В больнице было почти пусто и тихо. Пациентов по возможности выписали, тяжёлых не было. Коичи-сан убедился, что размещённые в одной палате Кохей и Мицуру мирно спят, и тоже отправился на боковую. За окнами бесшумно полыхали разноцветные блики — над Камикавой расцветал последний в её истории фейерверк.

========== Рассвет ==========

— Эй…

— У-у…

— Эй, ты не спишь?

— Ха-ах…

— Танигава… Ты проснулся?

Кохей открыл глаза. Незнакомый высокий потолок был выкрашен белой краской. Слишком светлый для ещё не отдохнувших глаз. На фоне белого потолка волосы склонившегося над ним человека казались темнее, чем на самом деле.

Кудо… Мицуру…

— Я… где?

— В больнице.

— А?

— Не помнишь ничего, да? Ты вчера с обрыва слетел. Ну тот, сзади вашего дома. Я думал, ты себе всё переломал, потому сюда и притащил. Ты как?

Кохей прислушался к собственному телу. Ничего не болело, только мышцы разъедала неприятная ломота. Похмелье.

— Нормально… А у тебя чего рука забинтована?

— Вывихнул. Ещё дома первый раз, а вчера заново. Ты тяжёлый, знаешь, да?

— Ты меня что, на себе сюда приволок?!

— Ну да, — Мицуру отошёл от кровати Кохея, сел на свою. — Интересно, можно уже отсюда уходить?

— А сколько времени?

— Четыре ноль две.

— Ещё так рано.

— Уже почти совсем рассвело.

За окном начинался новый день. Последнее лето Камикавы. На листьях деревьев медленно высыхала роса. Здесь всегда очень влажно по утрам, сказывается близость реки и океана.

— Мицуру… Я тебе ничего вчера… странного не говорил?

— Говорил. Много чего. Только я половину не понял. Это же русский язык, да? Мне понравилось, как звучит.

— Говорил… А что конкретно?

— Да пургу всякую нёс. Ты вчера здорово напился, не знал, что ты теперь так много пьёшь.

— Вообще-то, я почти не пью. Потому и развезло так сильно.

Разговор не клеился. Оба не знали, о чём можно говорить, а о чём надо молчать.

— Слушай, Кохей… А ты зачем вчера на обрыв попёрся? К тому дереву?

— Да.

— Ты не знал, что оно упало? Почти сразу, как вы уехали.

— Упало?

— Я вчера вспомнил, когда в овраг лез. Мне Акира писал. Был сильный ветер, тут много чего попадало. И то дерево тоже.

— А Акира про него… знал?

— Знал, конечно. Акира всю Камикаву как свой дом знает. Он тебя там видел, несколько раз. Только не подходил. Ты же туда сбегал, когда хотел один побыть.

Кохей поморщился. А он-то думал, что никто не знает про его тайное место… Наивный. Это же Камикава. Здесь все про всех знают. Знали.

— Тебе жаль, что Камикавы больше не будет, Кудо?

— Немного. Здесь было неплохо. Не так, как там, где я сейчас живу, но… весело.

— Да… весело.

Надо было что-то говорить, поддерживать эту, в общем-то, бессмысленную беседу. Но Кохей больше не хотел говорить. И думать тоже больше не хотел. Надо вставать и уходить отсюда. Дождаться, пока проснутся родные. Попрощаться, забрать вещи. И уезжать.

Дерево упало. Осколки чашки наверняка вывернуло вместе с корнями, он же их прямо под ними закопал. Чашку больше не склеишь. Вот и ответ.

— Кохей… А ты не врал вчера, когда говорил, что любишь меня?

Мир вздрогнул и замер. Кохей почти услышал, как, натужно скрипнув, застопорила ось планеты. Или это скрипнула кровать под ним, когда он резко поднялся и уставился на задумчиво глядящего в окно Мицуру?

— Я… что?

— Ты сказал, что любишь меня. Это правда?

Какая теперь разница?..

— Правда.

— Ты знаешь, что я гей?

— А?

Кохей медленно переваривал то, что сказал Мицуру. Гей? Кудо Мицуру, школьный Казанова, блондинистая мечта всех девчонок, начиная с младших классов — гей?!

— Нет…

— Танигава, ты же нормальный? У тебя есть девушка?

— Нет… Я ни с кем не встречаюсь… сейчас.

— А раньше?

— Раньше… встречался.

— Сколько у тебя было девушек?

Кохей не понимал, для чего Мицуру знать об этом. Но послушно отвечал на вопросы. В мозгу всё еще тяжело ворочалось, не желая улечься нормально, неожиданное признание Мицуру. Он гей… Давно? Всегда таким был? Или потом стал?

— Значит, ты абсолютно нормальный, девушек у тебя было порядочно… С мужчинами не спал, как это делается, в теории знаешь, потому что врач… Кохей, а от меня ты чего хочешь?

— Что?

Кохей не был готов к такому вопросу. Он сам не знал, чего хочет от Мицуру. Ответного признания? Нетрадиционного секса? Чего Танигава Кохей хочет от Кудо Мицуру?

— Ничего.

Теперь настала очередь Мицуру потрясённо молчать. Как это? Кохей сказал, что любит его со средней школы, а теперь заявляет, что ничего от него не хочет?!

— Тогда… зачем ты мне сказал, что любишь?

Кохей долго не отвечал. Мицуру исподтишка разглядывал его сосредоточенное лицо. Танигава красивый. Особенно когда вот так вот над чем-то серьёзно раздумывает.

— Я просто сказал. Потому что это правда. Но мне от тебя ничего не нужно. Это тоже правда.

— Так не бывает. Если кого-то любишь, всегда надеешься… ну, на ответную реакцию, что ли. На любовь в ответ.

— Не про меня. Мне от тебя ничего не нужно, Кудо. Ты не обязан меня любить только потому, что ты… мне нравишься.

— Правда нравлюсь?

Кохей наконец-то рискнул посмотреть Мицуру прямо в глаза. И понял, что зря это сделал. Секунду назад ему действительно ничего не нужно было от бывшего одноклассника. А сейчас… Кажется, он только что соврал по-крупному.

— Правда…

***

Заниматься сексом на больничной кровати неудобно. Обычным людям. Но если один из партнёров — врач, и знает, как правильно пристроить вывихнутую руку того, кто снизу, чтобы не тревожить больное место — тогда вполне себе нормально.

Нормально? Да ни разу.

Ненормально. Потому что не бывает так, чтобы совсем без боли и сразу хорошо до слёз.

«Где тебя носило всю мою жизнь, а, Танигава?»

— Я… всё правильно делаю?

— Да…

— Мицуру…

— Кохей, почему ты не сказал мне раньше?

— Я…

Почему? Наверное, потому, что было дерево на обрыве. Ему можно было говорить всё на свете. Даже не пытаясь облечь в слова свои мысли. Свои мечты. Самые стыдные. Самые сладкие. Пока то дерево росло на обрыве, Кохею было с кем делиться ими.

Он же не знал, что дерево умерло. Он просто ничего не знал. И он не знал, что Мицуру… Даже не думал, что Мицуру — такой. А потом он всё забыл. Авария стёрла его воспоминания.

— Так было надо, да?

— Что?..

— Было нужно, чтобы мы… поняли… да? В нужное время… да?

«Наверное, ты прав, Мицуру. Кто знает, что было бы с нами, если бы я тогда смог тебе признаться. Мы были бы сейчас другими. Не теми, кем стали. Не такими, которые могут… могут взять и позвать друг друга… далеко-далеко… где нас никто не знает…»

— Мицу… ру…

— Да-а…

«Кохей, знаешь, что? Я упрошу Джона поменяться с Вайнбергом. Экипаж Вайнберга летает в Россию. Я буду очень сильно просить, обещаю. Мы будем видеться каждую неделю… может, и чаще. Ладно?»

— Кохей… Ты хочешь остаться в Камикаве на весь отпуск?

— Нет. А ты?

— Я тоже не хочу. Всех, кого надо, я уже повидал.

— Куда поедем?

Это прозвучало совершенно естественно. Так, будто они всегда вместе планировали, куда ехать в отпуск. И Мицуру это понравилось.

— Сначала в Танпоро. Хочу в тот онсэн. И на родник. И надо чашку купить новую, точно!

— Зачем тебе новая чашка?

— Ну, ту ведь ты разбил. А мне она нравилась.

— Ладно, куплю тебе новую.

— И дашь мне из неё попить.

— Не веришь мне?

— Ну… — Мицуру выдержал паузу, наблюдая, как Кохей сосредоточенно, привычными профессиональными движениями перебинтовывает ему плечо. Он по-прежнему немного неуклюжий, но только в обычной жизни. Когда Кохей в своей докторской стихии, его руки удивительно ловкие и бережные. Ни капли не больно.

— Так что? Не веришь, да?

— Неа. Пока не верю.

— А… я?