Валера мягко, но настойчиво отобрал у меня телефон и зашвырнул его в подушки рядом стоящей кровати.
— Все? — проворковал. — Теперь можно?
Я вместо ответа надавил сверху, толкая возлюбленного на ковер, оседлал чуть выше паха его гибкое, сильное тело, наклонился губами, медленно и, дразнясь, поинтересовался:
— А ты прогнешься?
Лерка смотрел, прищурившись. Поразмыслил и кивнул.
— Для тебя — хоть без скафандра на луну, чудо, — сообщил, сияя белозубой вампирьей улыбочкой.
Блонди пах недавно съеденным яблоком. Мы целовались, раздевая друг друга, позабыв обо всем на свете… И о том, что дверь не заперли, естественно, тоже.
Ну, и помешали нам, разумеется, в самый разгар страсти.
— Ого! — удивился Дима с порога, покрываясь красными пятнами и странно суживая зрачки.
А вот остановиться я уже был не в состоянии, лишь ускорился, вдалбливаясь в откляченную выписывающую кренделя светлокожую Лерочкину жопку с отчаянием утопающего. Валера взвыл из коленно-локтевой, плавясь в нахлынувшей волне наслаждения, повернул к не вовремя заявившемуся мужчине раскрасневшуюся мордаху, выдохнул через стон:
— Ди-им… Ты ж… вроде… о-о-о!..
И — кончил мне в кулак, выгибая спину горбом, забился сладостными конвульсиями, запульсировал жаркой глубиной, утаскивая за собой в оргазм.
Господин Воронов полюбовался на мой финал, развернулся и удалился, чуть зубами не скрипя. Весь кайф испортил, бляха муха его за ногу… Не мог прийти на полчаса попозже?
Откончав, я и Валера по-быстрому обтерлись влажным полотенцем, натянули одежонки и спустились вниз, на кухню.
К Дмитрию Константинычу, морально готовясь к раздраю и скандалу. А Дмитрия Константиныча на кухне не оказалось.
— Опять курить убег, — вздохнул догадливый я, и, как был, в футболке, тапочках и джинсах, рванул из дома к гаражу.
Господин Воронов обнаружился именно там, где думалось — сидел, ссутулив плечи, под прикрытием пышно разросшейся черемухи на перевернутом пластиковом ящике из-под пива и дымил зажатой в кулаке сигаретиной. Я приблизился, остановился в паре шагов, зябко передернулся в порыве холодного влажного ветра — опять погода меняется — позвал негромко:
— Дим…
Мужчина мрачно зыркнул исподлобья, выпустил струйку дыма и поманил рукой.
— Серёжа, — снова взмахнул рукой, — поговорить надо.
И показал на еще один пивной ящик у стены.
Я опустился на импровизированную скамеечку, чувствуя, как в ягодицы врезаются пластиковые выступы ячеек, пролепетал дрогнувшим испуганным голоском:
— А о чем?
— О ком, — поправил Дима, затягиваясь остатком табака, — о тебе и о Лере. Ёж, я не знал, что ты бываешь сверху… Всегда считал — только мне, красивому, Лерочка подставляется, только я его имею… Дурак, обломался по полной программе…
И засмеялся, нервно дергая гладковыбритым кадыком.
Я внутренне напрягся и едва слышно застонал: опять ревность, без конца и без края! О-ох-х-х…
А потом господин Воронов удивил — отшвырнул прочь тлеющий фильтр, тяжело поднялся и побрел прочь, бормоча под нос:
— И зачем я женился на этой блондинистой шалаве, Господи? Жил себе раньше спокойно, без всяких любовей и законных супружников… Эх…
Я вскочил и прибитым сплошь провинившимся щенком поплелся следом. Диму было так жалко…
Но не на все сто — обида на мужчину до сих пор не угомонилась: он и блонди скатались во Францию без меня, и на церемонии бракосочетания я не был, как и на свадьбе тоже. А расписались эти остолопы двадцать восьмого апреля, аккурат в мой день рождения.
Они, прикиньте, во Франции женились, а я торчал один, брошенный, в пустом доме в собственное семнадцатилетие, в слезах и разрываемый ревностью, и хлебал сам с собой вискарь. Рр-р-р-р!!! Не прощу никогда. Честно.
(Ну ладно, не совсем один — верный друг Игорюха Славин со мной был. И мы с ним упились вдвоем до зеленых чертиков и обкурились жутко хихикательной травой. А про поцелуи, и что я ему отсосал — ну, случайно, а еще из мести кое-кому — Игорь, слава Богу, не помнит)…
Глава 37. Сергей. Опять июль 2013 г. Разное: сначало – пьяное, потом самобичующееся, потом просто шалое поблядошко. И вообще, как умею, так и выживаю
Вечером мы с Лерой нежданно наклюкались: Дмитрий Константиныч сразу после наступления темноты утопал в свой кабинет, заперся там и через дверь посылал всех пешим эротическим куда подальше. Без него было пусто и тоскливо, и хотелось выть на луну. Вот я и блонди и повыли. Повыли-повыли, приняли по двести грамм, потом еще по двести, додвестили бутылку — между прочим, литровую, бренди — и, бля, перестали выть, запели.
С чувством, обливаясь горючими пьяными слезами, о неразделенной любви. Не знаю, как Валере, а вот лично мне было чудовищно хреново. Я вдруг до конца осознал множество разных вещей, в том числе и собственное одиночество в этом огромном мире, и свою полную зависимость от дующегося наверху стареющего самодура, и то, что, пожалуй, кроме Славина и, может, Алины, мне и обратиться-то будет не к кому в случае нужды. А Лерка… Лерка, конечно, любимый, суперкрасавец и супруг господина Воронова, но, по сути — такое же никчемное, неимущее, беспомощное чмо, как и я, даже хуже — и готовить он толком не умеет, и ЕГЭ у него не сдан, и блядь бордельная, и бывший героинщик… Уу-у-у-у… Короче, петь и одновременно реветь в тридцать три ручья у меня получилось вполне, просто талант от Бога прорвался. Да…
А потом толчком я проснулся в Диминой спальне, раздетый до трусов, рядом, распластавшись на спине, с открытым ртом и грязными дорожками по щекам, валялся блонди — и довольно громко, неэстэтично храпел, а подле в кресле сидел Дима и на нас, красотуль, смотрел. Спокойно и с любовью.
Стоит ли упоминать, что похмелье оказалось ужасным, и колбасило меня вместе с Валеркой аж до ночи? Но и похмелью пришел конец, утихла головная боль, желудки угомонились и коленки прекратили трястись мелким трясом.
И я и Лерочка долго лежали, опять-таки в Диминой койке, обнимая нашего мужчину с двух сторон. Дмитрий Константиныч улыбался, по очереди целуя нас в носики, и жалел воняющих перегаром бедняжек.
Я принимал ласки чужого мужа и едва сдерживал тошноту: разврат и мерзость, фу, а потом потихоньку заснул, пусть и ощущая себя продажной тварью — а куда деваться-то, на улицу? Спасибо, увольте, под крылышками господ Вороновых и теплее, и кормят хорошо. Панель обойдется.
На следующее утро меня разбудил довольный, сияющий новенькой монеточкой Лера, помахал перед лицом Диминой кредиткой и велел собираться.
— Шопинг! — орал парень на весь дом. — Ёжа, подъем, магазины ждут!
Хм, магазины? Я не имел ничего против магазинов. И против новых, брендовых коллекций тоже. Чего врать понапрасну, шмотки я уважал не меньше моего блонди. И предложение потратить часть Диминых денег встретил на «ура»: взлетел с подушек, взвизгнул от радости и помчался в душ — приводить в порядок тушку тела. Все вчерашние навеянные похмельным синдромом мрачные мысли выветрились из мозгов на хрен. Стыдно? Не-а. Ни на грамм.
Магазины не обманули ожиданий. Мы с Леркой намерялись до состояния полного ошизения, накупили кучу кучную дороженного красивого модного тряпья и вернулись домой, ощущая себя счастливыми, жутко усталые и голодные.
— Кстати, — во время ужина сообщил Валера, загадочно щурясь в собственную тарелку на недогрызенную куриную ножку и потираясь о плечо сидящего по правую руку меланхолично жующего мужа, — Сереж, а ты уже придумал, чем мы в субботу займемся? Может, куда в клуб смотаемся, потанцуем, а?
И поглядел на переставшего работать челюстями Диму — влажно и с мольбой, затрепетал ресницами. И я тоже вылупился с другой стороны — и не менее страстно.
Дима не сильно жаждал отпускать нас на пошляться-развеяться-упиться в драбаданище, но — пойди удержи в четырех стенах двух истосковавшихся по свободе юнцов… Короче, мужчина посопротивлялся и сдался. Мы его уговорили, зацеловали, и я ему еще минет отвалил под столом, прямо при Лерке: Дима так возжелал, а я не воспротивился — выбраться на дискотеку хотелось до колик в животе. Было гадко, но терпимо. И вообще, от стыда еще никто не умирал, за благое дело старался, между прочим! Валера в середине процесса, правда, вдруг сорвался и поспешно ускакал в туалет… А, позже обговорим, когда Дима уснет. Повалятельным коленно-локтевым способом, я — принимающим… Простит Лерочка, ну куда он с подводной лодки-то денется?