Зосим и Шмалев вышли на берег.

— Ошибиться не мог: англичане, — подтвердил Шмалев.

Зосим, приложив козырьком ко лбу ладонь, сказал, словно о старых знакомых:

— В Архангельске таких видел… Как на берег сойдут, драться мастера, если напьются…

— Вы тоже горазды, — усмехнулся Шмалев.

— А что же не подраться, коль сила есть. До девок наших они охочи.

— Идем, — сказал Шмалев.

И они вернулись в казарму.

За время их отсутствия вспыхнувший было спор «Что делать?» — поутих.

— Оборонимся, братцы? — спросил с надеждой Шмалев. Его обступили.

— Мы ль не русские! — отвечали солдаты. — Трусов нема…

Шмалев улыбнулся. С такими не пропадешь, нет, с ними и черт не страшен. Но он сказал только одно:

— Готовить ружья и пушки.

И если сейчас, думал Шмалев, солдаты не растеряют свой пыл, то англичанам придется худо. Упоминание о ружьях всегда вызывало у солдат раздражение, а у Бема — как кстати он сейчас в Большерецке — припадки, О крепкой защите порта и думать не приходилось: пушки давно отстреляли свое (однажды при пальбе в честь праздника убило канонира), а ружья того и гляди рассыплются в руках. Об укреплениях и говорить не стоит: их вообще не было.

Так создавалось положение, при котором от залпа бортовых орудий английских кораблей «Дискавери» и «Резолюшн» могла покачнуться власть России на Востоке.

Береговой дозорный, вбежав в казарму, завопил: «Шлюпка!» — и все подумали: «Начинается». Разобрав ружья, пригибаясь, потрусили к брустверу.

Шлюпка шла ходко. Было видно, как рулевой подавался вперед, когда весла опускались в воду. Он подавался равномерно, по привычке. И еще было видно, что шлюпка безоружна.

«Если с добрыми намерениями, то встретить надо как подобает», — рассудил Шмалев и, подозвав Зосима, велел:

— Подготовь несколько человек в караул… Будем встречать. — А сам, выскочив из окопчика, во весь дух помчался в гору.

Зосим оглядел солдат: худы, в чиненой-перечиненой одежде, подзаросшие. Все же он выбрал шестерых.

— Сей минут вычиститься!

Шестеро без разговоров, прихватив ружья, поспешили в казарму.

— Остальным глаз не спускать… На всякий случай…

Так что когда шлюпка мягко села на песчаный берег и когда из нее лихо выскочили два офицера в треуголках и при шпагах, их встретил Шмалев в караул. Гости — это заметил и Шмалев, и солдаты — были приятно удивлены. Солдаты тянулись, Зосим ел глазами английские мундиры, Шмалев спокойно и немного чопорно поклонился. Он ни разу в жизни не встречал таких высоких гостей, но понял по природной русской понятливости и смекалке, что именно сдержанность и хозяйственность поведения могут доказать англичанам, что они, русские, здесь полные владетели и с ними нужно говорить почтительно.

Офицеры представились: Кинг и Гор. Капитан Кларк, командующий экспедицией, болен. Он сойдет на берег позже.

Дружеским жестом Василий Николаевич пригласил гостей в дом. Расторопный вестовой сумел накрыть стол вовремя. Прибавились только бутылки рома, преподнесенные хозяину порта, да кое-что из закуски.

После тостов за императрицу России и короля Англии Кинг (его немного разморило), поплотнее усевшись в кресло и вытянув ноги на скамеечку, заботливо подставленную вестовым Шмалева, зажав в правой руке стакан, повел рассказ об экспедиции. «Резолюшн» и «Дискавери» под командованием неутомимого капитана Кука совершают третье кругосветное путешествие.

— Но, — тут Кинг глотнул рома, — наш капитан убит в бухте Кеалаекуа на Гавайях. — Его голос дрогнул.

Потрясенный рассказом Кинга, Шмалев жалел неведомого ему капитана Кука. Видно, Кук был очень отважным моряком, раз трижды пускался по морям в поисках все новых и новых земель: упорство и смелость сродни русскому.

— Теперь мы просим у вас, господин Шмалев, помощи. Нам нужен провиант, материал для починки такелажа, — сказал Гор.

— Помощь окажем, — ответил Шмалев. — Правда, чего не найдем, прошу не судить…

— Что вы, что вы! — взмахнул руками Книг. — Мы так рады, что встретили здесь гостеприимных людей… Капитан Кларк будет доволен, очень доволен.

— Я его жду, когда он выздоровеет. Жаль, отсутствует Магнус фон Бем.

— Он далеко? — спросил Кинг.

— Пустяки, неделя верхом на лошадях.

Гор улыбнулся: недельная тряска на лошадях отнюдь не веселая прогулка. Да и слово странное — «пустяк». Надо запомнить.

Вскоре Гор и Книг стали прощаться. Шмалев проводил их до калитки.

День угасал. Тени удлинились, и луна уже четко вырисовывалась на небе.

Сидя у окна, Шмалев видел мачты английских кораблей и Думал о том, что мало еще на Востоке российских судов (а сколько не открыто и не исследовано земель) и что давно пора начать строительство укреплений. (Сейчас англичане, там, смотри, французы, а то и испанцы нагрянут.)

Шмалев, пододвинув кресло с тускло блестевшими подлокотниками к столу, принялся быстро писать.

Через час был вызван Зосим и ему был вручен пакет.

— Крепко храни, — наказал Василий Николаевич.

Солнце исчезло, облака из белых превратились в серые, ветер повернул на ост.

Нарочный отбыл.

На следующее утро под зычные крики боцманов экипажи английских судов были выстроены, и им объявили: для всех берег.

Том, невысокого роста, крепкий в плечах матрос, не торопился к шлюпке. Он подошел к борту и без особого энтузиазма посмотрел на берег. Берег показался ему пустынным, а лесистые горы без зелени — грозными и высокомерными. И вода за бортом плескалась серая, неласковая и коварная. И хотя солнце играло на тихой волне, оно не радовало взгляда Тома — слишком равнодушное.

Тома окликнули, он сошел в шлюпку одним из последних.

— Что мрачен? — спросил его кто-то.

— Вспомнилось, — ответил Том и опустил руку в воду.

— Осторожнее, — выкрикнули разом в шлюпке.

— Здесь нет акул, — возразил Том, — вода слишком холодная. — Вздохнул и добавил: — И женщин тоже нет. — Том участвовал во всех экспедициях Кука и все знал.

Матросы стояли на берегу кучками и впервые не знали, куда же идти. В гору — там дом коменданта. По берегу — а куда? Поглазеть на церковь — да что за чудо деревянная избушка с колоколом. И получилось, что вот долгожданный берег, а разгуляться негде. А главное — ни лавок, ни питейных заведений; некоторые потоптались — и на корабли: отоспаться после вахт.

Том пошел в сторону косы, к казармам. Он сам не знал, зачем туда идет, но его вдруг разобрало любопытство — он никогда не видел русских, хотя слышал о них много необычного: и пьют — всех перепивают, а в сражении храбры.

В казарме накурено — хоть топор вешай. От табачного дыма зашло у Тома сердце, и он почувствовал слабость, даже колени задрожали: его нутро, отвыкшее от табака, вдруг с дикарской силой потребовало затяжки.

На нарах сидели казаки. Увидев Тома, они озадаченно переглянулись. Один из них, Прохор, встал, приблизился к Тому и тронул за руку, приглашая к нарам. Том улыбнулся и понимающе закивал головой.

— Вот так лучше, — сказал Прохор. Казаки вмиг расчистили для гостя место. — Поговорите с англичанином, а я сейчас.

— Курнуть нашего хочешь? — спросил его казак и, видя, как заблестели у Тома глаза, выгреб из штанины кисет и запасную трубку. Никогда Том не испытывал такого блаженства.

Прохор вернулся с мешком. Он вытащил домотканную тряпицу, стряхнул и расстелил рядом с Томом.

— Удивляется, — усмехнулся Прохор. — Не бойсь, Есть будем. Видите, — говорил он товарищам, опустошая мешок, — хотя человек иноземный, а понятие у него есть и столковаться с ним можно. Авось про Англию эту выведаем. Как придется, может, и мы к ним в гости заглянем. Правильно говорю? — повернулся он к Тому, и тот в ответ улыбнулся.

— Во-о, — сказал Прохор, — смышлен, а мы для большей понятливости вот это поставим. — И Прохор выгреб откуда-то из-под нар бутыль.

На тряпице лежали хлеб, вяленая рыба, кусок медвежатины, соль, клубни сараны.