- Здравствуй, здравствуй, товарищ!-пожал ему руку военком.- Фамилия?

- Климов!

- Климов, Климов… Твоя мать - главный врач больницы?

Да…

- Хороший врач, знаю… А это дело с водой кто придумал? Ты?

- Мы, товарищ полковник!

- Молодцы ребята! Но будем считать, что это только первое ваше боевое задание, а дел у нас с каждым днем все прибавляется.

- Товарищ полковник! - взволнованно начал Димка.- Мы тоже… Мы бы хотели помогать Красной Армии! Только что делать?

- Ну, для первого раза вот вам такой приказ, товарищ Климов. Завтра в восемь ноль-ноль прибыть сюда с надежными хлопцами!

- Слушаюсь! - сказал Димка и смутился: что-то не больно лихо получилось у него это «слушаюсь».

И ребята стали разносить повестки. Дело это оказалось хлопотное: город большой, нужно обегать за день многие улицы и переулки, в которых иной раз попадались и здоровенные собаки. Димка притаскивался домой поздно, наскоро ужинал, кормил Рекса и заваливался спать, чтобы чуть свет вновь проснуться от резкого звона будильника. Матери он почти не видел, только читал ее коротенькие записки и писал ответы. А когда однажды утром открыл он глаза и поглядел на Екатерину Николаевну, устало сидящую на стуле напротив него, то опешил: мать была в военной форме, с ремнем на поясе.

- Ма-ма! - протянул Димка.- Ты красноармеец?

- Военврач Климова,- едва улыбнулась Екатерина Николаевна.- Направлена в военный, госпиталь.

- Госпиталь,- пробормотал Димка.- Госпиталь… Мама, значит, эта война надолго?

- Эта война, сын, похоже, только начинается,- ответила мать и стала одеваться.

Когда Димка спустился провожать ее, во дворе встретился им Кузьмич, Мишкин отец. Он оглядел Екатерину Николаевну и задумчиво проговорил:

- Значит, и женщины воевать пошли? Да… Прет он, значит, супостат проклятый, прет… И нету на него удержу… Тут, видно, как в гражданскую, всем народом надо подниматься.

ЖЕНА

Сталинград еще не знал светомаскировки и воздушных налетов, но страшные отзвуки войны доходили и сюда. На станцию начали прибывать эшелоны с беженцами и ранеными. Беженцев переправляли за Волгу, раненых распределяли по госпиталям, для которых выделялись лучшие здания города. Школу, в которой учился Димка, тоже заняли под госпиталь. Димка видел, как на школьный двор въехала колонна грузовиков, крытых брезентом, с красными крестами на бортах и крыше. Из кабины одного из них выпрыгнула женщина в военной форме. Она поправила золотистые волосы, выбившиеся из-под пилотки, и Димка бросился к ней:

- Мама!

- Димка! - обрадовалась Екатерина Николаевна.- Хорошо, что ты пришел! А то я не знаю, когда выберусь домой!

Начальник снабжения, пожилой капитан интендантской службы, взглянув на Димку, сказал:

- Вот бы помог нам, а?

- А что делать?

Капитан подвел его к сараю, где были свалены кровати и табуретки.

- Надо все это расставить. Времени нету, понимаешь!

- Ладно! - сказал Димка.- Я соберу ребят!

Через несколько часов школьный двор заполнили мальчишки и девчонки.

- Хорошо! - удовлетворенно потер руки капитан и тут же дал задание: хорошенько промыть тумбочки горячей водой с мылом, потом расставить их по палатам.

- По классам! - поправил Мишка, и капитан печально посмотрел на него:

- Нет, парень, по палатам!

В военкомате работы поубавилось, и ребята большую часть времени проводили в госпитале. Трудно было привыкать им к боли, стонам и крикам искалеченных войной людей, к виду и запаху крови и йода. Мишка совсем похудел и побледнел; нелегко приходилось и Леве, который старался не отставать от товарищей. Один Васька был, как всегда, спокоен и силен и работал как вол. Ребята помогали раненым писать письма, добывали овощи, фрукты, мыли полы в палатах, а потом, когда пообвыкли, им стали доверять и уход за ранеными. В тяжких хлопотах проходило лето. Наступил сентябрь, а к занятиям еще не приступили.

- А может, и совсем учиться не будем? - вслух размышлял горластый Мишка, драя шваброй пол в палате.- Во красота! А все может быть: война ведь! Какая там, к дьяволу, учеба!

- Ну и что, если война! - рассердился вдруг на него какой-то пожилой боец.- Раз война, так и вся жизнь насмарку? Нет, парень! Давай назло Гитлеру так учись, чтоб ему тошно было, проклятому!

Наконец под школу отвели старое двухэтажное здание на высоком волжском берегу. Директором назначили учительницу Софью Александровну, бывшего Димкиного классного руководителя.

- Здравствуйте, друзья мои! - сказала она в первый день занятий, глядя из-под очков на своих повзрослевших, вытянувшихся учеников.- Поздравляю вас с первым днем учебы, которую мы начинаем в такое суровое время…

Она долго еще говорила: о войне, о трудностях, о том, что учиться в такое время надо только хорошо и отлично. Кроме этого, ребятам предстоит немало работы для фронта, для победы.

- Вам надо забыть, что вы просто мальчишки и девчонки,- сказала в заключение Софья Александровна.- Вы - дети своей великой Родины, которую топчут кованые сапоги врага. И ваша обязанность во всем помогать своей стране, чтобы скорее пришла победа.

«Чтобы скорее пришла победа»,- вспоминал Димка ее слова, шагая после уроков домой.

По привычке он сунул руку в ящик, вытащил газеты и письмо. Письмо было странное, в конверте: обычно отец присылал маленькие треугольники. Адрес написан незнакомой рукой. Димка вскрыл письмо, торопливо пробежал его глазами и медленно опустился на ступеньки лестницы. Рекс выбежал, ткнулся носом в ледяные его ладони.

- Пропал без вести…- мертвыми губами прошептал Димка.

Он вскочил, запер Рекса и кинулся к госпиталю…

Вот знакомый школьный двор, машины возле ворот: привезли новую партию раненых. Екатерина Николаевна сердито выговаривает за что-то шоферу…

- Мама,- беззвучно произнес Димка и спрятался за дерево.

Что он делает?! Разве можно говорить матери про письмо! Она так ждет весточки от папы, так ждет. Нет… Этот удар свалит ее… Надо переждать… Все может быть… Может быть…

Димка стал отходить в глубину двора…

Потом он долго сидел на высоком берегу Волги, туманно глядел на заречные леса и думал, думал, думал. Он вспоминал, как ходили они с отцом на рыбалку, как «отвоевывали» у матери кабинет. Зачем теперь кабинет? Зачем? Если папы нет…

- Нет? - вслух повторил Димка, и мысль эта показалась ему страшной, дикой. Он упал на песок и заплакал.

На другой день Димка пришел в школу с большим опозданием. Софья Александровна вела урок. Едва мальчишка открыл дверь, все повернулись и внимательно посмотрели на него. Народ в классе догадливый: если человек так опаздывает да входит с таким видом, значит, что-то произошло у него. А случиться в эти дни могло одно: пришла страшная бумага с фронта, погиб отец или брат, или кто-то еще из самых близких.

- Ничего,- выдавил улыбку Димка.- Рекс убежал… Пока ловил…

- Проходи, садись,- сказала Софья Александровна.- Надеюсь, это случилось в первый и последний раз.

Димка кивнул и уселся рядом с Васькой.

- Что стряслось-то? - не унимался Мишка, тыкая в спину кулаком.

- Да отвяжись ты! - негромко, но внушительно пророкотал Васька, и Мишка замолк.

Димка сидел нахохлившись, не слышал, о чем говорила Софья Александровна, не заметил, как часто она на него поглядывала.

- Глубже изучая немецкий язык,- вдруг донеслось до Димкиного слуха,- мы будем знакомиться с великими немецкими писателями, поэтами, композиторами. Я принесу вам пластинки, и мы послушаем музыку Баха и Бетховена, будем читать стихи Гете и Шиллера…

- Может, заодно и Геббельса послушаем? - хмыкнул Мишка, и класс, поддерживая его, загудел, а Софья Александровна спокойно стала растолковывать разницу между фашистами и великими сынами немецкого народа, народа талантливого и умного, давшего миру немало замечательных людей.

- Понял? - спросила Софья Александровна, и Мишка, упрямо глядя в стенку, буркнул: