(Конец текста разрушен.)"
Человека по имени Нииурта-Сагэнтарби-Заемен...(О том, кого укусила собака)
"Человека по имени Нинурта-сагэнтарби-заемен
(Что означает: “Бог Нинурта, надзирающий ты eси”),
Брата Нинурта-мизидеш-киагтани
(Что означает: “Нинурта за сладкоречив возлюбит его”),
Племянника Энлиль-Нибру-кибеги
(Что означает: “Бог Энлиль град Ниппур на место вернул”),
Его укусила собака, и в Исин, город Владычицы Жизней, исцеления ради, он путь направил.
Амель-Бау, исинец, жрец Гулы, богини, чей зверь — собака, заклинанье над ним прочитал и его исцелил.
“За исцеление это Энлиль, владыка Ниппура, да благословит тебя!
О, если б ты в Ниппур, город родной мой пришел!
Одежды светлые для тебя припасу я, пирогов отборных тебе нарежу, лучшего пива — две чаши полных тебе поднесу я!”
“В Ниппуре, городе твоем родном, куда мне идти?”
“Когда в Ниппур, город мой, ты придешь, в ворота главные ты войдешь.
Переулочком, улицей главной — большою дорогой — ступай.
Улочка Тилла-зида, улицы бога Нуску и богини Нинимма по левую руку твою стоят.
Жена по имени Ниилугальабзу, дочь Киагги-Энбилулу,
Жена из квартала уличных заклинателей под названием
"Богу Эйя доверься",
Садовница садов изобильных Энлиля,
Что на улочке Тнлла-зида сидит, овощами торгует, вот у ней ты спроси обо мне, и она укажет”.
Амель-Бау, исинец, жрец-заклинатель бошни Гулы, приходит в Ниппур.
В ворота главные входит, переулочек, улицу главную — большую дорогу — проходит.
Улочка Тилла-эида, улицы бога Нуску и богини Нинимма по левую руку его стоят.
Жена по имени Нинлугальабзу, дочь Киагти-Энбилулу,
Жена из квартала уличных заклинателей под названием
“Богу Эйа доверься”,
Садовница садов изобильных Энлиля,
Что на улочке Тилла-зида сидит, овощами торгует, он к ней обратился.
“Нинлугальабзу?”
“Анни-лугаль-му”.
“Ты что бранишь меня?”
“Да с чего ты взял, что тебя браню я?
"Это я, господин мой" — я тебе отвечаю”.
“Дом Нинурта-сагэнтарби-заемен,
Брата Нинурта-мизидеш-киаггани,
Племянника Энлиль-Нибру-кибега, ты мне укажешь?”
"Нам-туш-мен".
“Ты что бранишь меня?”
“Да с чего ты взял, что тебя браню я?
"Господина нет дома" — вот что я сказала”.
“Куда же пошел он?”
“Э-дингир-би Шу-зианна сискур габари му-ун-бала”.
“Ты что бранишь меня?”
“Да с чего ты взял, что тебя браню я?
"В храме бога своего Шузианны он приносит жертву" — вот что я сказала...”
(Строка 33 разрушена.)
И пусть ученики писцовой школы, всею толпою вместе собравшись,
Да выпихнут, толкая его ногами, за главные ворота города Ниппура!
Для чтения учениками писец Урука написал это.
В год правления первый Мардука-балатцу-икби, государя могучего, царя Вавилона."
Школьник, куда ты сызмальства ходишь? (Сочинение о школьном обучении)
"Школьник, куда ты сызмальства ходишь?”
“Я хожу в школу”.
“Чем же ты занимаешься в школе?”
“Я табличку мою изучаю, завтрак мой потом съедаю.
Вот я табличку мою сделал, написал ее, закончил.
Копии мои поставив,
К полудню заданья мои подготовив,
Школьные занятья окончив — я могу идти домой.
Я спешу домой, где отец меня ждет.
Вот заданье мое я ему рассказал,
Табличку мою ему прочитал — очень доволен мой отец.
Пред отцом моим я встал:
"Пить хочу — напои меня.
Есть хочу — накорми меня.
Ноги помой мне, уложи в кровать — я лягу спать.
Утром пораньше мне надо встать.
Опаздывать не хочу я — не то учитель побьет меня".
Вот поутру пробудился я,
Матушку увидел я.
"Приготовь мне поесть — я в школу иду!" — вот что я ей сказал.
Матушка мне два хлебца дала — прямо пред нею я и поел.
С собою мне матушка два хлебца дала — и в школу я побежал.
А в школе наставник: "Ты что опоздал?" — так он сказал.
Все внутри у меня затряслось.
Вот я к учителю подошел, вот ему поклонился я.
Школьный "отец" мой табличку мою просмотрел
И, ее поломав, ударил меня.
Час принятья еды наступил, наспех голод мой я утолил.
Учитель, за школьными правилами следя,
С надзирателем вместе: "Ты на улицу глядишь, ты не почистил своего платья!" —
И меня ударил.
Вот мой школьный "отец" мне табличку поставил.'"
А присматривающий во дворе: "Пиши! Отвечай!
На месте трудись..."
Табличку мою я взял...
Табличку мою он перечеркнул...
И, не просмотрев: "Ты меня не слушаешь!.." —
И меня ударил.
А тот, кто за неведеньем следит: "Без разрешения моего что ты болтаешь?" —
И меня ударил.
А староста школьного собрания (?):
"Что головы не поднимаешь?" —
И меня ударил.
А учитель черчения: "Без разрешения моего почему встаешь?" —
И меня ударил.
А сторож, что в воротах стоит: "Без разрешения моего почему выходишь?" —
И меня ударил.
А другой надзиратель: "Без разрешения моего что берешь?" —
И меня ударил.
.А учитель шумерского: "По-шумерски плохо ты говоришь!"
И меня ударил.
А мой учитель: "Твоя рука нехороша!" — И меня ударил”.
“Я ученье ненавижу! Я к ученью неспособен.
Учитель мой слова со мною не молвит!
Писцовую грамоту да осилю,
Среди младших учеников школы,
Среди "старших братьев" учиться да разрешат мне!
Дай ты ему его плату, пусть найдет к тебе дорогу!
От счетов-расчетов да освободит он!
Да будет принято решенье о школе!
Учеников школы считая, пусть и меня к ним присчитает!” —
Так школьник сказал, и отец словам его внял.
Учителя школьного он позвал.
В дом пригласил, на место почета его посадил.
Школьник служил ему, пред ним он встал,
И все, что в грамоте он постиг,
Отцу своему он показал.
Отец его с ликующим сердцем
“Отцу” Эдубы радостно молвит:
“Вот малыш мой руку раскрыл, и ты мудрость свою в нее вложил.
Грамотейную мудрость, всю искусность ее ты ему открыл.
Все решения, все вычисления, все толкования ты ему объяснил.
Познание, сокровенность его, тем сиянием ты его озарил.
Словно доброго пива, ароматов излейте, за стол да воссядешь!
Добрый елей на живот и спину, словно воду, да изолью!
В новое платье обряжу, хлебом-пищей одарю, кольцами руки его украшу!”
Словно доброе пиво, ароматы излили, за столом он воссел.
Добрый елей на живот и спину, словно воду, ему излили.
В новое платье обрядили, хлебом-пищей одарили. кольцами руки его украсили.
Учитель в радости сердца молвит:
“Малыш, ты слов моих не отбрасывал, не отшвыривал.
Грамотейной мудрости вершины достигнешь, в совершенстве ее изучишь!
Нечто ты сумел мне дать, так, что я мог это принять.*
Хлеб — мое пропитанье — сверх меры ты дал, честь большую мне оказал.
Нидаба, владычица защитниц, твоей покровительницей да станет!
В тростниковую палочку удачу да вложит,
Из копии глиняной зло да изымет,
Перед братьями своими да встанешь,
Над сверстниками верховодить будешь,
Будешь средь школьников лучшим из лучших признан,
Из дворца вышедшему да ответишь.
Малыш! Отца своего ты знаешь.
Я вторым тебе за ним буду,
В речах, что ныне тебе скажу, в судьбе, что ныне тебе предрешу, —
Воистину отец твой в мать в делах этих светлых — твоя опора.
А что Нидабе, твоей госпоже, причитается, равно как твоему богу, —
Воистину принесут им жертву с молимой.
А что учителю твоему подобает, равно как твоему родителю, —
Воистину вознесешь молитву.
... пред учителем, пред "старшими братьями"
... воистину ты установишь.
Родичи твои твоими доблестями воистину облагорожены будут!”
Он блистательно закончил школу, он получил хорошую должность.
Нидаба, владычица школьного дела, об успехах его похвалу сказала.
Славься, Нидаба!"