— Я был т-т-трусом, — его голос звучит подавленно и сокрушенно. — Я должен… сказать тебе. Для меня это не было… к-к-концом.

Меня окутывает ранний утренний свет. Как суровое напоминание того, что воскресенье настало, возвращается боль, а я застигнута врасплох и сломлена.

Я убила его.

Я врезалась в него своей машиной.

Он умер.

Ушел.

Одно слово, произнесенное мысленно, но такое окончательное.

Мои мысли тут же переключаются на Джанет, на то, что, должно быть, она думает обо мне, через что ей сегодня предстоит пройти, прямо сейчас. Через что она будет теперь проходить всегда. Эти события не станут просто этапом жизни, после которого она сможет восстановиться, и, тем более, не станут просто периодом времени. Это будет с ней всегда — жизнь без единственного сына. Бездетность. Страдание. Боль.

С одной стороны, я опустошена из-за произошедшего, а с другой, я не должна.

Это Джанет должна быть опустошена.

— Ненавижу то, что мне приходится оставлять тебя, но мне нужно на работу, — говорит мне Риз, когда в воскресенье утром мы сидим за кухонным столом. — Я не могу дозвониться до Эмери. Я пыталась. Они где-то за пределами Бристольского залива.

Я не говорю ей ничего в ответ, когда она подталкивает в мою сторону бублик, намазанный сливочным сыром. Как я могу есть в такое время?

— Тебе нужно поесть, Куинн.

Я понимаю, что Риз хочет быть рядом, наверное, потому, что она думает обо мне уже как о сестре. Именно так мы себя и ведем. Все четыре года, что она встречается с моим братом, она живет с нами, и я привыкла к тому, что она всегда рядом.

Только сейчас я мечтаю о том, чтобы она ушла. Я хочу погрязнуть в своих страданиях. Чейз мертв уже целый день. Двадцать четыре часа без него, и это похоже на вечность. Аварию показали по нашим местным новостям и в воскресных газетах поместили материалы вместе с фотографиями наших искореженных машин. Мне приходится сразу же отвести взгляд в сторону, а потом я снова мысленно возвращаюсь туда.

— Ш-ш-ш-ш, — говорю я, крепче обнимая его. — Они уже едут. Просто держись, пожалуйста, малыш, держись.

«Полиция штата сообщает, что ожидает токсикологический отчет, который поможет им понять, что стало причиной аварии, которая ранним субботним утром в Вестпорте убила бейсбольного игрока и звезду старшей школы Окоста.

Чейз Паркер, семнадцати лет, которому недавно была предоставлена полная бейсбольная стипендия Университетом штата Флорида, по-видимому, потерял контроль над управлением своего грузовика и разбился в районе часа ночи на трассе Саут Форест в Вестпорте в субботу.

Полицейские сообщают, что причины аварии, в которой столкнулись Паркер и еще одна ученица школы Окоста, Куинн Хэдли, расследуются.

Паркер — хорошо известный бейсбольный игрок, ученик старшей школы Окоста — скончался в больнице в Харборвью рано утром в субботу. Хэдли, как сообщается, оказали первую медицинскую помощь и, в связи с незначительными травмами, отпустили.

Множество одноклассников после того, как узнали об аварии, в субботу утром выложили в социальных сетях посты в память о лучшем бейсбольном игроке, который считался одним из топовых шорт-стопов и которому пророчили многообещающую карьеру в Университете штата Флорида.

Полицейские также сообщили, что по одной из версий, решающим фактором в аварии могла стать скорость».

Они выложили посты в социальные сети?

Забежав в комнату, я хватаю мобильный телефон с прикроватной тумбочки и открываю «Инстаграм», чертовски хорошо осознавая, что мне не стоит этого делать. А потом я думаю о Чейзе: он собирался в колледж, в тот же самый, в который подала документы и я. Я разрушила его шанс на карьеру.

Риз вздыхает, когда я возвращаюсь к столу. Подтянув колени к груди, я пролистываю ленту с фотографиями и постами наших одноклассников.

— Может, мне стоит позвонить на работу и сказать, что я заболела? — спрашивает Риз.

— Они обвиняют меня в аварии, — говорю я ей, а потом замечаю, что Тейлор отметила Чейза на видеоклипе, который, как она утверждает, напоминает ей о нем, а в «Пинтерест» написала, что потеряла любовь всей своей жизни. Но хуже всего — это фотография, которую она выложила, на ней они вдвоем и подпись: «Моя жизнь опустела. Ничто уже никогда не будет прежним».

Ничто в ее жизни уже никогда не будет прежним? А как насчет жизни его матери?

На сердце становится тяжело, когда я вижу фотографию. У Чейза колени в пыли после игры, он прижимает ее к своему боку, кепка повернута козырьком назад, и он целует ее в щеку. Я узнаю этот одурманенный победой взгляд и покрасневшие щеки. Я узнаю это потому, что получала все это многие годы.

Мне интересно, что бы она подумала, если бы узнала о том, что он сказал, что любит меня. Это были самые последние слова, слетевшие с его губ.

— Я л-л-любл-лю… т… т-тебя.

Он любил меня.

Мой серый мир заиграл красками от осознания того, что Чейз любил меня.

О, Боже, так больно, что его больше нет. Эта рана, где-то глубоко внутри, то появляется, то исчезает, но никогда по-настоящему не исчезнет. Это как волны в море в бесконечном движении.

— С тобой все будет хорошо? — спрашивает Риз, неуверенная в том, как можно меня успокоить. Она выглядит так, будто хочет меня обнять, но боится. Затем протягивает мне конверт с эмблемой Университета штата Флорида. — Держи, может, это поднимет тебе настроение.

Прежде чем я успеваю что-то сказать, входит Мелинда с тремя пакетами продуктов, и я засовываю конверт под выписки из больницы, лежащие на столе.

— Я справлюсь с этим, Риз. Сегодня я буду заботиться о своей девочке.

Я не поднимаю на нее взгляд. Не могу, так же, как и не могу открыть конверт от Университета штата Флорида. В одночасье мое будущее больше не имеет значения. Не знаю, как можно думать о том, что моя жизнь будет продолжаться, в то время как его — нет. Отодвинув в сторону мысли о письме, я фокусируюсь на выставленных в «Инстаграм» постах. Самое худшее, что я начинаю ощущать вину за вчерашнее на более разрушительном уровне.

«Не могу поверить, что Куинн врезалась в него. Я просто… не могу поверить. Она отобрала у меня любовь моей жизни. Я надеюсь, что она не может спать по ночам от той боли, которую мне принесла».

Она это серьезно?

К сожалению, да. Это именно то самое эгоистичное дерьмо, которое я от нее и ожидала, но все равно, до сих пор не могу в это поверить. Я, практически… оцепенела. То, что я навсегда разрушила его мечту профессионально играть в бейсбол, это уже достаточно скверное чувство, но теперь во мне присутствует дополнительное чувство вины за то, что подвела каждого в этом пассивном городе.

— Ты можешь поверить в наглость этой сучки? — спрашивает Мел, заглядывая в телефон через мое плечо, пока Риз суетится по кухне, пытаясь найти свои ключи.

Я не отвечаю. Не могу. Я в шоке.

Мел садится на стул рядом со мной.

— Я буду не прочь попросить Джанет сделать скриншот того сообщения от Тейлор, чтобы запостить его.

У меня снова пересыхает в горле от мыслей о его маме и о том, что она, должно быть, чувствует сегодня, находясь в том доме, в котором он жил вместе с ней.

— Что, если Джанет увидит это? Я имею в виду… она потеряла своего сына. По какому праву Тейлор ведет себя так, будто это она жертва всего случившегося?

Прошлой ночью я была не в себе. Я полностью признаю это. И я оставила Джанет с врачами, чтобы она еще раз смогла увидеть своего сына. Она обняла меня, а я не смогла сказать ничего другого, кроме того, что мне жаль.

— Насколько я знаю, у Джанет нет «Инстаграм», — Мел откусывает от моего бублика, к которому я даже не притронулась. — И я не думаю, что она будет обращать на Тейлор внимание. Особенно если знает, что они расстались.