Не прошло и минуты, как он говорил с матерью.

— Ну да, я. Так ты в воскресенье выезжаешь? Тебе легче… Да, ездил на муле, ездил. Вымотался до чертиков… Ну да, каньон видел… Ничего, но цвета какие-то пошлые… Ну, а у тебя как?

Он захохотал. Сбросил башмаки и завалился на кровать вместе с телефоном, не переставая смеяться. Она рассказывала, как пришла домой и обнаружила Капитана в обществе двух ее приятелей — мужчин, с которыми познакомилась накануне вечером: те заскочили повидаться, подумали, что Капитан — ее отец, и наговорили кучу ужасных вещей.

7

Приподнявшись на постели, Гай разглядывал письмо, надписанное карандашом.

— Представляешь, мне осталось один только раз разбудить тебя перед тем, как ты опять уедешь надолго, — сказала мать.

Гай просмотрел всю стопку и выбрал письмо из Палм-Бич.

— Может, мама, и ненадолго.

— Когда у тебя завтра самолет?

— В час тридцать.

Она наклонилась и без особой нужды принялась подтыкать одеяло в ногах кровати.

— У тебя, наверное, не будет времени заскочить к Этель?

— Да что ты, мама, время найдется.

Этель Питерсон дружила с матерью с незапамятных времен. Она давала Гаю первые уроки музыки.

Письмо из Палм-Бич было от мистера Бриллхарта. Гаю поручали строительство. Бриллхарт даже убедил правление насчет вентиляционных башенок.

— Сегодня я сварила хороший крепкий кофе, — возгласила мать с порога. — Хочешь завтрак в постель?

Гай улыбнулся в ответ:

— Еще бы!

Он внимательно перечел письмо мистера Бриллхарта, положил его обратно в конверт и медленно разорвал на клочки. Потом распечатал другое письмо: листок, покрытый карандашными каракулями. Подпись с пышной завитушкой заставила его улыбнуться опять: Чарльз Э.Бруно.

«Дорогой Гай!

Пишет тебе твой приятель по поезду — помнишь? Тогда вечером ты оставил книгу в моем купе, а в ней техасский адрес, который, надеюсь, не изменился. Книгу высылаю. Кое-что из нее прочел — никогда не думал, что у Платона так много разговаривают.

Было приятно отобедать с тобой тем вечером — надеюсь, мы и впредь будем друзьями. Было бы чудно встретиться в Санта-Фе — если ты вдруг надумал, пиши: Отель Ла-Фонда, Санта-Фе: мы там будем еще по крайней мере недели две.

У меня никак из головы не выходит наша мысль о двойном убийстве. Уверен, это можно осуществить. Не могу передать словами, как я верю в эту идею. Знаю, однако, что тебе это неинтересно.

Зато мне интересно — что у тебя с женой? Пожалуйста, ответь поскорее. В Эль-Пасо я потерял портмоне (его сперли в баре прямо у меня под носом) — а больше ничего примечательного не случилось. Извини, но Эль-Пасо мне не нравится.

Надеюсь на скорую весточку.

Твой друг Чарльз Э.Бруно.

P.S. Жаль, что я проспал и не проводил тебя тогда утром. Ч.Э.Б.»

Письмо Гаю даже понравилось. Приятно было сознавать, насколько Бруно откровенен.

— Овсяные хлопья! — Гай счастливо улыбнулся матери. — На Севере никогда не подают овсяные хлопья к яичнице!

Он надел любимый старый халат, слишком теплый для такой погоды, и снова устроился на кровати с «Меткалф-Стар» и с подносом на шатких ногах, где стоял его завтрак.

Потом принял душ и оделся, будто его ожидали дела; однако никаких дел не было. Картрайтов он навестил накануне. Можно было встретиться с Питером Риггсом, другом детства, но Питер теперь работал в Новом Орлеане. Что-то поделывает Мириам, поинтересовался Гай про себя. Наверное, красит ногти на заднем крыльце или играет в шашки с какой-нибудь соседской девчонкой, которая обожает ее и хочет быть такой, как она. Мириам никогда не впадала в уныние, если задуманный план не удавался. Гай закурил сигарету.

Снизу раздавалось тонкое, непрерывное треньканье — мать или кухарка Урсулина чистили серебро и бросали ложки, вилки и ножи по одному в общую кучу.

Почему он прямо сегодня не улетел в Мехико? Ведь знал же, что последующие двадцать четыре часа, заведомо праздные, будут протекать скверно. Вечером снова явится дядя, а возможно, и кто-нибудь из друзей матери. Все хотят встретиться с ним. С тех пор, как Гай в последний раз был дома, «Меткалф-Стар» опубликовала столбец, посвященный ему и его трудам, поведав об успехах в учебе, о Римской премии, которой он не смог воспользоваться из-за войны, о магазине, который он спроектировал в Питтсбурге, и о маленьком изоляторе, пристроенном к больнице в Чикаго. В газете все это смотрелось впечатляюще. Помнится, он даже почувствовал себя важной персоной в тот унылый нью-йоркский день, когда получил вырезку в письме от матери.

Он внезапно ощутил потребность ответить Бруно и сел за письменный стол, но, взяв перо в руки, понял, что писать решительно нечего. Он представлял себе, как Бруно в ржаво-коричневом костюме, с фотоаппаратом через плечо карабкается в Санта-Фе на какую-нибудь гору, скалит на что-нибудь свои скверные зубы, неверными руками вытаскивает камеру и нажимает на кнопку. Бруно с многими сотнями шальных долларов в кармане сидит в баре и ждет свою мамочку. Что может он написать Бруно? Гай закрыл авторучку и положил ее обратно на стол.

— Мама! — позвал он, подождал и сбежал вниз. — Как насчет того, чтобы сходить в кино до обеда?

Мать возразила, что уже дважды на этой неделе была в кино.

— Ты же сам говорил, что кино не любишь, — проворчала она.

— Мама, сегодня мне вправду хочется! — сказал он настойчиво и рассмеялся.

8

Вечером, около одиннадцати, зазвонил телефон. Подошла мать Гая, потом вернулась в гостиную и позвала сына, который сидел там со своим дядей, его женой и двумя кузенами, Ритчи и Таем.

— Междугородный, — сообщила мать.

Гай кивнул. Конечно, это Бриллхарт, за разъяснениями. Как раз сегодня Гай ответил на его письмо.

— Привет, Гай, — прозвучало в трубке. — Это Чарли.

— Какой Чарли?

— Чарли Бруно.

— А! Ну, как ты? Спасибо за книгу.

— Я еще не выслал ее, но вышлю непременно, — тараторил Бруно с пьяным оживлением, знакомым Гаю по поезду. — Не собираешься в Санта-Фе?

— Боюсь, не получится.

— А что там слышно насчет Палм-Бич? Можно я заскочу к тебе туда на пару недель? Хотелось бы посмотреть, как оно будет выглядеть.

— Сожалею, но я там все порвал.

— Порвал? Почему?

— Обстоятельства. Я передумал.

— Из-за жены?

— Н-нет, — Гай ощутил легкое раздражение.

— Она хочет, чтобы ты с ней остался?

— Да. Вроде того.

— Мириам хочет поехать в Палм-Бич?

Гая удивило, что Бруно запомнил имя.

— Значит, развода ты не добился, а?

— Добиваюсь, — отрезал Гай.

— Да, я плачу за разговор! — заорал Бруно кому-то в сторону, потом недовольно в трубку:

— Черт знает что такое! Послушай, Гай, так ты из-за нее отказался от работы?

— Не совсем так. И какая разница? С этим покончено.

— Чтобы получить развод, ты должен ждать, пока ребенок родится?

Гай не ответил.

— Тот парень и не думает на ней жениться, а?

— Да нет, он…

— Будто бы? — с издевкой перебил Бруно.

— Я не могу больше говорить. У нас тут гости. Приятного тебе путешествия, Чарли.

— А когда мы сможем поговорить? Завтра?

— Завтра меня здесь уже не будет.

— Ах, так, — Бруно куда-то пропал, и Гай надеялся, что навсегда. Но голос прорезался вновь с какой-то мрачной задушевностью:

— Послушай, Гай, если ты хочешь, чтобы это осуществилось, ну, ты понимаешь, что, — просто подай знак.

Гай нахмурился. Не успело недоумение оформиться вопросом, как тут же всплыл и ответ. Гай вспомнил идею Бруно о двух убийствах.

— Ну так выбирай, Гай, чего ты хочешь.

— Ничего не хочу. Я всем доволен. Понятно? — Но это только пьяная трескотня, подумал он. Разве можно к этому относиться серьезно?