Его директор, Леонид Ксенофонтович Пивоваров, начал с того, что я, в общем-то, уже слышал от секретаря райкома Жиганова. Сейчас лето, бездорожье, поэтому плана, особенно по вольфраму, нет. Будущее теперь за «Светлым» и подобными ему месторождениями. Еще старатели очень выручают… Что касается Горы — здесь с каждым годом меняется структура минерально-сырьевой базы, в связи с чем перед комбинатом всякий раз возникают новые серьезные проблемы. Проще: раньше металл брали из малых объемов, сейчас они борются за большие объемы… Есть, например, в Горе так называемые «пологопадающие» рудные тела. Отрабатывать их очень сложно, а в них высокое содержание металлов. Вот проблема: усовершенствовать систему разработки пологопадающих жил. Чтобы можно было отрабатывать их скоростным методом… Когда-то геологи гарантировали: запасов — лет на семьдесят. Считали, что внизу, в глубине Горы, можно взять больше. А получается: если сама Гора книзу расширяется, то контуры жильного месторождения сужаются. Сейчас высказывают предположение, что после этого пережима снова будет расширяться. Как у песочных часов… Но это бурить надо, метров на 500, и что там, под гранитным куполом, еще неизвестно…
— Все это слишком специально для меня, Леонид Ксенофонтович, — сказал я. — Ну, а как здесь вообще… жизнь, быт?
— Отсюда — всё… Проблемы жилья, транспорта, быта, культуры, — выражаясь математически, производные… В поселке свыше пяти тысяч жителей, побольше, чем в Эгвекиноте. Около двух тысяч работают у нас. Это значит, почти в каждой семье есть работник комбината, а то и двое. Комбинат и поселок — единый организм, причем комбинат в этом организме — и голова, и сердце, и руки, и плечи, и становая жила… Да и смотря с чем сравнивать — жизнь, какую выбрать точку отсчета?! — перебил себя Пивоваров. — Если смотреть с самого начала… — Он достал из стола, полистал и подал мне раскрытую книгу. — Вот, прочитайте…
Книга была мне знакома. Это были «Очерки истории Чукотки с древнейших времен до наших дней», напечатанные не так давно, в 74-м году, в издательстве «Наука». Первый капитальный, сводный труд по истории Крайнего Северо-Востока, созданный коллективом ученых магаданского СВКНИИ, — от стоянок охотников на мамонтов до начала 9-й пятилетки, до 1972 года, когда Чукотский национальный округ был награжден орденом Дружбы народов… «В 1939 г. на Иультине создается Чукотский разведрайон. Условия труда и быта здесь были крайне тяжелыми. Появился поселок из трех фанерных домиков, мало приспособленных для жилья, и палаток. На коллектив в 73 чел. приходилось 150 м2 жилья. Электростанция мощностью 4,5 квт и механическая мастерская размещались в палатках, обложенных снегом. В домиках и палатках всегда было холодно, на пятидневку выдавалось одно ведро угля. Выход рудного тела находился в километре от поселка, почти на вершине сопки. Для доставки к штольне оборудования, горючего и питания приходилось с тяжелым грузом на плечах преодолевать 500-метровый подъем. Чтобы не совершать чрезвычайно утомительных ежедневных подъемов, особенно в пургу, горнорабочие жили в палатке, приткнутой к устью штольни на склоне горы…» — прочел я отчеркнутое на странице место.
— Да, — продолжил директор, когда я вернул ему книгу, — если сравнивать с тем временем, то теперь у нас — рай земной! Дома современные, водяное отопление, все удобства… Лечебно-оздоровительный профилакторий для горняков… Свое подсобное хозяйство, коровы, свежее молоко — прежде всего детям и горнякам, остальное продаем населению через магазины. Люди грядки завели — свежую зелень выращивают… Стадион, Дом культуры со зрительным залом на четыреста мест — больше, чем на Первом… А если учитывать сегодняшние требования — многое еще не сделано. Особенно в отношении жилья. Есть еще и бараки, и «шхуны», живут в них по-прежнему тесно, без удобств… Надо бы теплицы свои, чтоб у людей были свежие овощи, — на Чукотке это уже не в диковинку! Спортзал настоящий, каток крытый для ребятишек, потому что открытый то и дело заносит… Да мало ли!..
— Какую же систему отсчета вы предпочитаете, Леонид Ксенофонтович? — спросил я.
— Понимаю вас… Разумеется, ту, которая побуждает действовать, не стоять, так сказать, на месте, идти дальше… И мы делаем. Но все не так быстро, как хотелось бы… Средств пока нет, мало отпускают нам средств. Недавно нас критиковали на собрании партийно-хозяйственного актива района, но критиковали даже не за эти недостатки, о которых я вам тут говорил, а именно за нерешительность, за то, что недостаточно настойчиво требуем у вышестоящих организаций эти самые средства… Что ж, может быть, и справедливо нас критиковали, — вздохнул Леонид Ксенофонтович, — но ведь те, у кого мы требуем, тоже коммунисты, и тоже не робкого десятка… И мы, конечно, не требуем — просим… Ну, а что касается наших людей и «героики будней», то примеров героизма, самоотверженности, трудового энтузиазма у нас достаточно! — заключил директор. — Сами увидите…
Он позвонил по телефону, и скоро пришел человек лет пятидесяти, невысокого роста, худощавый, с несколько утомленным лицом.
— Александр Петрович Куклин, главный инженер рудника, ветеран труда, в Иультине с пятьдесят шестого года, комбинат еще строился, — представил Пивоваров. И попросил: — Александр Петрович, покажите товарищу Гору…
— А чего ее глядеть, Гору, — пробормотал как бы про себя Куклин, когда мы вышли. — Красивого там нет ничего… Место, где вкалывают!..
Потом я привык к этой его манере: помолчать-помолчать, да и выдать что-нибудь — трезво-ироническое, обескураживающее… Вобще Александр Петрович — человек сдержанный, малоразговорчивый, и, чтобы сказать о нем хоть немного, я должен забежать вперед. Несколько дней спустя после нашей экскурсии в Гору я прогуливался по вечернему Иультину и возле Дома культуры увидел Куклина. Народ торопился мимо него в кино, все его знали, здоровались, а он посиживал себе, дышал воздухом. Уже на правах знакомого я подсел, завел разговор, сказал, что вид у поселка вполне городской.
— Лучше бы здесь настоящих деревенских изб понаставили, чем этих «современных» домов, — ответил Куклин. — Вон там, вдоль улицы, неказистые такие на вид дома, с маленькими окнами, строили в пятидесятых годах. У них стены — метровые, вот там — тепло!.. Потом пришла кому-то в голову мощная рационализаторская идея: метровые ни к чему да и невыгодно, достаточно двадцати сантиметров. Теперь в новых электрообогреватели круглый год включены, а все равно холодно…
— А как вы попали на Чукотку и вообще — стали горняком? — спросил я.
— Случайно, — сказал Александр Петрович. — Поступил во Владивостоке в Дальневосточный политехнический, закончил со специальностью горный инженер… А институты тогда, после войны, по призванию не выбирали, шли туда, где стипендия больше. Кроме гимнастерки, ведь ничего не было…
— Так вы воевали?
— На Дальнем Востоке только… Призвали из девятого класса. Служил на Амуре, на границе, старослужащие-то все были на западе… Потом полгода в снайперской школе подготовку проходил и на войне снайпером был…
— Расскажите, это интересно! — воскликнул я, имея в виду, разумеется, его военную специальность, потому что слышишь обычно от участника войны, что служил он артиллеристом, в пехоте или в танковых войсках, а вот снайпера встретишь не часто.
Но Куклин тут же меня подловил.
— Ничего интересного на войне вообще нет, — раздельно произнес он. — Да и рассказывать нечего: война-то кончилась в три недели. Девятого августа мы пошли, а второго сентября они капитуляцию подписали… А эти стали свои бомбы кидать — ну для чего, спрашивается?!
И все-таки я выспросил у Александра Петровича, что успел он заслужить в эту трехнедельную войну орден Славы — награду, которую просто так, скажем, «в ознаменование Победы», солдату не дают, а только за конкретный подвиг… В 50-м демобилизовался — не отпускали… Экстерном сдал экзамен за среднюю школу, снова пришлось — с 5-го по 10-й… Потом вот институт, потом сюда, в Иультин. Здесь уже более двадцати лет… Сейчас один, семью на материк отправил, пусть живут нормально. Чукотка, что там про нее ни говори, для нормальной жизни еще не приспособлена…