— Пыль на ветру, называется, группа «Канзас». Знаешь такую? — она вновь повернулась к Игорю, в руках у нее был конверт с пластинкой. Конверт был явно самодельный, сделанный из грубого картона с нарисованной синим фломастером буквой «К» посередине. — Мне от мужа еще осталось вот. Давно не слушала, да и не на чем было просто, а тут соседи месяц назад переезжали и радиолу подарили. Ну как подарили, — Эльвира Юрьевна достала из конверта черный виниловый диск и повернулась обратно к радиоле, — выкинуть хотели, а я вот забрала.

 Эльвира Юрьевна установила пластинку в проигрыватель и вдруг, задумавшись на мгновение, повернулась к Игорю.

 — Руденко, а сделай мне новогодний подарок, —она смотрела Игорю прямо в глаза, — потанцуй со мной... Всего один танец, не откажешь? А то уже тысячу лет с мужчиной не танцевала. Подаришь женщине танец?

 Игорь не собирался отказывать, он просто не смог бы этого сделать. Он тонул в её бездонно-грустных глазах и был готов согласиться на что угодно. Эта женщина была прекрасна! Он был рад, что знает это, знает о её красоте. Прекрасная женщина. Еще вчера чужая, а сейчас очень близкая.

 — Я не умею особо, — промямлил он еле слышно, но встал с дивана и подошел к Эльвире Юрьевне.

 — Так и я могла уже забыть, как это делается, — засмеялась она, — последний раз, считай, с мужем и танцевала. Ничего, никто ведь не видит и не узнает, так что просто слушай музыку и танцуй.

 Комнату стала заполнять музыка. Чертовски красивая и очень грустная музыка. Игорь подошел к учительнице, он был слегка растерян, не знал, что делать. Взять её за руку или за талию? Что? Но Эльвира Юрьевна мгновенно прильнула к нему и, обвив его шею руками, нежно положила голову на плечо. Игорь аккуратно, словно боясь всё испортить, положил руки на талию женщины. Он чувствовал, что дрожит, сердце билось словно сумасшедшее, от алкоголя и жуткого волнения голова кружилась.

 Игорь закрыл глаза и глубоко вдохнул. Запах женщины, приятные цветочные нотки духов с примесью паров легкого алкоголя и чего-то ещё безумно приятного и такого родного, казалось, опьянил его еще сильнее. Он чувствовал её и понял, что стесняться смысла нет, просто нет. Нет смысла стесняться, когда рядом такая родная женщина, родная и близкая. Его руки переместились на её поясницу и настойчиво прижали ближе. Эльвира Юрьевна на секунду оторвала голову от его плеча и заглянула ему в глаза. Она была счастлива. Слегка пьяна и очень счастлива.

 — Просто слушай музыку. И танцуй.

 Те три с половиной минуты, что длилась песня, очень грустная и такая красивая, Игорь запомнил на всю жизнь. Он впервые танцевал с женщиной. Не с юной девчонкой, ровесницей, а с настоящей женщиной. По-настоящему родной и близкой, пусть и всего на три с половиной минуты.

 Эльвиру Юрьевну нашли весной, в конце марта, когда стал таять снег. Нашли на заброшенной стройке, совсем недалеко от её дома. Местные пьянчуги, периодически воровавшие со стройки кирпич для продажи, обнаружили торчавшее из под снега уже слегка поглоданное бездомными собаками тело в строгом вечернем платье цвета лазури и вызвали милицию. Игорь узнал об этом в школе от одноклассников.

 Вообще говорили многое. Школа в тот мартовский день просто гудела, словно улей от слухов и разговоров. Говорили все вокруг от мала до велика, учителя и первоклашки, у каждого история была своя. Кто-то говорил, что действительно руки были объедены собаками, кто-то утверждал, что вообще все части тела были по отдельности, кто-то говорил, мол, это вообще не она, слухов было много. Но Игорь помнил это платье, он понял, что это была Эльвира Юрьевна, и не хотел в это верить. Просто вывод был у всех один, самоубийство. Пошла тётенька и сиганула с недостроенной многоэтажки аккурат на бетонные блоки. В это Игорь верить отказывался.

 В ту ночь в гостях у учительницы он не видел ни единого намека, что она может поступить именно так. Да, она была одинока. Безумно одинока, но она уже, как показалось Игорю, привыкла к одиночеству за много лет. Мало того, она сама его и ткала, словно кружево вокруг себя. Она сама никого не впускала в свою жизнь, ни детей, ни взрослых. Просто чтобы не было больно. Ей уже сделали больно в жизни, очень больно. Она больше не хотела никакой боли и избегала всего, что могло её причинить, прячась в своем одиноком мире. Она боялась боли, она не могла убить себя. Тем более вот так, когда уверенности в смерти нет, ведь могла лишь покалечиться.

 Она не впускала в свою жизнь ни детей, ни взрослых. Однажды ошиблась и с теми, и с другими, больше не хотела. Хотя ждала мужа в ту ночь, она каждую новогоднюю ночь его ждала. Потому что он обещал, когда-то давно. Знала, понимала, что напрасно, но ждала. Следователь сказал, что он погиб давно. Так может всё из-за этого? Может, она узнала о его гибели? Нет! Не могла она. Просто не могла! Она была счастлива в ту ночь, Игорь это видел.

 После обеда Игорь вдруг перестал слышать какие-либо слухи и разговоры. Они никуда не пропали, просто по какой-то причине обходили его, Игоря, стороной. Он понял, что теперь все вокруг говорят именно о нём. О Депресуке, её страшной смерти и о нём. Он вновь стал виноват в её смерти для всех, ведь именно он видел её последним. Что же, логично мыслите, товарищи, очень логично! На перемене Вареник подтвердил догадки Игоря.

— Игорян, здорово! — Вареник влетел в кабинет химии перед последним уроком, — пошли покурим на улицу.

 — Да уже звонок скоро, — курить Игорю не хотелось, но он понял, что очень хочет узнать суть обходивших его стороной слухов, — хотя фиг с ней с этой химией, пошли.

 Игорь взял со стола учебник с тетрадью кинул в портфель и встал из-за парты. По пути к двери староста класса Ольга попыталась его остановить, но Игорь просто отодвинул её в сторону и вышел из кабинета вслед за Вареником.

 — Ты чего такой запыхавшийся, помятый весь? — спросил Игорь друга, как только они оказались на улице.

 Женька действительно выглядел неважно. Заметно похудел в последнее время, перестал оправдывать кличку и походить на вареник, цвет лица какой-то серый, да и вообще какой-то весь нервный, задёрганный. Но Игорь тут же поймал себя на мысли, что Вареника-то он уже давно не видел. Это раньше они всё время были вместе, а после той новогодней ночи всё круто изменилось. Встречались они всё реже и реже, словно стремились стать чужими друг другу. Именно стремились, потому что Игорю даже казалось, что Вареник его избегает намеренно.

 — Да дома не ночевал, всю ночь куролесили вчера с Рыжим. Сначала на танцах, потом на хату к знакомым попали. — Вареник достал из кармана мятую пачку «Примы», вытряхнул из неё две сигареты и протянул одну Игорю, — чего там, говорят, Депресуку нашли?

 —Ага, нашли. — Игорь чиркнул спичкой и прикурил сигарету, — на стройке, самоубийство, говорят.

 — Сама, значит? — Вареник курил нервно, явно чувствовалось, что с хорошего похмелья был, — Тебя-то не дергают? А то говорят, мол, ты её довёл, вот она и самоубилась.

 Так вот оно в чём дело! Не убил, так довёл до самоубийства, логично. Игорь понял, что доказывать что-то бесполезно. Все прекрасно помнили, что именно он довёл учительницу накануне нового года до нервного срыва, а значит и в самоубийстве виноват он. Никто не поверит, что Игорь в ту ночь не просто извинился, а еще и отлично провел два часа в обществе прекрасной женщины. Не учительницы, а именно близкой и родной женщины, друга. Никто и не поверит, что эта женщина существовала, все знали лишь Депресуку. Так что и Игорю никто не поверит. Да он и не собирался об этом никому рассказывать.