... Несколько раз за время их бесконечного пути Джош ненадолго приходил в себя и пытался открыть мутные глаза. Он, конечно же, бредил. Ничем иным нельзя было объяснить невозможную вещь - того, что Хэвен каким-то образом несет его на себе, согревая собственным дыханием, его вес был неподъемным для женщины. Джош в один из моментов относительного просветления сознания попытался выразить эту мысль вслух, но его усилия свелись лишь к тому, чтобы сказать: "Я люблю тебя, всегда любил и всегда буду любить, что бы ни случилось". А потом сквозь стремительно сгущающийся туман нового погружения в беспамятство он увидел, как им навстречу бегут люди в ярких, нестерпимо ярких костюмах спасателей, мир вокруг стремительно закружился, и наступила полная темнота. Правда, перед этим он еще услышал, или ему показалось, что услышал, как Хэвен сказала: "Господи, спасибо за то, что я родился мужчиной".

...Джошу повезло. При падении он отделался несколькими переломами и сотрясением мозга. Врачи говорили, что если бы его не удалось обнаружить еще в течение получаса, он был бы обречен умереть от переохлаждения и потери крови. Понадобилось около полугода для того, чтобы он смог вполне восстановиться. За это время он нашел подтверждение тому, что считал бредом - его действительно спасла Хэвен, совершив невероятное. В таком свете он вполне понял значение ее коротенькой благодарственной молитвы... и нашел однозначное объяснение всем тем маленьким странностям, которые замечал за нею прежде. Признаться, подобное открытие потрясло его несказанно. Привыкнуть к нему было куда сложнее, чем Джош мог предположить. Получается, он был влюблен в перенесшего операцию по изменению пола транссексуала... Но все существо Джоша отчаянно противилось такой формулировке. Во-первых, он не мог говорить о своей любви в прошедшем времени, потому что продолжал испытывать к Хэвен прежние чувства. Во-вторых, его сознание отказывалось воспринимать ее иначе как прекрасную, добрую и нежную женщину и обозначать каким-то иным словом... В конце концов, он принял решение. И первым, что он сделал, выйдя из клиники, отправился к Хэвен, отчаянно надеясь, что найдет ее по прежнему адресу. Джош не ошибся. Она открыла дверь на первый же звонок, словно только и ждала его появления. - Привет, - сказал Джош. - Я не понял, когда я предложил тебе выйти за меня замуж, отчего ты так разволновалась? Неужели сомневаешься в том, что я тоже вполне способен поднять тебя на руки? Ну, у нас с тобой будет возможность тысячу раз это проверить...

Цыганская герцогиня

Руди было семь лет, когда возник тот пожар в эмигрантском квартале.

Он забился под кровать, как это часто делают в таких случаях дети, пытаясь спастись от наползающего со всех сторон дыма, и ни за что не покинул бы свое убежище, если бы не Таша. Она металась по всему этажу, когда уже начали рушиться перекрытия, и звала его. Руди, забыв про свой страх, бросился на ее голос. Он навсегда запомнил ее необыкновенное лицо в зловещих отсветах пламени, склонившееся над ним, когда Таша подхватила его на руки и так бежала, прижимая к себе, а он чувствовал себя совершенно счастливым в ее объятиях.

Руди и прежде считал Наташу Эминеску, румынскую цыганку, настоящей герцогиней, неведомо почему. Он был безумно влюблен в нее; дети зачастую способны испытывать куда более сильные и яркие эротические переживания, нежели принято считать. Таша представлялась Руди самой прекрасной женщиной на свете. Ее черные как смоль волосы опускались до плеч. Лицо Таши имело форму вытянутого овала с совершенными чертами, среди которых выделялись нежные губы, созданные, казалось, для смеха и высших проявлений чувственности. Глаза у нее были потрясающие - невероятно большие, подчеркнутые тенями и тяжелыми ресницами, с такими черными, проникающими зрачками, что взгляд ее пронзал подобно темным звездам. Было в этих глазах что-то неуловимо восточное, но в то же время в них отражалось присущее Западу, почти подсознательное ощущение внутренней борьбы бесплотного и земного.

Конечно, в то время Руди был не способен так формулировать свои ощущения. Он так никогда и не узнал, что с ней потом сталось, жива ли она вообще. Но были две вещи в его жизни, которые превратились в святыню, своего рода фетиш. Огонь и экзотические женщины с матовой кожей и агатово-черными, непроницаемыми колдовскими глазами. Не то чтобы он сделался совсем свихнувшимся пироманом, напрочь лишенным инстинкта самосохранения. Если ему и приходила в детстве и отрочестве фантазия что-нибудь поджечь, следуя непреодолимому, всесокрушающему желанию сделать это, Руди все же умудрялся не заходить слишком далеко. Он ждал, замирая в безумной надежде, что из языков пламени явится ему его Цыганская герцогиня, точно воплотившийся дух огня. Но она не являлась, и Руди со стыдом и отчаянием подозревал, будто это потому, что ему не хватает мужества дать стихии разыграться всерьез. Он слишком осторожен. Цыганская герцогиня не приходит к тем, кто проявляет недостойное малодушие. Она, должно быть, любит мужчин, которые вообще не ведают страха перед ее священным Великим костром.

Со временем ее подлинное, человеческое имя почти стерлось в памяти Руди: истинное божество не имеет имени. Он делил постель со многими женщинами, но все они должны были напоминать ту, первую, в каждой он отчаянно искал осколочек, отблеск ее образа.

Пожары по-прежнему притягивали его, как магнит, и оказалось самым естественным связать с ними свою судьбу. Руди считали мужественным до безрассудства, судя по тому, как он шел в самый страшный, яростный огонь, презирая опасность мучительной смерти. На его счету были десятки спасенных людей, и их количество продолжало расти. Но никто не знал, что всякий раз, успешно справившись со своим делом, Руди испытывает не усталость, а невероятное, дикое, первобытное возбуждение, бросающее его в новую постель с еще одной женщиной, хотя бы отдаленно напоминающей Ташу Эминеску. И бывал предельно груб, почти жесток со своими партнершами, насилуя их, как потерявшее от похоти голову животное. Он вел себя с ними так, словно старался пробудить в каждой истинный пожар страсти, но эти создания оставались слишком холодными для него. Слишком рассудочными. Руди знал, что Цыганская герцогиня была бы совсем другой. Они просто обманывали его своим обликом, сходным с нею! А в итоге оказывались так же близки к его Герцогине, как горящая спичка похожа на извергающийся вулкан. Он уходил от них разочарованным, раздавленным и опустошенным, погружаясь во все более глубокую депрессию после очередной неудачи.

Потом он встретил Амриту. Руди случайно увидел афишу, из которой узнал об единственном выступлении женщины-факира, огнепоклонницы, совершающей невероятные трюки с огнем. Естественно, он не мог пропустить такое зрелище! И был совершенно потрясен и очарован увиденным чудом. Почему-то, к ужасу своему и восторгу, Руди отчетливо понял: то, что делает эта девушка - не балаганный фокус, не дешевые трюки. Это истинная магия слияния человека и пламени. Она могла, например, погрузить лицо в центр пылающего факела, точно в прохладную воду, и остаться после этого невредимой. Могла проглатывать огонь, ходить по нему. Больше всего происходящее было похоже на подлинный акт любви между женщиной и стихией... Руди готов был пойти на все, чтобы лично познакомиться с Амритой. И уже тем же вечером был в ее номере в отеле, пытаясь выразить словами свое восхищение и преклонение перед нею и ее волшебством. Наполовину индианка, она обладала нежной, восхитительно смуглой кожей и была так красива, что захватывало дух.

- Ведь то, что ты делаешь, не обман, - вырвалось у него. - Я знаю! Но в таком случае, как тебе удается...

- Мой отец принадлежал к секте огнепоклонников. Ты похож на него. Я тоже заметила тебя там, в зале. Ты пребывал в настоящем исступлении и только огромным усилием воли сдерживал себя, чтобы не проявить непристойный восторг.

- Да-а... - выдохнул Руди. Амрита положила руки ему на плечи и улыбнулась, заглядывая в глаза.