном пропуске вечерней прогулки, которые она не совершала, казалось, сто лет, огорчала. Ибо Гестия явится в 9 вечера, что отец объяснил якобы её загруженным графиком.

Но, в целом, эти изменения действительно делали жизнь Киры проще, легче, не такой унылой и отвратительной. Её будто очистили от всего ненужного.

Фревин.

В отличие от неё, Фревин не стремился поддаваться царившему улучшению во всех сферах жизни девушки и наоборот становился с каждым новым утром всё недовольнее. Его движения теряли ту эфемерную, хищную грацию, делаясь более взвинченными, дёрганными. Вчера она не могла долго уснуть всего лишь потому, что Фревин, расположившийся за её рабочим местом (разрешения он не считал нужным спрашивать), хмуро буравил её взглядом, а затем вообще начал неравномерно водить пальцами по поверхности стола, иногда переходя на постукивание. Ещё чуть-чуть, и у Киры бы задёргался глаз от такой «располагающей» для отдыха атмосфере. Но и такие вещи переносились для девушки спокойнее. Если бы ещё Фревин не был таким нетерпеливым, настырным. На кого бы Кира не посмотрела, в голове или, может, у него была способность так отчётливо нашёптывать ей на ухо, сразу слышались едкие комментарии по поводу каждого мерзкого, по его мнению, человека.

— Послушай, — переосмысля некоторые сцены с его участием, наконец прервала царствие тишины Кира. — Ты должен перестать делать это.

Он стоял за ней и благодаря высокому росту, мог легко смотреть на неё через плечо при помощи грязного с трещиной зеркало.

— Это? — кажется, ему и правда было неясно. Фревин внимательнее осмотрел вид девушки, не отличающийся оригинальностью из-за школьной формы. Может, он пытался что-то понять, подметить любую деталь, которая даст ему ответ. Мужчина не любил гадать. Он сам любил знать всё наперёд и по частям давать ей части пазла, причём не по порядку.

Не будь она в школе, обязательно бы попыталась назло Фревину утаивать информацию как можно дольше. А ей хотелось как можно быстрее обсудить с ним беспокоящее и вернуться на урок. Неужели ей и правда казалось заманчивым попробовать решить следующую задачу первой после объяснений мистера Казони?

— Ждать от меня, что я стану говорить и следовать всем твоим указаниям. — Стараясь не задеть, точнее, не пройти сквозь его плечо, Кира старательно обошла мужчину и встала у сушилки для рук. — Чёрт, ты слишком настырно пытался на математике убедить меня в неверности задачи, что учитель привёл из учебника. Я не могла вообще ни на чём сосредоточиться!

Сухой горячий воздух непрекращающимся порывом вырывался из сушилки, заглушая и опустошая последние её слова. Однако она знает, что он слышал. Он всегда слышит.

— И я всё же прав. — Фревин не кричал и не повысил тон самодовольного голоса, потому что решил снова воспользоваться своим умением говорить так, чтобы слышало её сознание, сердце, каждая клеточка тела Киры. — Ты могла высказать всему классу свою позицию и подняться в глазах этих подростков, которые тайно прозвали тебя очаровательным прозвищем — «дурная ведьма».

Она не досушила руки полностью, но резко убрала их от шумящего аппарата. Неприятное, вязкое ощущение жгло изнутри, как при изжоге. Только вот в желудок поступило на завтрак одно капучино.

Сушилка перестала работать, когда спустя несколько секунд никто так и не подносил к ней руки. Пальцы Киры сжались в кулаки, и послышался слабый чавкающий звук из-за влаги.

— Ты… Откуда ты знаешь? Ты не мог этого слышать, потому что мы…

— Связаны? Это смешно, если ты считаешь главенствующим звеном в этой паутине себя. Думаешь, я забавляюсь с тобой, Кира? Думаешь, можешь упрекать меня? Повернись!

В последнем слове она отчётливо уловила жажду управлять и подчинять. И Кира исполнила его приказ, но не потому, что сдалась. Просто видеть его лицо, мимику, любое движение было безопаснее, чем не знать, где он находится и что собирается вытворить. Но и это не должно пугать. Да, и пусть Фревин сейчас приблизился к ней с почти бешеным выражением в серебристых глазах, пусть он хоть кругами будет ходить вокруг неё и по всему туалету — это не изменит, не прибавит ему возможностей. Ему не удастся навредить ей.

Они стояли, настороженно наблюдали друг за другом, а время шло своим чередом, увеличивая отрезок минут отсутствия девушки в классе. Математика давно вылетела у неё из головы вместе с чувством ответственности, которое и так появлялось не часто.

И отчего раньше она не ощущала этот запах свежести от его одежды или, может, самого тела? Он словно только что вернулся после прогулки под проливным дождём с грозой, она клянётся, что могла уловить даже ту самую ноту озона! Фревин со своими острыми, оттого непривычными и дикими чертами лица, с забранными на этот раз под стать цвету глаз волосами в низкий хвост, раскрывающими всю пугающую прелесть бледности кожи и ярко выраженных скул, мог легко стать сыном самой природы, её суровой части, если бы не помнить одну деталь, перечёркивающую всю его по-мрачному очаровывающую харизму.

— Тебя нет.

Говорить это вслух она не хотела, но дурацкое чувство самозащиты было сильнее. Она ощутила некую расстроеность и грусть. Почему?

Он почти выплюнул ответный вопрос, полный ядовито-обжигающей злости:

— А вдруг есть?

Они же уже проходили это. Думается, Фревин предпринял попытку внушить ей страх. А она успела привыкнуть к нему, как люди привыкают к новому цвету волос, татуировке, пирсингу. Может, ему хочется надеяться на забывчивость Киры.

Ещё парой минутой ранее она так тщательно избегала любого соприкосновения с мужчиной, а тут вдруг пошла себе наперекор, когда решительно подошла к нему до такой степени близко, что уж ближе некуда, наверное. Нужно сделать это, чтобы доказать ему, как напрасны его убеждения в обратном. Поэтому не шибко сильно, зная, что заденет, разве что, воздух, девушка взмахнула рукой и ударила его по щеке.

А та оказалась ледяной и абсолютно гладкой, как будто мужчина только утром побрился. Та была реальна.