Голос старосты дрожал. Помолчав, он тихо добавил, медленно двинувшись дальше, будто бы каждый шаг давался ему с трудом:

— Мы не приносим человеческих жертв, как любят выдумывать о нашем Культе. Только животных, выращенных самолично, как того требуют духи.

— Я знаю. Именно это ты скажешь солдатам Императора, когда они придут сюда? Или ты не слышал о сожженных до основания деревнях вместе со всеми их жителями? Впредь — будь осторожен, если тебе дорога твоя жизнь и жизни людей этого поселения. Одно опрометчиво сказанное слово может решить вашу судьбу.

Старик чуть заметно кивнул, не оборачиваясь к девушке, и далее шел молча, лишь изредка покряхтывая и хватаясь за поясницу. Люсиль тоже молчала. Он верно говорит, до Императора и столицы отсюда путь неблизкий — это самые западные границы владений Истры. Вот только это не спасет Силовку, если кто-то доложит о том, что здесь все еще поклоняются древним богам. Всех местных жителей обвинят в ведьмовстве, после чего сожгут в их же собственных домах.

Оглушительно гогоча, навстречу им бежали гуси, широко раскидав в стороны крылья. Какой-то мальчик, совсем маленький, громкими воплями гонял перепуганных птиц.

— Смотри, Тишко, пощипают тебя, будешь знать! — погрозил ему вслед староста, улыбаясь. Мальчик заливисто рассмеялся, не прекращая своего занятия.

Люсиль тщательно обходила гусиные какашки — настолько тщательно, что чуть не вступила при этом в огромную коровью лепешку.

— Не деревенская ты, по всему видать, девка, — невзначай бросил Жун, остановившись и поглядев на девушку своим неприятным рыбьим взглядом.

— Разве можно в окружении крестьян и навоза лекарскому мастерству научиться, старик? — в тон ему ответила Люсиль.

— Жун я, — недовольно пожевал губами староста.

Они как раз подошли к дому, расположившемуся ближе всего к полям. На деревянном, сильно покосившемся заборе просыхали сорочки грязно-желтого цвета. Куры, самодовольно кудахча, прошли прямо под ногами у Люсиль, что-то выискивая на земле. В чисто подметенном дворе суетилась женщина, перетаскивая мешки с зерном.

— Жун, представь себе, две дохлых мыши! Две! — заголосила женщина. — Как Пушинка померла, так и развелось их…

— Ничего, скоро у Марьки кошка разродится, будет тебе…

— Мешки с зерном проедены уж, какое тут! А это кто?

Тюлька грозно посмотрела на Люсиль, как будто именно она испортила ее зерно.

— Лекарша это, сегодня вот к нам пожаловала.

— Волдыри от пыжника лечишь? — сразу спросила женщина. Она была высокой — почти как Люсиль, и довольно приятной наружности. Правда, лицо ее периодически нервно подергивалось, но, пожалуй, к этому можно было отнестись с пониманием.

— Да, конечно. Плата?

Тюлька перевела оценивающий взгляд с нее на старосту и обратно.

— За ночлег устроит? А то волдыри-то со временем и сами пройдут…

— Покажи место.

Женщина хмыкнула и поманила девушку за собой. Староста еще некоторое время смотрел им вслед.

— Устроит? — Тюлька провела ее к небольшому зернохранилищу. Тут было достаточно сухо и вполне терпимо пахло.

— Да. Ребенок в доме?

Женщина неопределенно махнула рукой и поправила аккуратно лежащие на голове косы, прикрытые платком.

— Где-то там этот полудурок. Был бы совсем дурак, ежели б в папашу пошел, а так хоть, глядишь, чо-то и вырастет из него. Я у курятника буду, если что понадобится, — быстро проговорила она и ушла. Она напоминала какую-то птицу, но Люсиль никак не могла взять в толк, какую именно.

Продолжая отстраненно думать об этом, девушка вернулась во двор и в первую очередь расседлала Алли.

— Сегодня мы ночуем тут, — сообщила Люсиль.

Лошадь помотала головой, фыркая.

— Не нравится? Ну уж извини. Если хочешь, можешь поискать себе ночлег самостоятельно.

Алли заржала, показывая зубы. Тюлька, услышав их, громко рассмеялась.

Приведя в порядок лошадь и напоив ее, Люсиль направилась в дом.

Дом был совсем небольшой, но довольно уютный. Недалеко от входа расположился очаг, тут же был обеденный стол. Под потолком висели вязанки с чесноком и луком, в углу на крюке подсушивалось вяленое мясо — судя по всему, кролик. В буфете стояла разномастная посуда с отбитыми краями. Девушка прошла по чистому земляному полу и повернула направо. Здесь, отгороженное высокой перегородкой, находилось спальное место. В углу, на крепко сбитой деревянной кровати, сидел мальчик лет семи. Он что-то злобно отковыривал от стены. Что именно, не было видно, так как сидел он спиной к девушке.

— Эй, — окликнула Люсиль. Парень перепугался и подпрыгнул на месте.

— Ты че?! — заорал он. — Так и помереть можно!

Травница безразлично уставилась на его лицо. Пыжник, как всегда, сработал отменно. В определенных кругах считается вполне приемлемым развлечением подсыпать ягоды этого кустарника какому-нибудь не слишком хорошему человеку — исключительно смеха ради.

Волдыри были огромными, нежного розовато-лилового оттенка с ярко-красной точкой посередине. Как всегда в таких случаях, поражены были лицо, шея и грудь. Изредка волдыри появлялись и на филейной части, но, учитывая, что сидение на заднице не доставляло мальчишке никаких неудобств, Люсиль пришла к выводу, что в этот раз случай совершенно типовой.

— Я сделаю лекарство. Через день все пройдет, — девушка развернулась к выходу. Краем глаза она отметила, чем именно занималась недальновидная жертва пыжника. На деревянной стене, прямо на месте витиеватой цветочной росписи, призванной украсить скромное жилище, теперь были вырезаны неприличные рисунки. Похоже, Тюлька наказала мальчишку, заставив сидеть дома, и тот решил так отомстить.

— Э, ты кто ваще?!..

Не ответив, Люсиль вышла на улицу, направившись прямиком в зернохранилище, где она оставила свои сумки. Новорус, шушун, зерновка. И формула ectus uuli, справляющаяся с любыми побочными проявлениями малопригодных и непригодных в пищу продуктов.

Через пару часов лекарство было готово. На некоторое время Люсиль выходила прогуляться по окрестностям, дабы нарвать свежих стеблей зерновки, а все остальное у нее было с собой. Тюлька с откровенным сомнением приняла от травницы кружку с малоприятным на внешний вид пойлом, после чего, вздохнув, направилась в дом. Судя по раздавшимся впоследствии крикам, добровольно ее сын пить лекарство отказался, но женщина, безусловно, смогла заставить его это сделать. Люсиль еще некоторое время прислушивалась к диким воплям, после чего направилась в зернохранилище, к выделенному ей спальному месту.

На закате вернулся с полей муж Тюльки, Саня. Огромный мужик в перекосившейся рубахе, пошатываясь, направился ко входу в дом, чуть не раздавив по пути пару куриц. Люсиль как раз умывалась во дворе, но Саня ее даже не заметил. Девушка глубоко вдохнула и поморщилась — до нее отчетливо долетел запах истрийской сивухи. Самая дешевая и самая вонючая выпивка на всю Империю и сопредельные государства.

Протирая лицо и руки, Люсиль задумчиво остановилась посреди двора. Из дома вновь донеслись громкие крики. Похоже, Тюлька не обрадовалась пьяному мужу. Крики становились все громче, и травница уже различала отдельные слова. Постояв еще пару секунд во дворе, Люсиль обернулась к мирно пощипывавшей сено лошади.

— Доброй ночи, Алли.

Алли поводила ушами, не отрываясь от ужина.

Девушка размяла шею и плечи, еще раз огляделась по сторонам и направилась в зернохранилище, оставив пока дверь открытой. Подтащив одну из сумок поближе к освещенному пятачку, Люсиль еще раз проверила количество еды. Перебрав свои скудные запасы, она убрала все обратно в сумку.

Крики в доме наконец стихли. Девушка услышала скрип открываемой двери и звук быстрых семенящих шагов. Тюлька заглянула к ней, держа в руках миску с похлебкой и большой кусок свежего хлеба.

— Держи, травница, — протянула еду женщина.

— Мы договаривались только на ночлег, — встала с пола Люсиль, принимая тарелку.