То же самое думала и Нэнси. Может быть, благодаря их детям владения отца и деда перестанут быть враждебными территориями. На этих землях, как ей рассказал надсмотрщик плантации Филиппа, работники больше всего боятся ненароком проглядеть воображаемые враждующими сторонами границы владений, которые разделены рядами деревьев. Иначе Жильбер ди Клементе может без предупреждения выстрелить картечью.

— Вон дом Эндрю, — неожиданно оборвал разговор Филипп.

— Смотри-ка! — воскликнула Нэнси. — А вон, наверное, и он сам!

Как только машина остановилась, она выскочила, обрадовавшись, что на веранде их уже ожидала вся семья Эндрю.

Гостье показали весь крохотный домик. Она только подивилась — где же они все спят? Потом гости и хозяева вышли в небольшой сад, чтобы выпить сока, только что выжатого из плодов манго. Стол поставили под высоким цветущим деревом, опавшие красные цветы которого усеяли вокруг всю землю. Филипп и Эндрю обсуждали проблемы торговли бананами, поисков новых рынков. Нэнси же с удовольствием играла и детьми и жевала банановые чипсы.

— Филипп такой счастливый! — сказала Салли, миловидная супруга Эндрю. — Я никогда не видела его таким окрыленным. Он вас любит, дорогая. Посмотрите — видите, как он держит нашего малыша? Очень скоро ему захочется иметь своих собственных детей.

Широко раскрытыми глазами Нэнси наблюдала за Филиппом. Он подкидывал малыша в воздух именно так, как испокон веков это любят делать отцы по всему миру. Сердце у нее сжалось — наверняка он не раз так же играл со своим родным сынишкой. И тут Нэнси подумала: а вдруг в ней уже зачат его ребенок? Она знала, что это вполне могло случиться. При мысли о ребенке Нэнси вспыхнула от счастья.

— Мне бы так хотелось стать матерью, — робко призналась она.

— Да у тебя, моя девочка, это прямо на лице написано! — рассмеялась Салли.

Филипп почувствовал на себе пристальный взгляд Нэнси и широко ей улыбнулся.

— Эндрю идет опылять орхидеи. Хочешь посмотреть на них? — спросил он.

Гостья и хозяйка с удовольствием присоединились к мужчинам. Нэнси подбежала к Филиппу. Она невольно смеялась, слыша, как взвизгивает малыш при каждом взлете и хохочет, опускаясь в сильные мужские руки. Нэнси уже больше не могла держать свои мысли и чувства в тайне.

— Филипп, — вздохнула она. Взгляд его был полон такой нежности… Значит, жена Эндрю была абсолютно права! И если это не любовь, то не что иное, как глубокая привязанность. А этого уже более чем достаточно. — Филипп, — чуть громче повторила Нэнси, — я тебя люблю.

Улыбка сошла с его лица, а глаза закрылись. На какой-то ужасный миг Нэнси показалось, что вот сейчас он рассердится или просто равнодушно глянет на нее. Но Филипп тут же опустил малыша на землю и погладил по голове, молча подавая знак одному из старших детей. Тот подхватил братишку в объятия.

Филипп бережно обнял Нэнси.

— А я — тебя! — ласково сказал он. Они без слов, улыбаясь, долго смотрели друг на друга, пока детишки не стали дергать гостью за юбку, требуя, чтобы она наблюдала за тем, как работает их папа.

Нэнси словно погрузилась в какой-то волшебный мир. Она старалась сосредоточиться на том, что объяснял Эндрю. Тот кисточкой опылял пряные орхидеи, растущие на стволах кокосовых пальм. Так он ускорял образование завязей ванильных стручков. Но Нэнси ничего не воспринимала, только чувствовала рядом с собою теплое тело Филиппа да то, как у нее бешено колотится сердце. Женщину все больше и больше захлестывала радость от сознания, что она, возможно, носит в себе ребенка человека, который ее любит! По-настоящему любит!

Позади них весело засмеялась хозяйка дома.

— Мне кажется, вам двоим надо о чем-то друг с другом срочно поговорить наедине! — воскликнула она. — Эндрю, милый! Да они тебя не слушают! Выведи-ка из гаража машину гостей, они торопятся, — скомандовала она, и ее широкое лицо озарилось доброй улыбкой.

Филипп в удивлении поднял брови, а Нэнси покраснела.

— Мне кажется, нам действительно пора ехать, — в смущении обратилась она к Эндрю. — Но мы еще приедем к вам.

Дети не хотели отпускать гостей. Филипп обращался с ними так, будто только этим всю жизнь и занимался, думала Нэнси, когда они возвращались в Голубую лагуну. Может быть, им обоим не очень-то повезло с собственными родителями. Но теперь они создадут свою, новую семью, и их дети будут окружены любовью и заботой. А потом, в полусне мечтала она, наступит такой день, когда усилиями Филиппа и тех розыскных агентств, которые ему помогут, перед ней раскроется ее семейное прошлое.

— Ты что-то хотела мне сказать? — спросил Филипп, когда они выехали на прямую дорогу, ведущую в сторону поместья.

— Ты счастлив? — прошептала Нэнси.

— Больше, чем когда-либо даже мог себе представить. — Голос Филиппа звучал взволнованно из-за переполнявших мужчину чувств. — Когда-то я думал, что никогда не перестану любить Памелу, не перестану скорбеть о ней. Я считал, что никогда не встречу человека, которому удастся унять мою боль, что уже не будет ничего хорошего и прекрасного. Понимаешь, мне казалось, что любить можно только один раз.

— Наверное, это так и есть. — В глазах Нэнси показались слезы. — То, что я чувствую к тебе, гораздо глубже и сильнее моих чувств к Питеру.

Филипп просиял от счастья и, съехав на обочину, остановился.

— Любимая моя! — негромко сказал он. — Как я тебя понимаю. Мне теперь трудно оживить свои чувства к Памеле. Они стали приятными воспоминаниями. Я ее никогда не забуду, но то, что связывает нас с тобой, гораздо сильнее.

— Все, что ты сказал, целиком относится и ко мне, — подхватила Нэнси. — В моей жизни Питер был и началом и концом моей любви. Мне кажется, он открыл мне сердце для любви, а я сама его закрыла. Ты воскресил во мне желание жить, любить, радоваться, дал мне что-то такое, что и словами-то трудно выразить. Я только уверена, что наше с тобой чувство поможет пережить все трудности, все, что бы ни случилось. Я не решалась сказать тебе об этом раньше. А теперь могу — ничего не боюсь!

— О, Нэнси! Я люблю тебя! — нежно поцеловав ее, произнес Филипп. — У меня есть все, о чем можно только мечтать…

— Все? — приподняла брови Нэнси. — А дети, как у Эндрю? — В ее глазах застыл немой вопрос: ты хотел бы иметь ребенка?

Филипп понял ее таинственный взгляд. Он был поражен, потом чуть улыбнулся и наконец стал вдруг серьезным и веселым одновременно. Теперь в его глазах был и вопрос, и надежда.

— Ты хочешь сказать?.. — Филипп не решался закончить фразу.

— Я еще не вполне уверена, — застеснялась Нэнси. — Задержка на десять дней…

— О милая! — Филипп сжал было ее в крепких объятиях, но тут же отпрянул. — Черт! Нельзя! — воскликнул он, вызвав у Нэнси смех. — Ладно, ладно! Ты ведь не такая неженка! Я знаю, знаю, нечего надо мной смеяться! Я ведь человек простой и бесхитростный! Только… Дорогая моя, это же чудесно! Нет, большего счастья не бывает! — не переставая радовался мужчина. — А когда? Как ты себя чувствуешь? Может, здесь слишком жарко?

— Я чувствую себя превосходно, — блаженно улыбаясь, призналась Нэнси. — Если я и впрямь беременна, то впереди еще уйма времени. Все произойдет где-то в ноябре — декабре. Я даже не стала дразнить судьбу и не очень следила за датами. Тебе надо обязательно сказать отцу, что мы поженились, — с легким упреком заметила Нэнси. — Может быть, когда мы будем уверены, что я беременна, и он узнает, что станет дедушкой, вы с ним и помиритесь. Вот было бы здорово, правда? Ведь люди меняются, Филипп.

— Может быть, может быть! — не очень охотно согласился он. — Ладно. Я ему скажу. Хотя он не очень-то обрадуется.

— Но почему? — удивилась Нэнси. — Я никогда не понимала, почему ты скрываешь от него наш брак. Ты твердишь, что ни капельки меня не стыдишься и тем не менее…

— Конечно, не стыжусь! — мгновенно ответил Филипп. — Все дело в том, что когда отец узнал о беременности Памелы, он пришел в дикую ярость. Я не имею ни малейшего представления, почему он так непреклонен в этом вопросе. Получается, что не хочет, чтобы я стал его наследником или чтобы наследник был у меня. А это очень обидно.