Осознав это, Дойл не стал ждать. Как любой удачный план, этот исполнялся безупречно. Он отдавал указания об аресте монахинь и об освобождении ведьм с едва сдерживаемой улыбкой -- обещая себе, что это последнее его решение подобного рода.

К Эйриху он шел твердо и не колеблясь, но, увидев осунувшееся, больное от пережитых потрясений лицо брата, вдруг засомневался -- но только на мгновение. Потянулся снять кольцо -- но обнаружил только обручальное и хмыкнул -- снова все кольца остались в шкатулке. Не слишком-то важно.

Эйрих понял все без слов. Опустился на трон и спросил:

 -- Ты ненавидишь меня?

 -- За что? -- Дойл покачал головой. Нет, он ненавидел не брата, а себя. -- Ты -- лучший брат, которого можно желать. И я по-прежнему люблю тебя, как и всегда любил.

 -- Тогда почему ты уходишь? Пять лет назад... ты хотел уехать на север, помнишь, что я тебе сказал? -- Эйрих с силой сжал подлокотник. -- Ты мне нужен. И сейчас -- как никогда прежде.

 -- Я не могу, -- ответил Дойл тихо. -- Прости, брат. Я должен уехать.

Эйрих молчал какое-то время, а потом сказал:

 -- Если это из-за нее... Я никогда не считал магию абсолютным злом, ты знаешь. Пусть она останется. Она спасла жизнь мне и моему сыну -- это стоит того, чтобы разом простить всех ведьм королевства.

 -- Возможно, она и останется, -- заметил Дойл, глядя в сторону. -- Я -- нет. Прости меня, брат. Я пришлю тебе письмом все, что знаю о делах столицы и страны. И храни тебя Всевышний.

 -- Храни тебя Всевышний, -- эхом отозвался Эйрих.

Письма можно будет написать уже из Дойла -- не стоило длить время пребывания в Шеане, ставшем душным, тяжелым и чужим в одночасье.

Дойл вернулся в свои покои и обнаружил, что Эльза, уже в чистом платье и с вымытыми влажными волосами, сидит на постели, обхватив колени руками. Он замер в дверях -- залюбовался ею. В своих мыслях он не позволил себе представлять ее рядом -- не стоило везти ее с собой, в глушь. Она приехала, чтобы изменить несправедливость этого мира -- и она в силах это сделать. Так пусть. Может, она будет удачливее него.

Джил копался где-то у окна. Дойл прикрикнул на него и велел:

 -- Собери платье и доспехи, запакуй как следует. Мы уезжаем на рассвете.

Мальчишка пискнул что-то, похожее на "Да, милорд", и закопошился среди вещей. Эльза грустно улыбнулась -- как и Эйрих, она обладала замечательной способностью читать в его душе безо всяких слов.

Дойл почувствовал себя неловко от ее взгляда. Нужно было что-то сказать, как-то объясниться, но гремящий доспехами Джил отвлекал, не позволял подобрать слова. Наверное, так даже лучше.

 -- Мальчик, -- произнесла Эльза спокойно, не отводя от Дойла взгляда, -- выйди.

Они остались одни, и неловкость еще возросла. Дойл сглотнул, надеясь обрести над собой контроль -- но не вышло. Сердце забухало в ушах, во рту стало солоно.

Элза гибко поднялась с кровати, сделала несколько шагов к нему и прижалась губами к его губам, смело, открыто и жарко -- как никогда раньше.

Выдох -- и она потянула за шнуровку его рубахи. Холодная вспышка -- и бесполезная ткань упала к его ногам. Грудь и спину обдало прохладой, но Эльза поцеловала его здоровое плечо, и Дойл застонал, не понимая, поцелуй это или ожог.

Рванул ее платье -- но оно растаяло в его пальцах дымкой. Эльза вскинула голову, подставляя его губам беззащитную шею.

На нежность его выдержки не хватало -- страсть сводила с ума, лишала контроля. Он целовал сильно, почти кусал -- и ощущал, как царапают его спину маленькие быстрые пальчики.

 -- Торден! -- Эльза обхватила его за шею, и в то же мгновение они оказались на постели. Запахло грозой, и это был лучший из ароматов, который Дойл слышал в своей жизни.

До сих пор он владел ей, она принадлежала ему -- но в это мгновение их близость стала полной: он стал принадлежать ей в равной степени.

Когда бушующее пламя утихло, Эльза положила голову Дойлу на плечо, обняла его за шею, погладила по лицу. Дойл прикрыл глаза. Он думал о словах, которые нужно сказать, об извинениях или упреках -- но слова не понадобились. Все было сказано -- и все было понятно. "Я ведьма", -- без слов, но во весь голос заявила Эльза. "Ты моя ведьма. Несмотря ни на что", -- ответил он. Этого было достаточно -- даже слишком.

Спустя час или полтора Дойл еще раз крепко поцеловал ее, встал и начал собираться. Джил закончил укладывать сундук и прикорнул в углу -- ему тоже пришлось непросто в последние две ночи.

С первым лучом солнца, скользнувшим в не закрытое ставнями окно, Дойл поднялся на ноги и велел Джилу выносить сундук. Мальчишка вместе с еще двумя замковыми слугами утащили его вниз -- карета уже должна была быть готова. Эльза, ничуть не таясь, провела ладонями по своему телу, от груди к бедрам, и поверх рубахи само по себе возникло зеленое, лишь немногим темнее ее глаз, платье. Еще одно движение -- и волосы сами собой заплелись в тугие косы и обвились вокруг головы.

Магия, которая еще вчера привела бы Дойла в ярость, теперь показалась ему чем-то обыденным, как будто с самого начала он не мог представить себе Эльзу без нее. Как будто так должно было быть.

Конечно, это был самообман. Не должно. Но кто он, чтобы судить?

 -- Нам пора проститься, дорогая супруга, -- сказал Дойл -- это были первые его слова, обращенные к Эльзе, за много часов.

 -- Разве я не еду с вами, милорд? -- она чуть приподняла тонкую бровь.

Дойл хмыкнул:

 -- Нет. Твое место здесь -- при короле. Он сказал мне, и его слову можно верить, что обещает помилование всем ведьмам королевства, не виновным в преступлениях, и готов дать тебе не только личный титул, но и необходимые полномочия и привилегии, которые позволят контролировать магию в Стении и следить за тем, чтобы она использовалась в благих целях. Верховная ведьма. Законно. По решению короля.

Эльза опустила голову, погружаясь в собственные мысли. Дойл приблизился, поцеловал ее в висок, надеясь удержать в памяти ее аромат, и вышел из комнаты, больше ничего не говоря на прощанье. Он не знал точно, говорят ли ведьмам: "Храни тебя Всевышний".

Замок был, по раннему времени, пуст. Дойл спустился вниз, никем не замеченный, кроме молчаливых теней, который отныне будут подчиняться, как это и должно было быть с самого начала, только королю.

Карета действительно была готова, позади привязали оседланного гнедого жеребца -- на случай, если бы Дойлу захотелось проехать немного верхом.

Прощаться никто не вышел -- Дойл никому не говорил, когда уезжает. Да и едва ли кто-то из милордов хотел бы пожелать ему удачи, а слуги слишком привыкли к тому, что господа приезжают и уезжают, когда им вздумается.

Дойл уже поставил ногу на подножку кареты, но не успел забраться внутрь -- услышал быстрые мелкие шаги. Из дверей замка выбежала Эльза. Все в том же волшебном платье, но с растрепавшимися косами. Проговорила, запыхавшись:

 -- Стой!

 -- В чем дело?

Она улыбнулась:

 -- Ты забыл. Жена и муж -- едины по сути своей. И если вы позволите, милорд, я буду сопровождать вас, куда бы и ни направлялись.

Было бы очень здраво остановить ее, возможно, прикрикнуть и велеть выбросить эту блажь из головы. Напомнить, что она получила все, о чем мечтала уже много лет, то, ради чего жила все эти годы. И он уже собрался так поступить, но она произнесла негромко и очень мягко:

 -- Я люблю тебя, Торден. Позволь мне поехать с тобой.

 -- А твои планы? -- спросил он, с трудом справляясь с этими короткими словами, потому что от признания перехватило дыхание.

 -- Эйрих не допустит казней ведьм -- это главное. А потом другая верховная ведьма сделает то, что не сделала я -- окончательно вернет магию на земли Стении. Возможно, в книгах и летописях напишут именно про нее, а не про меня, но... -- она взяла его за руку, сжала пальцы, -- может быть, когда-нибудь какой-нибудь поэт напишет о моей любви к тебе. И мне этого будет довольно.