Правда, у Ли есть очень приличные связи с так называемым «преступным миром». Многие кланы якудза работают с ним. Но с ним, а не на него! А теперь Чан перехватил инициативу с кланом Слепой Дюжины, а он самый могущественный. И Ли сделал то, что считал совершено логичным. Вошел в месячный запой, окруженный компанией сотни друзей и подруг. Благо, денег у него хватало, чтобы гулять до конца дней. Но всё проходит. Из состояния наркотического сна сознания его вывел, как ни странно, Рооми.

Найти Ли — дело пары телефонных звонков. Спрашиваешь у таксиста, в каком клубе Токио веселее всего и едешь туда. Так и сделал Рооми. Он застал Ли в очень интересном положении. В ванне с шампанским обнаженный японский миллионер лежал в окружении пяти девиц и мочился, так сказать, вверх, создавая клубы пены. Девушкам, быть может, это и нравилось, они смеялись, а вот Рооми нет.

От танцующей толпы (наверняка, гулявшей за счет Ли) Кахому отделяют три телохранителя. Рооми их не видел, но ему и не надо. От их тел исходит тепло — больше всего от биологического мотора в груди. Следовательно, солнечное сплетение немного правее и выше. Он мог бы их убить, но вместо этого ударил двумя кулаками сразу. Боль согнула охранников, их шеи получили по второму удару. Третий телохранитель удостоился чести поцеловать ботинок Рооми — пусть открылся.

Идиллию писающего миллионера грубо прервали. Сильная рука схватила его за плечо и вытащила из бассейна. Девушки завизжали, Ли попытался сопротивляться, но его швырнули на пол, а девушкам продемонстрировали пистолетное дуло. На этом писк окончился, а Рооми потащил Кахому куда-то вглубь клуба. Прямо сквозь обдолбанную толпу, раздавая точечные удары тем, кто посмел извиваться на их пути. Рооми почувствовал легкий сквозняк, льющийся в небольшую дверку, и повел Кахому туда. Тот почти ничего не соображал, похож на тряпичную куклу, у которой кукловод отпустил несколько ниток. Ноги и руки болтаются, и только железная хватка Рооми не давала упасть.

В небольшом кабинете, как и предполагал Рооми, обнаружилась кровать и пара людей, пытающихся оплодотворить презерватив. Рооми выпроводил их и швырнул Ли на кровать. Тот упал на спину, и уже собирался потерять сознание, но Рооми нанес удар ребром ладони по животу. Ли согнуло, слепец быстро перевернул его и наблюдал, как живот освобождается, выбрасывая на кровать смесь из желудочного сока, алкоголя и непереваренных колес. Ли рвало долго, тело заходило в спазмах. Рооми наклонился к уху и зашептал:

Очередной порыв рвоты, как будто остановился на половине. Ли закрыл глаза, на секунду сознание пропало, а губы громко запели:

Последнее слово он прокричал, но никто не обратил внимания, ибо и он и Рооми разговаривали почему-то на русском языке.

Ли открыл глаза и почувствовал, что ему лучше. Мысли, наконец, текут в нормальном направлении, а разум трезв или почти трезв. Пред ним скалится Рооми в темных очках. Ли отметил, что до этого безупречная прическа полностью растрепанна, а волосы, вроде, даже шевелятся. Может, от кондиционера?

— Как хорошо, что мы, в конце концов, встретились, — сказал Рооми.

— Как я сюда попал?

— Я вытащил тебя из пучины, если ты простишь мне мой стиль. Однако твое возвращение туда крайне нежелательно, мальчик.

— Мальчик…

Ли хотел возмутиться, но в ту же секунду Рооми стремительно переместился, и его лицо нависло над лицом Кахомы. Молниеносное движение руки, очки слетели. Ли в ужасе вытаращился на сшитые бельма. В небольших просветах между нитками и клочьями кожи плескались черные тени.

— Слушай меня, кусок идиота, — прорычал Рооми. — Мы вложили в тебя столько сил не для того, чтобы ты сдох на середине пути!

— Но я думал…

— Ты так обдолбался, что утратил эту способность!

— Но Чан…

— Он слишком стар, чтобы что-то значить, идиот! Но опасен, а мы не хотим выступать раньше времени. Он еще может быть нам полезен.

— Так поэтому вы больше не приходили?

— Конечно, болван! Чан установил за тобой такую слежку…. Да знаешь ли ты, что половина этой шантрапы, что ложится под тебя, или пьет за твой счет, состоит у него на службе?

— Нет…

— То-то и оно. Он хочет загнать тебя в психушку или в могилу, и тогда у него развяжутся руки!

— Ах вот как…

Рооми надел очки и отошел от кровати. На ней все еще блестит зеленоватая жижа из желудка Ли.

— Конечно, а ты что думал? Ты не представляешь, по каким правилам ведется эта игра, а он очень хорошо представляет…

— И что за правила?

— Если я расскажу, придется тебя убить. Как, рано или поздно, мы устраним Чана. Я думаю, скорее рано…

— А почему не сейчас? — Ли подскочил с кровати, но организм, в отличие от разума, не очистился и он упал обратно.

— Потому что сейчас он нам нужен. Но мы убьем его на премьере фильма, вместе с Толстыми Ткачами. А вернее, предоставим эту честь тебе.

— Мне? Это здорово! Клянусь, Рооми, я не подведу!

— Не подведешь, — кивнул демон. — Если после премьеры он уйдет живым, на следующий день ты станешь мертвым.

— Вы убьете меня?

— Нет, тебя убьет Чан или Толстые Ткачи.

— Я не понимаю…

— И это хорошо. Пронеси на премьеру оружие и убей его. Нас он будет опасаться, а тебя считает кретином. Заслуженно.

— Эй!

— Я говорю, что вижу. Попробуй опровергнуть и выполнить то, ради чего твой отец оставил тебе корпорацию. Попробуй хоть что-то, или умрешь. И не как мужчина, а как сопливое ничтожество в бассейне собственной мочи или на диване посреди блевотины!

Рооми, кивком головы, указал на зеленую лужу. Ли посмотрел и немного побледнел. Немного, потому что и до этого лицо цветом соответствовало извести.

— Я не умру так, — прошептал Ли.

— Это хорошо, но это лишь слова. Мы увидимся на премьере или не увидимся никогда.

За Рооми захлопнулась дверь, а Ли все еще смотрел на бывшее содержимое утробы. Кусочки суши, половинки таблеток и все зеленое от… абсента, что ли? Нет, он не умрет в луже такого!

Посреди огромного зала, уставленного тысячей статуй, разыгрался спектакль одного актера. Японец не мог говорить — губы окаменели; он плохо видел каменными глазами, но незнакомец в шелковом кимоно хотя бы забрал его боль. Теперь он превратился в настоящую статую, слушающую пламенные речи вот уже несколько часов подряд. Черный шелк мелькал в просветах статуй, незнакомец размахивал руками, то переходя на крик, то спускаясь до шепота. Он то подбегал, то исчезал и появлялся в другом конце зала. Его наряд уже несколько раз загорался от нестерпимой жары, но он небрежно тушил его, а на шелке не оставалось никаких следов.

— Ты не понимаешь! — кричал незнакомец. — И никто не понимает! Вот скажи мне, чем книга лучше жизни?

Японец не мог ответить, но мужчина, каким-то образом, умудрялся слышать мысли.

— Неправда! — воскликнул он. — Дело вовсе не в том, что кто-то, чем-то управляет — дело в действиях! Любая книга дарит прежде всего их. Их и перемены. Прислушайся, насколько сладкое это слово. Пе-ре-ме-ны…

Голос мужчины заползал в мозг сухим шорохом.

— Когда в человеческой жизни происходит больше всего перемен? Где-то лет с восемнадцати и до двадцати пяти. Оторванный от родителей, потом учеба, работа… И в это время он определяется. Или дает себе толчок, либо навсегда тормозит. Но, в любом случае, вспоминает эти годы, как самые интересные в жизни. Потому что они полны перемен. И неважно, что перемены могут быть к худшему. Кто сказал, что хорошо лишь движение вперед? Быть может, вернувшись к состоянию пещерного человека, ты был бы счастлив! Вокруг куча мамонтов, рядом баба, пещера и детишки бегают, смеясь. Чем не рай? Для тебя, может, и нет, а для многих да, пусть они сами об этом не знают. Но сейчас у вас нет возможности даже попробовать! Потому что нет мамонтов, нет пещеры, куда можно просто поселиться. И тупая сила, физическое превосходство, не дает в современном Мире преимущества преимущества! Нет, на дворе эпоха хитрецов, то есть, они так думают… А я даю людям перемены! Пусть, иногда они приводят к смерти, но люди умирают счастливыми. В жизни у них были приключения, а не тупое сидение перед экраном. Они дохнут героями! Поэтому нас так привлекают книги — мы знаем, с нами так никогда не будет. Мы не перенесемся в параллельный мир, не станем там волшебником. Мы не повстречаем на дороге красивую девушку, не блеснем перед ней остроумием, а, если блеснем, она не ответит тем же. И мы не станем героям бандитских разборок, а, если станем, выйдем оттуда трупами. Говоря «мы», я имею в виду не себя, а людей, ты понимаешь? Отлично. А я дарую вам возможность всё это воплотить в жизнь. Вы и сами не замечаете, что с каждым десятилетием ваша жизнь полностью обновляется, как в моральном, так и в физическом плане. Мои Ткачи плетут для вас перемены, пусть вы и не хотите этого. Они делают не доброе дело и не злое!