— А вот и помощь, ура, сколько можно вас вообще ждать?! Сделайте доброе дело, прогоните это недоразумение, а то он до меня грязно домогается!
Алина ответила мелодичным смешком. Закинув сумочку на прикроватную тумбочку, женщина запихнула растерянно захлопавшего бесцветными ресничками паренечка в угол к вешалке, подвинула стул, присела грациозной кошечкой, закинула ногу на ногу, покачала в воздухе сапожком и поинтересовалась:
— Дим, братишка, почто ребенка обижаешь? Деточка тебе чем-то не угодил? Он что, плохо в ротик взял?
— Да! То есть — нет! — немедленно взвился лев, царь зверей, собирая в морщины лоб. — Он меня побрить хочет! Представляешь, какая наглость?!
— Дешевым одноразовым станком? — уточнила ехидна-Алина.
Дима ответил горящим взглядом — мужчина пребывал в крайней степени возмущения. Вот только его бравая сестренка, напоминаю — не юный солдатик, ее смутить было более чем трудно. Округлив напомаженные полные губки, женщина протянула «космическая катастрофа вселенского масштаба» с гримаской столь комичного ужаса на холеном лице, что и я, и маячащий под висящими халатами парнишка буквально захлебнулись хохотом.
Алина же умудрилась сохранить абсолютную серьезность, лишь в зрачках ее, устремленных на брата, плясали полчища шустрых бесенят. Подманив солдатика жестом, женщина ухватила с протянутого им металлического подноса пластиковую черную бритву и повертела перед носом, изучая. Обычная бритва, мы с Леркой часто такими гладкость кожи наводим, удобная в руке, волос отлично снимает, и выбросить потом не жалко. И чего Дима так взбесился?
— Простенькая вещица, не содержит ценных цветных металлов, без инкрустации брильянтами, и цена ей — сто рублей за десяток, — притворно вздохнула Димина сестра, помахав станочком, — факт. Этим бреются только бомжи и нищие алкоголики. А тебе, господин Воронов, нужно нечто солидное, твой статус подтверждающее и стоящее, как хороший автомобиль. Верно?
Уу-у, как же Дмитрий Константиныч развеселился! Чуть с кровати на пол не грохнулся! Мужчина хохотал громко, с повизгиваниями, заразительно.
— Дура! — прохрипел он наконец сквозь смех, сквозь всхлипы, хватаясь за грудь и морщась. — При чем тут станок?
Действительно, ни при чем. Просто господин Воронов пожелал побриться самостоятельно, а санитар ему не позволил — напрягаться пациенту ведь врач не разрешал… Ну, лев — царь зверей, и разгневался. Такие дела…
Приборы вокруг больного уже давно заходились в истерике, а Дима все хихикал. Пусть посеревший скулами и с холодной испариной по вискам, пусть корчась от боли в груди, пусть задыхаясь — не мог успокоиться. Кончилась история явлением бригады разгневанных кардиологов, вооруженных шприцами, ампулами с лекарствами и капельницей, и нас с Алиной, тоже преступно веселящихся, выставили вон с напутствием:
— Вы его убить хотите, что ли, ненормальные? У человека свежий инфаркт, ему покой нужен!
И я, и Алина Константиновна слаженно устыдились, задавили рвущийся наружу хохот и потопали искать кабинет Динары — оба красные, вытирающие повлажневшие глаза, икающие. Врачи были кругом правы, а мы — нет, но психологический настрой Димы все равно понравился — такие, как он, от первого инфаркта не умирают. Слишком сильно любят жизнь.
Нам вслед несся негодующий львиный рык — господин Воронов опять изволил сердиться, теперь на медиков: он не хотел укол в задницу и протестовал. Я мысленно искренне посочувствовал любимому мужчине — знал, как тот трусит перед иголками. Но надо есть надо! Придется Диме смириться и потерпеть ради восстановления здоровья: сам в свое время мне вон сколько инъекций переделал! А я, между прочим, тоже уколов боюсь — почти до обморока… Но чуть меньше, чем крыс.
Глава 29. Сергей. Разговор с Динарой, или: главное – найти крайних
Динара встретила нас усталой улыбкой и восхитительным ароматом кофе. Пропустила в кабинет, потирая виски — голова болела, что ли — усадила на низкий мягкий диванчик, разлила по глиняным тяжелым чашкам свежесваренный коричневый напиток, опустилась на стул напротив и извинилась:
— Молока нет — прокисло за ночь, гадость такая…
Алина Константиновна лишь отмахнулась: мол, мелочи, мы сюда не за кофе пришли, не глядя сыпанула себе сахара и замешала ложечкой, позвякивая о керамику, в ожидании, выпрямив спинку — несгибаемая, серьезная.
— Я слушаю, — объявила, поразмыслила и поправилась, — мы с Сергеем слушаем.
Динара едва слышно вздохнула, отхлебнула из своей чашки, поморщилась — обожглась, наверно — затрепетала длинными ненакрашенными ресницами и решительно вскинула голову, встречая Алинин взгляд: спокойная, не слишком красивая, гордая, осознающая доверенную ей власть — управлять жизнью огромного отделения — это вам не в игрушечки играться на планшете — но не кичащаяся ею. Сняла очки, положила на стол.
Начала вроде издалека:
— Итак… Я, как вы уже, надеюсь, поняли, старшая сестра кардиологии. Работа довольно ответственная и нервная. И пациенты у нас здесь разные: и по тяжести состояния, и по финансовым возможностям, хоть и с похожими проблемами. Мы их лечим, ну, хотя бы пытаемся…
Алина хмыкнула и заметно расслабилась — похоже, Динара ей нравилась. Одобрительно кивнула и продолжила, улыбаясь зрачками:
— А пациенты сопротивляются и лечиться не хотят… Глупые упрямцы. Режим не соблюдают, курят в туалетах, попивают втихушку водочку, персонал доводят до слёз…
Динара слегка удивленно вскинула бровь:
— Вы тоже врач, — заявила, утверждая, — уж больно не похожи на постоянно болящую.
Алина разулыбалась уже не только глазами — искренне, белозубо, открыто, пригубила кофе:
— Угадали, — промолвила, — я хирург.
И обе женщины придвинулись корпусами, сокращая разделяющее их расстояние: коллеги ж, об общих проблемах речь идет. Я, напротив, закомплексовал, чувствуя себя третьим лишним, и пополз мелким ползом в дальний уголок дивана, бездумно забираясь на него с ногами, прячась за задранные коленки; в солнечном сплетении закопошились мурашки страха. Что я вообще делаю в этом кабинете, шестнадцатилетний недоучка без школьного аттестата, сам недавний пациент, правда, несколько другой, на текущую крышу ориентированной, клиники, с трудом отличающий градусник от стетоскопа? Каким боком собираюсь примазаться к разговору двух профессионалок? Ну, разве что истерику закатить — для собственного развлечения и их отвлечения. Грохнуться на пол, запричитать нечто неразборчивое и бредовое, расхныкаться — и пусть женщины вокруг меня попрыгают заполошенными курицами… Я псих или не псих, в конце концов?
Мысль отвлекла и даже развеселила — до того показалась нелепой. Какая на хер истерика, в честь чего? Самолюбие потешить или получить порцию внимания? Сразу стало спокойно, осмеянные мурашки устыдились и толпой ломанулись прочь, оставив в животе щекотное ощущение. Ладно, я не псих. Если только са-амую чуточку…
Но ведь чуточку можно?
— Сергей? — окликнула Динара. — Ты вообще слушаешь или в облаках витаешь?
Вздрогнув, я поднял колени еще выше и брякнул:
— Не-а — тараканов дрессирую.
Сообразил, чего сказал, и захихикал, заливаясь мучительным румянцем. Идиотом, типа, быть не запретишь…
Медички не стали сердиться на глупую выходку явно нервничающего подростка, наоборот, ободряюще заулыбались, закивали.
— Переживаешь за своего мужчину? — мягко, участливо спросила Динара, протягивая чашку с кофе и, уже малость построже, — ноги, будь добр, вниз спусти, и сядь прямо — ты обивку пачкаешь.
Я шустро выполнил указание и застыл, округлив глазюки — живое воплощение суслика перед хищником, вновь перепуганное, готовое шарахнуться от собственной тени дитё; руки затряслись мелкой противной дрожью. Алина, не дожидаясь прорыва, молча и решительно обхватила меня за плечи и притянула, обнимая — ей, родной душе, не нужно было ничего объяснять.
— Тихо, — шепнула, — потом, дома, не сейчас. Пожалуйста, ты же умница.
И истерика угомонилась, не начавшись. Я вдохнул, медленно выпустил воздух через ноздри и вновь сосредоточился, весь внимание и слух.