Дойл стиснул руки в кулаки -- его тошнило от мысли о том, что кто-то касался его Эльзы, что она принадлежала другому, выгибалась в чужих руках так же, как в его. Это было безумие. Никогда он не думал об этом -- или же не позволял себе думать. Она была его женой -- и все. Лорда Харроу словно не существовало. Но он был, он оживал сейчас в ее воспоминаниях и неторопливо падающих словах.

 -- Нас провожали в спальню огромной толпой, рыцари выкрикивали пожелания, которые я могла понять лишь на половину, и то -- благодаря "Анатомикону", который стащила как-то у Джамилля без спросу. Знаешь... -- она опустила глаза, -- прошло немного лет, но я совершенно не помню лица человека, который шесть лет был моим супругом. Зато я вряд ли сумею забыть первую ночь, -- ее глаза потемнели, губы побледнели, но она не остановилась, -- я дрожала от холода в свадебном платье, а когда мой муж начал раздевать меня, без грубости, но и без нежности, задрожала от страха. Я однажды приносила жертву -- петуха -- ради того, чтобы привлечь дождь на сохнувшие поля, и в тот момент в спальне сама себе напомнила жертву. Он разложил меня на постели как на алтарном камне, его лицо не было ни приветливо, ни ласково, на нем была какая-то странная сосредоточенность. Когда он разделся, за окном поднялся ураганный ветер, от которого завыли и заскрипели деревья. Когда он провел рукой по моему телу, загрохотал гром, такой сильный и так близко, что я едва сдержала крик ужаса. А когда он проник в мою плоть, забирая мою девственность и проливая кровь, ударила молния. Я видела через приоткрытое окно ее всполох. И когда вспышка исчезла, я ожила. До сих пор магия была для меня инструментом, но в этот момент потекла кровью по венам, заструилась к кончикам пальцев от сердца, заставила смеяться от безудержного счастья, -- она рассмеялась и сейчас, только не весело и не счастливо.

Дойл тоже дрожал. В ее рассказе было что-то жуткое, но притягательное, манящее.

 -- Я проснулась той же, но немного другой. Мне больше не было холодно. Новая радость согревала меня. Муж выглядел счастливым и довольным, и я улыбалась ему, чтобы хоть с кем-то поделиться своим счастьем. Мы в тот же день выехали в Харроу, а когда прибыли и разошлись по подготовленным комнатам, ко мне вошел Джамилль и опустился передо мной на колени. На его лице было написано благоговение и восторг. Он взял мою руку и сказал слова, которые удивили меня: "А ведь я не узнал тебя, маленькая королева".

Дойл вспомнил ведьму с площади, которая кричала, что придет истинная королева. Нельзя было сомневаться в том, кого она имела в виду. Истинная королева -- ведьма, опасная для спокойствия государя и государства.

 -- Я не поняла его слов и даже возмутилась им. Он принес мне эмирскую рукопись о сотворении мира и оставил читать ее в одиночестве. Тогда я читала по-эмирски еще не слишком свободно, но рукопись была небольшая, это был отрывок из Святейшей книги. Разреши, я расскажу тебе его сейчас? -- она не ждала ответа и, закрыв глаза, как будто начала читать незримую книгу и глубины своей души: -- И создал Всевышний земную твердь, а на ней -- все живое и неживое, и птиц, и зверей, и рыб, и деревья, и травы. И уколол себе палец, и обронил каплю крови, из которой вышел мужчина. Всевышний вручил ему стальной крепкий меч и сказал: "Береги творение мое от всякого зла", и стал мужчина защитником земли. Но одиноко было мужчине, он тосковал. Всевышний почувствовал его тоску -- и по его щекам потекли слезы. Одна слеза упала на землю, и из нее вышла женщина. И Всевышний дал ей магию и сказал: "Неси творению моему добро и процветание". А потом сказал мужчине и женщине: "Будьте едины и множьте род людской".

Дойл покачал головой. Не было никогда в Святейшей книге ни слова о магии. Не была она никогда благословением Всевышнего -- это был дар темных сил, призванный нести беды в мир. А впрочем... какая разница? Он никогда не верил слишком сильно и истово, но он хорошо понимал: если разрешить магию, если позволить людям поверить в эту историю, магия захватит королевство. Сталь не справится с вошедшими в силу ведьмами и потерпит поражение. Это будет конец, которого нельзя допустить.

 -- Я долго думала о том, что прочла, но поняла значительно позднее, когда спустя два года увидела сожжение ведьмы на площади в Харроу. Молодая женщина горела заживо и кричала от боли, а я едва могла шелохнуться, словно скованная ее страданиями. Ее крики отдавались в моей душе, ее ожоги шрамами покрывали мое сердце. Я заплакала, и лорд Харроу позволил мне удалиться, и вовремя -- моя боль рвалась наружу магией. Меня успокоил Джамилль. И тогда же рассказал, почему назвал королевой. Были времена, когда самые сильные ведьмы своих земель становились женами королей, и правили вместе с ними. Короля поддерживали четырнадцать верных рыцарей -- по числу ресниц на недремлющем оке Всевышнего.

 -- А королеву -- семь ведьм, по числу ресниц на оке закрытом, -- эхом закончил за нее Дойл.

Как жутко, как сладко было бы поверить в эти легенды.

Но времена легенд давно прошли. Магия если и была добром, давно исказила свою суть и обратилась в огромную государственную проблему. Святейшие отцы назвали ее скверной, а те, кто стоял у власти -- бичом страны. Поэтому он, дослушав признание своей жены, пошлет ее на костер, лишив права на быструю смерть, и будет смотреть на ее казнь -- как должен поступить глава тайной службы короля Стении.

 -- Продолжай, -- велел он, но уже не хотел слушать. Каждое ее слово не уменьшало, а усиливало его страдания. Он знал, что сможет понять, что она почувствует на костре. Сейчас он сам горел заживо.

 -- Семь ведьм, ковен, -- Эльза сглотнула, -- у меня не было ни одной. Пока однажды на рынке, куда изредка меня отпускал лорд Харроу, к моей руке губами не прижалась разносчица пирогов. Она тоже была ведьмой и узнала меня. Я взяла ее служанкой. Кори была совсем еще девочкой и мало что знала о магии и о жизни. Я учила ее вместе с Джамиллем -- и продолжала учиться сама. Второй была Лиа, ей было уже сорок пять. Она немного умела читать и превосходно разбиралась в травах -- так хорошо, что теперь уже Джамилль стал учеником. Лорду Харроу не было до моей прислуги никакого дела -- он занимался охотой, пирами и разъездами, не чаще двух раз в месяц приходя ко мне исполнить супружеский долг. Мы жили спокойно в своем мирке, пока однажды на пир не прибыла красавица Майла.

Дойл шумно выдохнул. Все-таки она была ведьмой -- он не ошибся.

 -- Она приехала со своим отцом, лордом Крэмишем, тихим, неприметным человеком. Лорд Харроу крутился возле нее целый вечер, но ей не было дела до его ухаживаний. Ночью она прошла ко мне в спальню и тоже упала передо мной на колени. Майла, -- Эльза, кажется, всхлипнула, -- я не знаю, сколько ей было лет, но выглядела она всегда на шестнадцать, а золотые, как молодая пшеница, волосы делали ее похожей на посланницу небес.

Та Майла, которую знал Дойл, была черноволосой -- но что такое внешность для ведьмы?

 -- Конечно, ей было многим больше шестнадцати -- я видела это по повадкам, слышала по стальным ноткам в голосе. Она разрушила мой тихий мирок и напомнила, что пока я мирно живу в своем имении, сотни ведьм, моих подданных, горят на кострах. Сейчас я понимаю отчетливо: она хотела не справедливости, а мести. Только раз я видела одну ее руку без чар -- это была обожженная почти до костей головешка. Мы стали думать о том, что можем изменить. Майла придумала недурной план -- я должна была поехать ко двору короля, очаровать наследного принца и стать его женой, а после заморочить ему голову так, чтобы он не вздумал мешать возвращению магии в Стению. Я отказалась наотрез.

 -- Почему? -- Дойл усмехнулся. -- Отличный план, я сам не придумал бы лучше.

 -- Я не желала такой победы. Мы спорили -- долго, до хрипоты. Но ничего не успели решить -- началась война. Войска Остеррада смели гарнизон Харроу в несколько часов, я хотела помочь воинам -- но Джамилль и Майла запретили, они требовали, чтобы я уезжала в Риенс. Я... -- она задохнулась и на мгновение потеряла способность говорить. -- Я согласилась. Лорд Харроу поддержал мое решение, и в тот же день карета увезла меня в родной дом. Я насылала чары на лошадей, чтобы они бежали быстрее, мне было страшно, я мечтала оказаться в материнских объятиях и поверить в то, что все будет в порядке.