- Оно было написано незнакомым почерком, наклоненным влево. С первых строчек понял, что пишет Нина Михайловна - Светланкина мама. Разделала она меня, как бог черепаху, а в конце письма просила оставить ее дочь в покое. Дескать, Светланка любит образованного красивого парня, а со мной, с недоучкой, встречается только из жалости, - Костырев посмотрел на Антона, виновато усмехнулся. - Вы можете подумать: «Вот, мол, такой здоровый парень, а раскис, как кисейная барышня». Смешно, конечно… Сейчас сам понимаю, а тогда… все вверх тормашками перевернулось. У нас со Светланкой были самые чистые отношения, я на нее молиться был готов, и вдруг такая грязь… Короче говоря, чтобы понять мое состояние в то время, надо самому пережить подобное, - уставившись взглядом в пол, усмехнулся. - Не поверите, больше двух суток глаз сомкнуть не мог, думал, сумасшествие начинается.

- С Моховым когда встретились?

- Сейчас расскажу все по порядку… С Моховым, значит, так… Пашка давно меня уговаривал завербоваться на север, дескать, там заработки хорошие, отпуска по два месяца за год и все такое. Не знаю, что он там хотел делать - специальности-то у него никакой нет. Наверное, рассчитывал, что там люди денежные, украсть можно больше. Ну, а меня при себе вроде телохранителя хотел иметь. Силенки у него, как у мышонке, а задиристый, как мартовский кот… Я ж не круглый дурак, понимал, что дружбы у нас не получится. Последнее время даже не встречался с ним, а тут, когда получил эти письма, Пашка зачастил ко мне - в день по три раза прибегал. И все с разговорчиками насчет севера, как будто знал, что я в чумном состоянии нахожусь. Словом, уговорил. В пятницу я уволился с работы, написал Светланке и Нине Михайловне письма, в Светланкин конверт вложил ее письмо к московскому инженеру и отправил. После этого собрал чемодан, взял у матери триста рублей денег и пошел к Мохову. Пашка обрадовался, заегозил: «Едем, Федя! Едем!», а у самого за душой - ни рублевки. На что билет покупать?.. Триста рублей моих для двух человек - это же крохи. Пошли по его дружкам, надеясь у кого-нибудь занять, а дружки сами девятый день без соли сидят… В одном месте попали на выпивку. Пашка изрядно нахлебался, я в рот не взял. Вернулись к Мохову. Дело - к ночи, а спать не могу. В субботу с утра Мохов стал клянчить на похмелье. Дал ему пятерку. Он мне стакан водки налил, стал убеждать, что от бессонницы - самое лучшее средство. Ну я сдуру весь стакан и выпил. Мозги, конечно, сразу отключились, потому что таким делом, - Костырев щелкнул себя по горлу, - раньше не увлекался. Пашка опять к дружкам потянул. Помню, в пивной бар «Волна» заходили. Мохов там, кажется, с кем-то пиво пил, а у меня все, как в тумане… Почти четверо суток перед этим глаз не сомкнул. Когда вернулись к Мохову, заснул, словно убитый. Утром в воскресенье Пашка разбудил ни свет ни заря, потянул на вокзал, чтобы уехать с самой первой электричкой в Новосибирск. Спрашиваю: «Где ты денег взял?» «Да тут, - говорит, - старый друг один подвернулся», а сам из какого-то рюкзака вещи в чемодан перекладывает, торопится. Смотрю: вещи новенькие, даже с магазинными этикетками. Я его за грудки: «Ты что сочинил, Пашка?! Тебя ж в милицию сейчас надо сдать!» Мохов трухнул, залопотал: «Сам со мною сядешь. Между прочим, в сельхозтехниковском магазине твою кепочку видел. Думаешь, поверят, что раньше ее там оставил?.. Дудки! Уголовному розыску только попадись на крючок! По себе знаю… Да ты не волнуйся. Часа через три-четыре упорхнем на самолете из Новосибирска, и пусть ищут ветра в поле. Только смотри, Федя… Кепка твоя в магазине осталась, если что - бери магазин на себя. Первый раз больше года не дадут. Будешь на меня переть - групповую примажут. Тогда по шесть лет, как медным котелкам, свободы не видеть».

- О Гоге-Самолете Мохов ничего не рассказывал? - спросил Антон Костырев, когда тот замолчал.

- Нет, ничего не говорил.

- Кто помог Мохову отключить охранную сигнализацию в магазине?

- Не знаю, - понуро глядя в пол, ответил Костырев. - Я с ним, со скотиной, после этого принципиально не разговаривал. В Новосибирске, когда приехали на электричке сюда, он куда-то бегал, с кем-то встречался, а я сразу уехал в Толмачево и с вокзала не выходил, - поднял на Антона глаза. - Да вы допрашивайте Мохова. При мне он как миленький, все расскажет.

Антон позвонил дежурному следственного изолятора и попросил, чтобы Голубев доставил на допрос Мохова. После этого показал Костыреву заранее приготовленную фотографию Игоря Айрапетова и спросил:

- Узнаете?

Костырев внимательно посмотрел на снимок.

- Где-то видел, а где… Не могу вспомнить.

- Не в баре «Волна»?

- Может быть… - он еще внимательнее вгляделся в фотографию. - Нет, не в баре. Кажется, в «Космосе»… Точно, в «Космосе». Изрядно уж с тех пор времени прошло, но помню. Мохов еще за одним столом с этим парнем сидел и к сестре Светланкиной вязался, пока я его не пугнул… А в баре, я же сказал, для меня все, как в тумане, было.

Посидели молча, думая каждый о своем. В коридоре послышались шаги. Дверь отворилась, и Голубев впустил в нее Мохова. При виде Костырева с Моховым произошло почти то же, что и с Костыревым, когда тот неожиданно увидел в кабинете Светлану Березову.

- Ну, что уставился, как баран на новые ворота? - взглянув на него, усмехнулся Костырев. - Не узнал?

- Федя!.. - неестественно изобразил радость Мохов. - Ты что такой сердитый? Тебя пытают? Крест во все пузо - не закладывал!

Костырев поднялся во весь свой могучий рост, угрожающе сжал кулаки, прищурился:

- Эх, Паша, заложил бы я тебе сейчас…

Мохов шарахнулся к двери. Натолкнувшись у порога на Славу Голубева, повернулся к Антону и закричал:

- Громилу на помощь призвали! Запугать хотите, да?

- А ну, друзья, по местам! - строго приказал Антон; дождавшись, когда Костырев и Мохов - один с усмешкой, другой тревожно, - глядя друг на друга, сели, спросил:

- Надеюсь, отрицать знакомство не будете?

- Чего тут отрицать, - сказал Костырев.

- Нет! - с вызовом крикнул Мохов.

- В таком случае - рассказывайте, как дело было. Без вранья, по-честному.

- Я все по-честному сказал, - Костырев посмотрел на Антона и кивнул в сторону Мохова. - Теперь пусть он выступает.

- Запугиваешь? - окрысился Мохов.

- Чего тебя запугивать? - с прежней усмешкой спросил Костырев. - Ты и так, будто осиновый листок на ветру, дрожишь. - Сам струсил, думаешь и другим страшно?! Лицо Костырева стало строгим.

- Не кричи, Паша. С детства знаешь, что меня запугать не так-то просто. Прошу тебя: расскажи все честно следователю, а он пусть решает, вместе нас в тюрьму садить или поврозь.

- Ты о чем, Федя?.. - словно не понял Мохов.

- Не прикидывайся, Паша, - Костырев опять уставился взглядом в пол. - Я все откровенно рассказал, теперь - твоя очередь. Врать начнешь, сильней запутаешься и срок больше получишь, как говорят твои блатные дружки.

Мохов втянул голову в плечи, будто бы съежился, взглянул на Антона, и Антон заметил, что он рад бы говорить все откровенно, но боится. Очень сильно боится. Кого?.. Айрапетова или Остроумова?

- Паш, рассказывай, не тяни время, - спокойно, но требовательно проговорил Костырев. - Ты ведь знаешь, Паш, что я не люблю кривить душой.

- А чего рассказывать, один я управился с магазином, - Мохов еще больше съежился, посмотрел на Антона и перекрестил живот. - Во, крест даю - один.

Антон встретился с ним взглядом, включил микрофон:

- Начните по порядку. Как узнали, что в магазин поступили золотые часы?

Мохов болезненно поморщился, передернул плечами и заговорил, поминутно взглядывая на Костырева, словно опасаясь, что Федор вот-вот его прервет:

- Если по порядку, то значит… В субботу утречком кирнули с Федей, ну и поволокло нас на подвиги. К некоторым корешкам моим зашли, побазарили об том, об сем, хотел деньжонками у них поживиться. Не вышло. С тоски зашли в пивбар «Волна». Гляжу, Игорь Владимирович Айрапетов - он меня когда-то лечил - с Иваном Лаптевым пиво тянут, а перед ними на столике - целая гора вяленой рыбы. Подошел, чтобы пару рыбешек стрельнуть. Разговорились. Попросил у Айрапетова денег в долг, сказал, на Север еду, заработаю - рассчитаюсь. Мужик он всегда денежный, а тут зажался. Показывает золотые часики и говорит, что в сельхозтехниковском магазине купил. Спрашиваю: «Еще там остались?» Говорит: «Навалом». Тут у меня и мелькнуло, толкую: «Дай хоть пару червонцев, завтра тебе этих часиков полный карман привезу». Поломался, но пятнадцать рублей все-таки дал, выручил…