Дойл отлично знал, что она застала в Риенсе -- он сам был там, только уже в середине войны, видел головешки на месте замка, видел порушенные в крошево стены.

 -- Я нашла тела обоих братьев и умирающую, уже не способную ни простить, ни благословить меня мать. Чары позволили мне остаться незаметной, а верная Мила удержала от громких рыданий. Вдвоем мы похоронили их и направились обратно в Харроу. Я дала себе слово, что больше не сбегу -- и все равно боялась найти в замке трупы других, не менее родных мне людей. Но магия и Всевышний хранили их. Джамилль и Майла прятались в подвале мельницы вместе с двумя десятками ребятишек, Кори и Лиа скрывались в пустом заброшенном погребе с несколькими напуганными женщинами. Остеррадцы прошли дальше, а мы остались -- восстанавливать дома, хоронить погибших и лечить выживших. Я не могла колдовать открыто, но под моими руками быстрее срастались кости, легче исцелялись раны.

Рассказ о возвращении отступающей остеррадской армии и не менее страшной наступающей армии Стении Дойл слушал через силу -- для него это было слишком близко и слишком живо. Он был там сам, он видел то, о чем она говорила, но для него убитые были необходимой жертвой, а для нее -- знакомыми и даже друзьями.

 -- На войне погиб мой муж. Говорили о героической смерти -- а я даже как следует оплакать не могла этого чужого, непонятного человека. Война кончилась будто внезапно. Вчера еще мы напряженно вслушивались, не раздастся ли где-нибудь вдалеке походный рожок, а сегодня наступил мир. О поездке в столицу не говорили -- нужно было восстановить разрушенное, отстроить Харроу, уберечь людей от голода. Первое время до нас не было никакого дела, но через полгода приехали люди милорда Грейла и объявили, что, так как я вдова и одинока, я перехожу под опеку милорда и обязана слушать во всем его указов. Сначала указы были простыми и пустячными -- Грейл тоже был заинтересован в восстановлении стен, в севе и последующей жатве. Мы отправили ему его долю зерна -- а к зиме встречали его самого.

Кусочки разбитого вдребезги зеркала начали постепенно выстраиваться в сознании Дойла. Грейл чем-то оскорбил ведьм -- поэтому именно его выбрала своим любовником Майла. Пила она его жизненную силу или выворачивала его кошелек -- не важно. Но когда она просила за жизнь Грейла, она... Если бы еще мог, Дойл бы рассмеялся. Она проверяла его, Дойла. Проверяла его чувства к лучшей подруге. Если бы он согласился воспользоваться ее телом, Эльза узнала бы об этом, причем в самых мерзких подробностях, и уже никогда не обратила бы к нему своего взора. Возможно, это было бы отличное развитие событий.

 -- Он был омерзителен. Его очаровала Майла -- и он стал добиваться ее, но не так, как это делает рыцарь и лорд, а как насильник. Когда он прижал ее к стене при мне, я вышла из себя и оттолкнула его магией. Он закричал, а я как во сне велела ему забыть о том, что он видел, и о Майле. Он забыл, но не только о Майле, но и о Харроу. Он уехал и больше не писал нам, не слал своих людей -- словно нас не было. Мы оправились от войны, окрепли, я все лучше умела владеть своей магией и становилась все сильнее, и Майла снова заговорила о поездке в столицу. Король уже был женат, а убивать королеву ради призрачных надежд на всеобщее благоденствие я не желала. Я согласилась поехать в Шеан при одном условии -- меня не станут ни к чему принуждать, я буду действовать сама. Если мне удастся оказать королю значительную услугу, рассуждала я, он закроет глаза на магию. Тем более, что Эйрих Первый уже несколько раз отпускал ведьм, обвиненных в самом факте колдовства, а не в преступлениях, совершенных с его помощью. И еще я упросила Майлу ехать со мной открыто. Но была проблема. Лорда Крэмиша, ее отца, не существовало в природе. Он был просто иллюзией, картинкой -- не человеком. Его хватало в удаленном Харроу среди вечно пьяных рыцарей, но в столицу должен был ехать живой человек. Мы отмели идею замаскировать Джамилля -- нам нужен был человек с фамилией, с положением. Лорд Дрог подвернулся случайно -- у него когда-то на самом деле была дочь по имени Майла, и мы сочли это знаком судьбы. Я немного заколдовала его, заставив поверить в то, что моя Майла и есть его дочь. Она стала черноволосой и голубоглазой, чертами отдаленно напоминала своего фальшивого отца. Ее манеры были безупречны, куда лучше моих, так что я не переживала за нее. А зря. Мы не предусмотрели случайности. Меньше чем через месяц после нашего приезда в столицу она оступилась на лестнице и упала со второго этажа. Никакая магия не способна вернуть умершего...

 -- Я знал Майлу Дрог, фальшивую, -- тяжело пробормотал Дойл, которому почему-то стало душно. Она была...

 -- Мы уже не могли обойтись без нее, ее видели, ее знали. Она была слишком заметной -- специально чтобы отвлечь от меня. Поэтому, как бы мы ни горевали, нам пришлось спрятать тоску поглубже в сердца и передать личину Майлы другой женщине. Выбрать было сложно. Я не могла стать ею, это было бы бессмысленно. Кори подходила по возрасту, но всегда отличалась удивительной неуклюжестью. Она не сумела бы изобразить достойную Майлу. У Лии была другая беда -- она от неудачного заклинания лишилась голоса, могла только писать. Оставалась моя верная Мила, старая, но достойная, неплохо перенявшая у меня и у Майлы манеру держаться. Она не была ведьмой, поэтому чары накладывали все мы, вместе, а для безопасности дали ей несколько простеньких артефактов -- чтобы защитить себя, вызвать огонь или воздушную волну.

И еще один осколок занял свое место на растрескавшейся зеркальной глади. Парень Ивен и его записка. Ведьмы не обсуждали план, они сообщали наверняка жившей в городе Лие или Кори, что все в силе и новая Майла заняла место старой.

 -- Я собиралась приблизиться к королю и оказать ему значительную услугу -- не сомневалась, что представится шанс. Но от моих планов не осталось и следа. Их разрушили двое. Имя первому -- чума. Имя второму -- вы, принц Торден, милорд Дойл.

Глава 46

Дойлу не нужно было слушать, что было дальше. Он не выпускал Эльзу из виду с того момента, как впервые встретил, не давал ей прохода, мучил то показными любезностями, то подозрениями и обысками.

Он поднялся со своего места и повернулся к жене спиной. Теперь стало понятно, зачем она вышла за него замуж. Миледи Дойл -- женщина, которая могла не опасаться подозрений и преследований, женщина, находящаяся под безусловной защитой.

 -- Зачем была нужна чума? -- спросил он. -- Я понимаю все, понимаю, почему ты приняла мое предложение... Но я не понимаю, зачем тебе понадобилась чума. Две тысячи трупов, и еще больше погибших на границе, куда мы не смогли добраться вовремя...

Дойл осекся и добавил тихо:

 -- Ты сняла ее, когда твоему драгоценному Харроу стала грозить опасность. Ты спокойно обрекла на смерть жителей столицы, но людей Харроу тебе стало жаль... -- он закрыл глаза. Всевышний, почему? Он редко молился, почти никогда, но сейчас обращался к Всевышнему с единственным вопросом: за что? И почему именно с ним? Он принял бы... наверное, сумел бы простить ей колдовство, держал бы под постоянным присмотром, ограничил бы передвижение, но спас бы ее, ведьму, если бы не чума.

 -- Ты не понимаешь? -- прошептала она. -- Я никогда не насылала чуму. Неужели ты думаешь, что я могла бы?

 -- Мертвые черные кошки, козел, которого сожгла Майла... -- не поворачиваясь, он опустил голову ниже, -- я не дурак.

 -- Я не насылала чуму, -- это она сказала жестко, звонко. -- Я была воспитана лекарем, всю жизнь училась спасать жизни, а не отнимать их. Я осталась в городе, чтобы найти способ вылечить людей. У меня не получалось, -- она сбилась со своего тона и перешла на усталый шепот: -- если бы со мной была Майла, настоящая Майла, мы нашли бы решение. Джамилль желал помочь, но он жил с уверенностью в том, что чума -- это стихия, с ней нельзя бороться. Лия знала только травы, а Кори -- то, чему научила ее я. Я попыталась запереть болезнь в теле животного, принесла в жертву кошку, но ничего не вышло. Я опустила руки к тому моменту, когда заболел ты.