Сопки за первым перевалом постепенно разошлись, открылась широкая долина с большими и малыми озерами, сверкающими то вдали, то совсем близко, и новая речка покатилась по камням рядом с дорогой, теперь уже по пути с нами… Машины, попадавшиеся нам навстречу, если случалось это в узком месте дороги, замирали и дожидались нас, приткнувшись к обочине, по установленному раз и навсегда на трассе правилу: пропусти машину, идущую с Первого… Шофер встречной машины поднимал руку, и Топор ответствовал ему таким же поднятием руки… Ползли мы со своим лесом по-прежнему медленно, другие машины, груженные полегче или без прицепов, обгоняли нас. Вначале меня удручала наша скорость — дело в том, что мне обещали, что отправят «первой же машиной», и вот отправили, а теперь получалось, что первая оказывалась последней, и у меня мелькнула даже мысль: пересесть к другому водителю, — мысль, которую я тотчас отверг, потому что какое-то чувство, сродни солидарности, уже не позволяло мне покинуть моего Ивана Григорьевича. Я смирился, то есть смирился по-настоящему, внутри себя, и предался созерцанию пустынной дороги. И никакая живность, как назло, не желала нарушать ее однообразия, лишь вездесущий евражка выскакивал иногда на обочину и поднимался столбиком или бежал сбоку, забавно подкидывая толстый зад с торчащим вертикально хвостом, и кидался через дорогу перед самыми колесами — совсем как деревенская курица, только что без глупого, отчаянного ее кудахтанья… Ну, а Топор, как он мне рассказывал, за свои двенадцать лет езды по трассе навидался всякого зверья — и огромных полярных волков, и белых медведей, и бурых… Кстати, вспомнив про медведей, Иван Григорьевич поведал быль не быль, анекдот не анекдот, в общем — «случай», из того множества «случаев», действующим лицом которых всегда является «один знакомый шофер» и которые долго помнятся и рассказываются на трассе: «Как один старатель ехал в отпуск… Ну, попросился он вот так же в Иультине на попутку, едет на Первый. И вдруг — медведь… Бурый, небольшой такой, годовалый мишка… «Давай, — старатель шоферу предлагает, — поймаем медведя!» — «Лови», — шофер говорит… Остановились, снял старатель с себя пиджак, чтоб не голыми руками хватать, подобрался как-то и — накинул на медведя. А медведь вырвался и бежать — с пиджаком!.. А в пиджаке-то у старателя документы, удостоверение отпускное, аккредитивов пачка… — все, словом… Километров пять он за мишкой по тундре гонялся, пока тот пиджак не бросил… Вот так вот и поймал медведя!..» Я живо вообразил себе этого старателя, долгий сезон просидевшего безвылазно где-нибудь в глухом распадке и вот теперь выезжающего на материк, возбужденного в предвкушении нескольких месяцев отпуска, наверняка слегка принявшего по такому поводу, лихого, бесшабашного… — что ж, очень могло быть…

В Транзитном, или, выражаясь языком трассы, на 123-м километре, остановились, пообедали, а точнее, поужинали, потому что время было позднее. Этот маленький поселочек из нескольких домиков, как и Погындено на знакомом мне зимнике Билибино — Зеленый Мыс, существует специально для шоферов, работающих на трассе: тут можно поесть в любое время суток, обсушиться, обогреться, вымыться, отоспаться, что в дальней дороге и особенно зимой — вещь неоценимая… Вскоре за Транзитным совсем близко к трассе подошла Амгуэма — на Чукотке, буквально испещренной ручьями и речками, это одна из немногих настоящих, полноводных и широких рек; так и в переводе с чукотского она значится: «О’мваам» — «широкая река»… Быстрая, скачущая по камням, кипящая водоворотами горная речушка не удивляет, нрав ее прост, доступен; понятна и тихая, почти недвижная на плоской равнине; но вот такие большие, глубокие, выглядящие медлительными реки в окружении гор всегда казались мне загадочными, непостижимыми. Начиная с Ангары в моей жизни — с прежней, еще до строительства ГЭС, Ангары… И все время, что мы ехали вдоль Амгуэмы, я глядел на ее разлив, на многие плоские острова с низким кустарником, на словно застывшую, без волн и ряби, плавную гладь, посвечивающую теперь, с наступлением полярного вечера, холодным тускловатым блеском… Погода по трассе, с тех пор как мы выехали из Эгвекинота, менялась несколько раз: в Эгвекиноте было пасмурно и серо, облака закрывали вершины; за перевалом, в долине, безоблачно, припекало солнце; близ Амгуэмы поморосил дождичек, а к ночи стал наваливаться туман. Мост через реку мы переезжали с зажженными фарами, в белой мгле. Мост длинный, с полкилометра, и узкий — как раз пройти одной машине. Далеко внизу — река… Когда-то не было этого моста, хотя трасса уже была: машины переправляли на пароме. Однажды паром опрокинулся… С тех пор на иультинской стороне, слева от дороги, на вершине сопки стоит гранитный обелиск. Иван Григорьевич указал мне в ту сторону, но сейчас невозможно было его разглядеть, в таком тумане…

Наконец Иультинский перевал — тот самый, считавшийся ранее неприступным. Он и теперь — наиболее сложный и опасный участок на всей трассе. Дорога серпантином, крутые повороты, с одной стороны — стена, с другой — обрыв… Кавказ, хотя и в миниатюре, но не все ли вам в конечном счете равно, сколько раз успеет перевернуться ваша машина, прежде чем окончательно замрет: сто или десять? Сейчас лето, но ведь это Чукотка — что здесь творится зимой, в пургу или гололед, представить трудно… Туман остался внизу, на верху перевала по стеклам кабины застучала сухая снежная крупа. В начале августа в Заполярье ночами еще не темнеет, но слегка смеркается; когда же смотришь с горы в долину, сумрак в ней кажется еще гуще, и в этом сумраке уже были видны огни Иультина. Нам оставалось только спуститься… В два часа ночи мы въехали в поселок и встали на окраине. Трасса кончилась — на 207-м километре. Зимой, по заснеженной тундре, она удлиняется еще на сто сорок километров, до Мыса Шмидта. Бывает, из-за ледовой обстановки корабли не успевают там разгрузиться, тогда грузы, предназначенные для Шмидтовского района, оставляют в Заливе Креста и начинают возить машинами, по трассе и зимнику. Дорога в триста пятьдесят километров соединяет здесь берега двух океанов — Тихого и Северного Ледовитого…

Первый же дом возле дороги, дом, с которого начинается Иультин, был опять шоферской гостиницей. Иван Григорьевич пошел на автобазу отмечаться у диспетчера, я простился с ним и, прежде чем зайти в гостиницу, еще постоял, разглядывая Гору. Я сразу отличил ее среди других, обступивших поселок гор, и не потому, что она выглядела выше и массивнее их, хотя это было и так, и даже не потому, что на склоне ее прилепились здания комбината и светлели полосы отвалов, — еще не видя ничего этого, я сразу обнаружил себя стоящим лицом именно к этой Горе. И весь поселок располагался в долине так, словно тоже был обращен лицом к Горе. «Наверное, это получилось естественно, само собой, — подумал я. — Как первые люди пришли, выбрали место и построили первый дом, глядя на Гору, так и целый поселок встал — глядя на Гору…» Сейчас оттуда посвечивали огоньки и доносился неясный, будто из-под земли — а может, он и был из-под земли, — шум…

Между поселком и Горой каждые полчаса курсирует все тот же «Урал-375» с большим утепленным фургоном вместо кузова. Здесь называют — «куба»… С утра я погрузился в «кубу» и отправился на комбинат. Смотреть в маленькие окошки бесполезно, ощущаются лишь частые повороты да то, что ползем все время вверх. Через пятнадцать минут — конечная… Здание с вывеской «Иультинский горнорудный комбинат им. В. И. Ленина». Вблизи особенно заметно, что построено оно давно и с тех пор, видимо, не подновлялось. Мрачноватое, приземистое, штукатурка местами побита… На Чукотке с ее климатом нельзя белить — в противном случае надо белить то и дело. Лучше всего красить дома какими-нибудь нарядными, яркими, стойкими перед непогодой красками, об этом давно говорят, но пока я таких домов не видел… На трех этажах здания размещается все: администрация комбината и рудника, ИТР, столовая, раздевалки для горняков, отсюда же и выход, точнее, вход в Гору. Немного ниже рудника по склону — обогатительная фабрика, тоже под цвет Горы. Не сравнить, конечно, с Билибинской АЭС — та, в своих алюминиевых светлых панелях, выглядит посреди сопок как игрушка. Ну что ж, комбинат, можно сказать, — ветеран…