И сейчас Андрей был уверен, что у Кузьмы Никитича уже зреет нужная мысль.

— Кузьма Никитич! — взмолился он. — Не томите, у вас, я чувствую, уже все обдумано.

Механик добродушно улыбался.

— Верно, есть думка. Этому валу крышка. Его выбросить надо.

Кузьма Никитич помолчал. Андрей в ожидании смотрел на него.

— Сделать новый вал надо… Вот что.

— Новый? — недоверчиво переспросил Андрей. — Но как вы сумеете герметически закрыть швы, чтобы они не пропускали воздух под давлением от компрессора?

— Компрессор тоже выбросим. К чертям его, — возразил Кузьма Никитич. — Сами сделаем вал. Сплошной резиновый, — спокойно сказал он. — Сделаем просто. Из листовой резины. Насечем круги и насадим на стальную ось. Амортизировать будет похуже, но работать можно… Доставайте резину. Остальное за мной.

— Как мне вас благодарить! — Андрей схватил руку Кузьмы Никитича и взволнованно ее потряс. — Спасли вы положение.

— Наша должность такая, — скупо улыбнулся Кузьма Никитич.

Андрей подсчитал, сколько листовой резины потребуется для изготовления вала, и подал заявку начальнику снабжения Запрягаеву. Но Запрягаев был обижен статьей Перова и поэтому не проявил обычной разворотливости.

Через несколько дней Перов зашел к Запрягаеву. Снабженец, радушно улыбаясь в пушистые рыжие усы и потирая рукой выбритый до блеска подбородок, ответил:

— Все, все, уважаемый, от меня зависящее, сделано. Вот полюбопытствуйте, — и выложил ему ответ управления и резолюцию управляющего Снабсбытом.

— Как все сделано? — вспылил Андрей. — Мне резина нужна. А бумажки эти мне не нужны.

— Вам не нужны, зато мне очень даже нужны, — с вежливой издевкой ответил начальник снабжения. — В годовой заявке вашего цеха резина листовая не затребована, стало быть, предусмотреть ее потребность я не мог, это раз, — Запрягаев плавно взмахнул левой рукой и не спеша загнул мизинец, — в организациях, откуда мы получаем фондовое снабжение, резины листовой нет, и вот вам на это документики, это два! — Снова плавный жест, и безымянный палец улегся рядом с мизинцем. — Вы, уважаемый, большой охотник виноватых искать, так вот теперь, полагаю, виноват уже не я буду. Это три! Вот почему мне эти бумажки очень даже нужны, — заключил Запрягаев.

Андрей хорошо понял, что ему хотел сказать начальник снабжения. Резину можно было достать, но все же это не будет сделано, и пусть «уважаемый» Перов рассматривает это как возмездие за свою строптивость, за то, что он внутренние заводские «неувязки» вынес на широкий суд общественности.

Перов, глядя на самодовольное лицо Запрягаева, чувствовал, что начинает закипать. Было отчего вспылить, — составленный график работы срывался, а он еще, как нарочно, поручился перед рабочими, что все намеченные сроки будут выдержаны.

И вот пожалуйста!

— Бумажками от живого дела закрываетесь. Не закроетесь. Отвечать все равно придется! — почти выкрикнул он в лицо Запрягаеву и, резко повернувшись, пошел к выходу.

Начальник управления Самоходов терпеливо, не перебивая, выслушал взволнованного Андрея.

Когда Андрей закончил, Самоходов сдвинул кустистые брови и нахмурился.

— Мешают работать, говорите, — он строго посмотрел на Андрея. — Серьезное обвинение руководству завода. Это надо доказать. Какие у вас факты?

— Я не сказал — мешают, — слегка смутился Андрей, но тут же справился со своим смущением и уже твердо продолжал: — Но и не помогают. А по-моему, директор и главный инженер обязаны поддержать каждое новое начинание.

— Если оно полезное, — подчеркнул Самоходов.

— Конечно! — принял вызов Андрей. — Вы говорите — факты. Механик завода внес очень ценное предложение. Изменить конструкцию пневматического вала мездрильной машины и изготовить его своими силами. Пустить бездействующую машину. Для этого нужно всего несколько десятков килограммов листовой резины. И вот прошло больше двух недель, резину не могут достать.

— Вам известно, где она есть? — спросил Самоходов.

— Мне? Нет. Если бы было известно, я бы… — Андрей чуть было не сказал: «обошелся без вашей помощи», но сдержался и закончил: — Довел дело до конца. И я уверен — резину достать можно, просто этого не хотят сделать.

— Вы очень торопитесь с выводами. Чем эти выводы подтверждаются?

Андрей промолчал.

— Мало обвинить, надо доказать.

— Товарищ начальник управления, — не выдержал Андрей, — это же не только мне, это всем на заводе ясно. Вам каждый это скажет.

На столе лежала докладная Кравцова. Самоходов взял ее и про себя перечитал заключительные строки.

Самоходов отодвинул докладную, посмотрел на Андрея и негромко, но очень сухо произнес:

— Пока что, товарищ начальник цеха, я располагаю иными данными.

— Какими данными? — вскочил Андрей.

— Не нервничайте, сядьте, — строго сказал Самоходов. — Данными о вашей невыдержанности… и недостаточно серьезном отношении к работе. Вы понимаете, о чем я говорю? Я разберу ваши претензии, — сказал Самоходов, заканчивая разговор, — а вам советую повысить требовательность прежде всего к самому себе. Так будет полезнее и для вас и для дела.

«Нашел поддержку, — подумал Андрей, выходя из кабинета Самоходова, — с чем пришел, с тем и ушел».

Через несколько дней на городском партактиве Перов встретился с инструктором горкома Котловым.

— Ну как дела? — приветствовал тот его.

— Плохо, — хмуро ответил Андрей.

— Что ж так?

— Сам не пойму. Суетимся много, а толку нет, — и Перов рассказал Котлову, как идет работа в цехе.

— Сочувствую! — сказал Котлов Андрею. — Это бывает. Плетью обуха не перешибешь. Вот что я тебе посоветую: сходи к Еремееву и потолкуй по душам. Дело вернее будет.

Андрей решил на другой же день пойти к Еремееву.

Но когда он стал обдумывать, с чем пойдет к секретарю горкома, то почувствовал некоторую неуверенность. «Что я ему скажу? Не обеспечили материалами? Не отпустили необходимых средств? Но на это же есть причины. Пытался ли я их устранить? Все ли сделал? Нет! Видимо, я сам рано опустил руки. К Еремееву мне пока идти не за чем».

Но Еремеев уже знал о заводских делах. Котлов подробно передал секретарю горкома свой разговор с Перовым.

— Поддерживать его надо, Василий Егорович. Он правильно вопросы ставит. По-партийному.

— По-партийному, говоришь? — Еремеев поднял седеющую голову и, слегка прищурив темные живые глаза, окруженные сетью морщинок, посмотрел на Котлова.

— А хорошо ты разобрался во всех их заводских делах? Тут, кажется, не все ясно.

— Я у них на партийном собрании был… — начал Котлов.

— Это еще не все, — перебил Еремеев. — На собрании Перов выступил хорошо, принципиально. А как у него на производстве дела идут? Какого мнения о нем коммунисты завода?

— Перов пользуется на заводе большим авторитетом, — убежденно ответил Котлов.

— Возможно, — задумчиво вымолвил Еремеев, — но есть и другие суждения. Директор завода о нем неважно отзывается.

— Кравцов критику не любит, это давно известно.

— Начальник управления, видимо, согласен с директором, — продолжал Еремеев.

— Со слов директора. Он работы Перова не знает, — снова возразил Котлов.

— Экий ведь ты упрямый, — улыбнулся Еремеев, — тебя не переспоришь. Вот письмо двух рабочих завода. Не совсем хорошо про твоего Перова пишут они. На, прочитай, обрати внимание на отчеркнутое.

Еремеев протянул Котлову сложенный вдвое листок бумаги, исписанный крупным неровным почерком. Вторая страница была отчеркнута сбоку красным карандашом.