— Так ты из-за неё этот спектакль устроил?

— Ты не понимаешь, что это значит, — Чонин качает головой и пытается отстраниться.

— Не понимаю, — соглашается Раныль, — Но мне и не надо понимать. Она на меня не действует, — и прикусывает губу в попытке удержать улыбку.

Чонин каменеет.

— Что ты имеешь ввиду?

— Я говорю, что ваша хвалёная Метка не действует. Она не заставляет меня в тебя влюбиться — вот, что я говорю.

Чонин выдыхает и всё ещё смотрит недоверчиво. Он никогда не видел Меченого человека и не имеет понятия, как с ними обращаться. Ещё более непонятней, откуда она это знает?

И, словно прочитав его мысли, она объясняет:

— Твоя мама много говорила со мной, пытаясь пробудить, пока ухаживала за мной.

И пожимает плечами.

— Ничто, в принципе, не может заставить меня в тебя влюбиться насильно, Чонин. Уже не может, — качает она головой. А потом делает то, чего Чонин боялся хотел больше всего.

Подсаживается ближе.

Кладёт свою совсем-совсем холодную ладонь поверх его, в противовес, горячей, что простыне под ней в пору бы загореться.

А потом смотрит так призывно-отчаянно, что Чонин понимает дальше всё сам.

Он бережно, словно она может сломаться из-за любого нелепого движения, кладёт её руки себе на плечи, притягивает к себе за талию, так чтобы она удобно умостилась у него на коленях и зарывается носом ей в шею. На инстинктивном уровне безошибочно находит поставленную собой метку и прижимается к ней горящими губами. Раныль тяжело выдыхает и крепче хватается за его плечи.

— Прости меня.

— Тш-ш-ш. Ты не сделал ничего плохого. Ты спас меня. Нас всех.

Чонин издает нервный смешок, ни разу с ней не соглашаясь.

— Хватит себя винить. Имей ввиду, мы теперь связаны намного крепче, чем ты думаешь. Всё, что чувствуешь ты, передаётся и мне. И прямо сейчас мне больно.

Она сжимает своими ладошками его лицо и ловит надломленный взгляд карих глаз. Чонин слушает её слова, пытается их принять и старается думать меньше, на самом деле. Поворачивает голову вправо и целует её ладонь.

— Хорошо.

А потом притягивает к себе и целует. У Раныль разом отнимается воздух из груди, взрывается целая вселенная внутри и это неконтролируемое желание целовать Чонина вечность…

У неё холодные ладони, но горячие губы и тёплый язык. Чонин сжимает девушку в руках сильнее, чем следовало бы, и он потом обязательно попросит у неё прощения за эту грубость, но сейчас он просто не в состоянии выпустить девичье тело из кольца своих рук, отпустить её губы. Но Раныль, его девочка, льнёт ближе, просит больше, и сил терпеть, если честно, больше нет.

Чонин ждал слишком долго. Раныль, кажется, ждала не меньше.

— Каким надо быть придурком, чтобы лишать себя этого так долго, — хрипит Чонин между поцелуями, а Раныль улыбается бесконечно счастливо и лишь пожимает плечами.

Действительно, каким же?

Глава XV

Раныль чувствует себя хорошо. Для человека, который много ни мало пережил почти смерть, она чувствует себя прекрасно.

Внизу бабушка готовит завтрак и делает всё в тишине. Девушка лежит на своей кровати и улыбается сквозь слёзы, представляя, как та старается издавать как можно меньше шума, чтобы дать внучке поспать дольше. Раныль пытается улыбнуться своим мыслям, хотя больше всего ей хочется сейчас броситься к ней и обнять.

***На следующее утро после её пробуждения в доме Чонина бабушка увезла её домой, но не проронила с тех пор ни слова. Она была как обычно заботлива — приносила еду в кровать, взбивала подушку — но не разговаривает с Раныль все три дня.

Хан прекрасно понимала, что бабушка винит себя в приключившемся с ней, презирала Метку и, кажется, теперь и себя. Девушка слышала редкие всхлипы по ту стену комнаты, бабушкины тихие шаги, пролёгшие синяки под её глазами и ей самой становилось плохо каждый раз.

Почему все вокруг винят себя, когда ничьей вины нет и не было?!

— Бабушка, поговори со мной.

Госпожа Хан вздрагивает от хриплого голоса внучки и оборачивается. Раныль определённо стало лучше, она, как и всегда, одета в свою привычную домашнюю одежду и стоит на пороге кухни. Будто ничего и не было.

Лишь пятно на её плече заставляет возвратиться в реальность.

— Ты ещё слаба, возвращайся в постель, — вздыхает госпожа Хан.

— Бабушка, я хочу, чтобы ты прекратила винить себя и поговорила со мной. Пожалуйста, — Раныль делает шаг вперёд, не осмеливаясь на второй.

— Ты чуть было не умерла, — говорит бабушка, — Я ведь так просила тебя слушаться меня. И ты чуть не умерла, — у неё ломается голос и она оседает на близстоящий стул.

— Но со мной ведь всё в порядке сейчас, бабушка, взгляни на меня. Я жива и всё со мной хорошо.

Родственница впивается во внучку уставшим взглядом.

— Она всё время твердила то же самое, — и улыбается грустно.

— Кто? — не понимает девушка.

— Ханыль, — вздыхает бабушка, — Твоя тётя. Моя дочь.

— Но… при чём тут она?

— Она была связана с оборотнем так же, как и ты, — говорит она, — Они хотела вместе бежать, но их поймали и убили. Оборотни загрызли мою дочь.

Раныль поражённо ахает и отшатывается.

— Мы собирали её останки частями по всему лесу.

Девушка смотрит на родственницу и видит совсем другого человека. Видит перед собой несчастную женщину, которой пришлось переживать жестокое убийство юной дочери и нападение на внучку. Раныль видит глубокие морщины и просачивающуюся сквозь краску для волос седину.

Её начинает мутить.

— Теперь ты понимаешь, чему себя подвергла? Оборотни тебе не игры, Раныль. В их мире рано или поздно придётся столкнуться с кровью.

Она смотрит на плачущую Раныль и кровью обливается уже собственное сердце. Сил, чтобы представлять, что было бы потеряй госпожа Хан ещё и её…

— Иди сюда, — подзывает она Раныль, — Обещай больше не подвергать себя опасности. Обещай мне, богом прошу, — шепчет женщина, обнимая внучку. Раныль лишь глотает солёные слёзы и не знает, что ей сказать.

Один раз своё слово она уже нарушила.

\

Мать приезжает на следующее утро. Раныль не успевает толком проснуться, как на неё с объятиями и причитаниями лезет родительница. А потом чувствует обжигающие капли на своей руке.

— Ну, мам, ну ты чего? — она гладит плачущую мать по волосам и не знает, что делать.

— Как такое могло случиться? Почему ты пошла одна? — Раныль не понимает из потока слов ровным счётом ничего и вопросительно смотрит на бабушку. Та лишь вздыхает и уходит вниз.

— Я сказала ей, что на тебя чуть не напало животное и что ты свалилась в овраг. Когда ты была на экскурсии с классом в лесу, — отвечает она, когда мама уходит умыться в ванную.

— Зачем ты ей позвонила? — недоумевает Раныль, — Всё же уже хорошо.

— Ничего не хорошо, юная леди, — врывается на кухню мать, — Ты живёшь у бабушки всего четыре месяца, а тебя уже чуть не загрызли в лесу. Я ведь всё равно хотела приехать на Рождество, но теперь мы справим его дома. Вместе.

— Мы? — не понимает Раныль. Бабушка лишь поджимает губы и не смотрит в глаза.

— Мы, — кивает мама, — Я забираю тебя в Сеул.

\\

— Кажется, я предупреждала тебя насчёт самодеятельности и оборотней, — строго чеканит ведьма Ха. Тэрим ничуть не теряется и кидается оправдаться.

— Моя подруга была в опасности!

Женщина смотрит на племянницу поверх своих изящных очков, не прерываясь от вязания.

— Твоя подруга отныне связана с оборотнем.

Сон сужает глаза, догадываясь, к чем клонит тётя. Но и отступать она не намерена. Только не сейчас.

— А что если я скажу, что оборотни — мои лучшие друзья? Что мне всё равно на эту многовековую войну между ковенами и оборотнями? Что ни за что не откажусь от своих друзей? — Тэрим говорит уверенно, расправив плечи, и не тушуется под острым ведьминым взглядом.

— Тогда я скажу, чтобы ты была осторожна. И что горжусь тобой.