— Мне хочется, чтобы вам понравился мой сад. — Филипп сорвал красную розу и торжественно вставил ее в волосы гостьи.

— Мне здесь очень нравится, — чуть задыхаясь от волнения, произнесла Нэнси. Филипп выглядел до боли великолепно: волосы вокруг головы сверкали в свете канделябров, словно золотой нимб, загорелое лицо резко контрастировало с белой рубашкой.

И этот человек был так от нее близко, что можно коснуться рукой, обнять…

— Моя восторженность этим райским уголком ничего не меняет, — посерьезнев, продолжала Нэнси. — Я не собираюсь отказываться от своего решения. Я знаю, зачем вы все это делаете. Вы думаете, что таким способом меня уговорите. Это вам не удастся…

Филипп продолжал улыбаться. Его глаза ярко блестели.

— Это мы еще посмотрим, хорошо? — И тотчас же он с трогательной заботливостью стал помогать Нэнси спускаться по высеченным в скале ступеням к деревянной платформе.

Рядом тихо шептали морские волны, набегавшие на песок. Нэнси устроилась в роскошном кресле с богатой резьбой, в которое ее усадил Филипп. Не говоря ни слова, он наполнил хрустальные бокалы вином. От света свечей хрусталь искрился, серебряная утварь отливала неярким блеском. На светлой скатерти лежали нежные бледно-розовые цветы, которые хозяин назвал «ожерельем любви». Гостья неторопливо выпила глоток вина. Интересно, что дальше предпримет Филипп. Нэнси усмиряла себя, стараясь не поддаться божественному очарованию южной ночи и была готова к любой неожиданности со стороны столь непредсказуемого мужчины.

— За ужином деловые разговоры вести не будем, — сказал он, словно читая мысли Нэнси. — Скверная привычка. Только портит вкус еды. Не забывайте, во мне ведь французская кровь. Я подумал, что мы с вами насладимся яствами, поболтаем о каких-нибудь пустяках, а потом займемся сутью нашего дела. Что вы на это скажете?

— Меня вполне устраивает, — небрежно ответила гостья. — Вам не стоит так беспокоиться. Я не возражаю против еды, потому что умираю с голоду. Но вы могли бы просто передать мне через дверь хлеба и воды. Результат был бы тот же, а хлопот гораздо меньше.

Филипп рассмеялся.

— Неужели? — спросил он таким тоном, словно не мог поверить, что Нэнси сумеет устоять против его чар.

— Меня, месье ди Клементе, нельзя ни уговорить, ни запугать.

В синих глазах Филиппа промелькнули лукавые огоньки.

— А я и не собираюсь вас ни уговаривать, ни запугивать.

Нэнси удивленно смотрела на собеседника. Вот уж действительно непредсказуемый тип.

— Тогда зачем же?..

— После ужина, — не дал он договорить. — Поговорим о деле после ужина.

Миссис Гейл разозлилась и нахмурилась. И вдруг почувствовала, что рядом с нею кто-то стоит. Та самая молодая женщина, которая приносила обед, сейчас ставила перед ней тарелку с морскими деликатесами.

— Спасибо, — поблагодарила гостья и тепло улыбнулась служанке. В ответ же та смерила ее ледяным взглядом. Улыбки, очевидно, сохранялись для хозяина, которого здесь явно обожали. — Что вы им про меня сказали? — в ярости спросила Нэнси, когда женщина ушла.

— Ничего! — Филипп подцепил вилкой кусок омара и смочил его в тягучем соусе. — Мне этого делать не пришлось.

— Но…

— Расскажите мне о себе. О своей жизни в Англии.

Миссис Гейл вздохнула и покрутила ножку бокала. Можно либо по-прежнему сердиться и стараться молчать, либо вести светскую беседу. Совершенно очевидно, что на интересующую ее тему Филипп будет говорить только тогда, когда они кончат ужинать.

— Я живу в небольшом коттедже в деревне. А что я делаю, вы уже знаете, — просто сказала она.

— Так расскажите же мне про все подробно. Объясните, почему вы выбрали именно это место работы и что оно вам дает?

Нэнси не понравилась усмешка в голосе Филиппа, и она решила его укорить.

— Не все же вроде вас рождаются с серебряной ложкой во рту. Просто у меня не было другого выбора. Специальности, на которую был бы спрос, я не имею, а в наших краях большая безработица. Мне еще повезло, что вообще нашла должность. Конечно, приходится работать в любую погоду, но к этому привыкаешь. Мне нравится общаться с людьми, особенно с одинокими. На моем участке есть одна пожилая дама…

— Дама? На вашем… на чем? — нахмурился Филипп.

— На моем участке, — удивилась вопросу Нэнси. Она отломила кусочек хлеба и положила в рот. — Писем эта дама получает мало. Приходят одни счета. И когда у меня есть для нее какие-нибудь рекламные объявления, она в безумном восторге…

— Одну минуточку! — резко оборвал гостью собеседник. Его нож для масла повис в воздухе. — Что вы имеете в виду — мало писем?

Нэнси удивилась непониманию своего визави.

— Вы сказали, что знаете, чем я занимаюсь. И даже по этому поводу ехидничали! — едко напомнила она. — Лично я ничего плохого в работе почтальона не вижу.

Казалось, что Филипп с трудом понимает, о чем идет речь.

— Почтальонша! Вы разносите почту? Я думал, вы занимаетесь чем-то другим. Я… похоже, поспешил со своим суждением о вас и ошибся, — чуть помедлив, признался он. — А что вы делали до того?

Англичанка скривилась.

— Работала во Флимуте в билетной кассе. Но жить в городе мне не нравилось.

Филипп нахмурился.

— Вы ведь ответили на объявление моего отца, да?

— Конечно! А иначе как бы я оказалась тут? Я не понимаю, что вас смущает?

— И я тоже. — Неожиданно мужчина глубоко задумался.

— В сельской глуши, где я работаю, моя служба значит гораздо больше, чем просто разнос почты, — без излишней скромности сказала Нэнси. — Я связываю людей друг с другом. Приношу новости из одного дома в другой. Я заканчиваю работу рано и поэтому порою кое-что покупаю для тех, кто прикован к дому или болеет. А кроме того, некоторые живут совсем одни. Я люблю с ними поболтать, мы вместе решаем их проблемы. Они, похоже, доверяют мне свои заботы и мысли, а я всегда рада их выслушать и помочь чем могу.

Синие глаза Филиппа сузились.

— Сколько же усилий уходит на это! Вы тратите столько времени, столько энергии и эмоций! И вы что-то получаете взамен?

— Ну конечно! — Нэнси улыбнулась. — Очень, очень много — их дружбу! На Рождество мы обмениваемся подарками. Иногда я приношу им цветы из своего сада. Иногда они мне дают полдюжины яиц, или пару морковок. Или капустную рассаду.

— Поразительно! — тихо произнес Филипп.

— Да нет, просто именно так и живут люди в отдаленных местах. Мы даем друг другу то, что имеем. Я могу отдавать им свое время, свое внимание, свою заботу. А они… они же… ну, это как в большой семье, — задумчиво сказала Нэнси. — Однако… — Гостья плотно сжала губы и сосредоточенно начала совсем некстати отделять маленькие креветки от больших.

— Однако, — быстро повторил Филипп, — вас что-то смущает?

Когда Нэнси взглянула на него, грусть на ее лице сменилась теплой улыбкой, потому что собеседника, по-видимому, ее рассказ искренне заинтересовал и растрогал. И тут женщина почувствовала, что у нее появилась надежда. Этот человек все поймет, если только удастся ему объяснить, что для нее значит — обрести свою семью. Но найти для этого нужные слова ей было очень трудно. Надо все обдумать. Филипп терпеливо ждал, словно сам знал, как нелегко бывает объясниться.

Нэнси отодвинула тарелку и глубоко вздохнула.

— Все началось еще тогда, когда я работала в паромной компании, — неуверенно начала она. — Я занималась бронированием билетов во Францию. Все время сидела в помещении. Питер… — Англичанка потянулась за бокалом, подкрепила себя вином и, ничего перед собой не видя, уставилась в темную пустоту. Питер всегда был таким добрым! Таким внимательным! Разве может ей когда-нибудь встретиться мужчина, который бы так же прекрасно к ней относился?

— Питер… — подсказал Филипп.

— Да, это мой муж. Тогда он еще был жив, — вздохнула Нэнси. — Он знал, что, работая в помещении, я чувствую себя как в клетке. Мы каждый выходной проводили за городом, вместе объездили всю округу, наслаждаясь сельскими пейзажами, и устраивали пикники, даже когда шел дождь. А когда он… умер и я потеряла работу в билетной кассе, у меня стало много свободного времени. И я получила свою нынешнюю должность. Мне надо было ездить по маршрутам, буквально изъезженным нами с мужем…