Но она пропала. Просто напросто исчезла, будто и не было никогда. Квартира была пуста, соседи её не видели, родственников не было, друзей или подруг тоже. Её даже хватились лишь когда закончились новогодние каникулы. Не вышел человек на работу, вот и забегали, засуетились. Вещи и документы были на месте, никто, разумеется, ничего не видел и не слышал. Когда она пропала, тоже никто не знал, в милиции лишь говорили, что ориентировочно это произошло после Новогоднего праздника. Игорь оказался последним.

 А может ему всё это лишь показалось? Может, и не было тех двух часов праздника и счастья дома у учительницы? Может, он так хотел побыть счастливым в ту ночь хоть несколько часов, что сам себе все это выдумал? Да нет же, не может быть!

 — Тебе чай с лимоном? — спросила Эльвира Юрьевна, выглядывая из кухни.

 — Да мне без разницы, — тихо ответил сидевший за празднично накрытым столом в комнате Игорь, — можно и с лимоном.

 Лимон он не любил ни в каком виде. Просто он не хотел отказывать этой женщине, боялся хоть чем-то спугнуть её нечаянную красоту...

 В квартире у Эльвиры Юрьевны было уютно. Очень просто, даже небогато и, не смотря ни на что, очень уютно. Пол в маленькой квартирке был устлан половиками ручной работы, Игорь знал, что делают их вручную от бабушки, та за зиму могла наткать таких с десяток от нечего делать. Игорь даже вдруг представил, что и Эльвира Юрьевна сама их делает. Всюду были вязаные салфетки: на телевизоре, на праздничном столе, даже на бутылку с шампанским был надет вязаный чехол в форме Деда Мороза. Сделанных вручную вещиц и безделушек было вообще очень много в квартире, Это-то и придавало, похоже, жилищу одинокой женщины неповторимый уют и тепло. Игорь прямо чувствовал, какая нежность исходит от всего этого. Нежность и тоска.

 Игоря очень удивила и сама квартира, и обстановка в ней. Весь этот уют и нежность его удивили. Просто потому, что это не могло быть местом обитания ДепреСуки, никак не могло. Здесь было слишком хорошо. Образ угрюмой, крайне нелюдимой и, что скрывать, ненавистной практически всеми учительницы истории был Игорю хорошо знаком, и представить её здесь он не мог. Это не её квартира, совсем не её! Это маленькое тайное убежище вот этой прекрасной женщины. И только её! Здесь не было даже намека на то, с чем всегда ассоциировалась Депресука, здесь было слишком хорошо. Хорошо и немного тоскливо.

 — А вот и чай. — Эльвира Юрьевна поставила перед гостем чашку с горячим чаем, — а чего торт-то не режешь? Давай, отрезай себе сколько хочешь, не стесняйся! Мне одной его все равно не осилить.

 — Да я сладкое как-то не очень, — соврал Игорь, он не отказывался, просто для приличия немного соврал.

 — Давай отрезай, угощайся. Оцени уж мои кулинарные способности, больше некому. — Она придвинула к Игорю торт и большой нож, а сама взяла бокал с уже выдохшимся шампанским и села в старенькое кресло напротив. — Режь, не смотри на него, — Эльвира Юрьевна засмеялась, — кто-то же должен его сегодня попробовать.

 Торт, конечно же, оказался очень вкусным. По-другому быть просто не могло. Неказистый, с неровными краями и расплывшимся по поверхности кремом, но очень вкусный и нежный, не чета магазинным безвкусным красотам. Игорь не заметил, как за считанные минуты смел отрезанный кусок, такой вкуснотищи он давно не пробовал. Сидевшая рядом в кресле Эльвира Юрьевна наблюдала за ним с неподдельным восхищением. Ей это нравилось. Нравилось видеть, как Игорь уплетает приготовленный ей торт.

 Игорю вдруг стало немного неудобно от этого. Он вдруг осознал, что все это не для него предназначено. Даже этот вкуснейший торт Эльвира Юрьевна готовила для кого-то. С любовью готовила, он поэтому и вкусный такой. С огромной, нежной и, скорее всего, настоящей любовью. Не для Игоря уж точно, а для кого-то другого. Того, кто не пришел. А Игорь сейчас нагло ворует эту любовь.

 Да и вообще вся ситуация казалось Игорю жутко неудобной. Не так он себе все это представлял, когда решил зайти и извиниться. Хотя он её вообще никак не представлял себе, но всё равно, это должно было быть как-то по-другому.

 — Ну не молчи, Руденко! — Эльвира Юрьевна прервала его раздумья слегка нервным но добрым смехом, — а то я тоже стесняться буду, у меня гости знаешь ли очень нечасто бывают. Вообще практически не бывает их, кому охота к злобной Депресуке ходить.

 — Откуда вы.... — Игорь стыдливо отвел взгляд от учительницы, — это не мы вас так назвали.

 — Да ладно. — Эльвира Юрьевна вновь рассмеялась, — это даже нормально, люди всем всегда дают прозвища. Слышали бы вы, как вас преподаватели в учительской называют. Да и я же сама знаю, какая я и кто. Не переживай. Я, считай, сама себе эту кличку и дала, заслужила.

 — Нет, не заслужили...

 — Вот только не ври. Заслужила! Я сама себя такой сделала, сознательно. — Эльвира Юрьевна сделала большой глоток шампанского, практически осушив бокал и продолжила, — просто однажды решила никого больше не впускать в свою жизнь, закрылась. Вот и пришлось стать Депресукой, тенью, чтобы никто даже не думал ко мне лезть.

 — Зачем?

 Эльвира Юрьевна отвела глаза в сторону, Игорю показалось даже, что в них блеснули слезы. Было непонятно, для чего этот разговор. Ведь этой красивой женщине он не очень-то и приятен, он мучает её. Но и не высказаться она не может, ей это очень нужно.

 У Игоря тоже было такое один раз, когда молчать уже не было сил. Человеческий мозг рождает порой слишком много мыслей и слов. Так много, что хранить в себе их уже просто невозможно. Они начинают бить через край, выплескиваться наружу и задевать окружающих. Можно как угодно стараться сдерживать их в себе, все равно не получится. Пока думаешь, чувствуешь, пока ты переживаешь хоть за что-то, пока ты просто живешь, у тебя ничего не получится. Однажды всё это вырвется из тебя и накроет с головой того, кто сейчас с тобой рядом. Только легче обычно не становится ни на йоту. Просто потому, что даже близким твои слова и мысли часто не нужны, у них свои девать некуда, они такие же люди, и им также приходится думать, чувствовать, жить. Тут не до чужих переживаний, свои бы сдержать.

 Игорю в этом плане повезло, Вареник был хорошим другом, он умел слушать и не отмахивался от чужих переживаний и мыслей. А вот у этой прекрасной женщины, похоже, никого такого в жизни не осталось, и видимо Игорь зашел вовремя, держать в себе свои чувства, мысли и переживания сил у Эльвиры Юрьевны не осталось вовсе. Она и так слишком долго справлялась одна.

 — Зачем закрываться?

 — Просто чтобы больше никто не сделал больно.

 Эльвира Юрьевна поднялась с кресла, подошла к столу и наполнила свой бокал шампанским наполовину. Затем, посмотрев, что в бутылке практически ничего не осталось, плеснула в бокал оставшееся и, прихватив пустую бутылку, удалилась на кухню. Через несколько секунд она вернулась уже с новой, еще нераспечатанной бутылкой игристого вина и протянула её Игорю.