«Таисий, дети в Африке тоже голодают. Но ты же не можешь облагодетельствовать всех», — бормотал сусел, тоже подрагивая метелкой хвоста.

«Детям помочь не могу. Всем — не могу. А конкретному Олегу — могу и постараюсь. Ему больше никто не поможет, только я. — Сцепив зубы и растирая холодные ладошки, отвечал Василию. — Это как в притче про морскую звезду.** Знаешь, Вась, если я даже не попытаюсь ему помочь, я не смогу жить с этой виной. Милош и так сильно накосячил в этой жизни.»

«Вот-вот! А ты подумал, как Тори воспримет, что ему придется жить с телом, которое занял чужак, монстр, неизвестно кто?»

«Мои весы с проблемой Олега перевесили этот пункт. Пути отступления готовы. Можно будет забуриться в спа салон на соседней улице, если Тори будет не готов к моим откровениям. А для спасения Олега придется воспользоваться планом «Б» и связаться с Шубричем.»

В ресторан забредали посетители — десерты тут были представлены просто ошеломительно вкусные и красивые, но цена была — уххх! Поэтому я ограничился вкусной и полезной творожной запеканкой, которой уже насытился. Чтобы отвлечься от ожидания, я рассматривал посетителей, попивая сок маленькими глотками; мимо прошел омега, выписывая бедрами восьмерку и я прямо засмотрелся — красивая точеная фигурка, длинные ноги, тонкие запястья и походка — все в нем было манящим, привлекающим, даже меня торкнуло. Я так и девицей никогда не ходил — не было во мне такого таланта ни там, ни здесь. С таким, наверное, надо родиться.

О появлении Тори я узнал по запаху, от которого в груди заныло и кинуло в жар. Я посмотрел на часы, висящие над баром и увидел, что до намеченной встречи еще пол-часа. Тоже раньше пришел. Тори остановился сбоку и поцеловал в макушку, вдыхая мой запах:

— Здравствуй, Милли.

— Садись. — Я махнул рукой на стул напротив, желая дистанцироваться от него хоть немного, потому что магнитное притяжение врубилось сразу на полную катушку и захотелось прижаться к нему и прорыдаться в плечо. И чтобы он жалел меня и как Тасю, и как Милли, и как самого разнесчастного омегу в мире.

Одиночество — оно очень много дает: и свободу, и возможность перезагрузиться, глядя на ночные звезды за окном, сбросить все настройки до нуля и подумать о жизни вообще, просто слушая, как шумит ветер, как мерцают звезды, как бегут облака, медитируя наедине с самим собой. Моя перезагрузка прошла успешно, я успел передумать о многом, прежде чем решился на эту встречу. Тори никогда не был подлым, никогда не обманывал, этим он пошел в деда. Именно это и дало мне надежду, что он сможет помочь Олегу. А заодно и мне.

Тори сел за столик и тут же протянул свои лапищи, мягко хватая меня за руки.

— Ледяные. Волнуешься? Не бойся меня, Милли. Меня не надо бояться. Я так рад тебя видеть, малыш. — Взгляд Тори блуждал по моему лицу, телу, и в нем светилось столько нежности и радости, что я неосознанно расслабился и опустил напряженные плечи.

Тори выглядел как бог — белая тенниска с короткими рукавами, убранные в хвост отросшие волосы и легкие белые брюки смотрелись на нем идеально, как на манекене, вот только он был живым и тепло его рук, как и взгляд, согревали меня, заставляя оттаивать и на мгновение забыть, зачем я здесь, и о предстоящем нелегком разговоре.

Запах течного омеги внезапно заполнил ноздри, и я повел носом, оглядываясь по залу в поисках носителя. Все омеги, все, без исключения, смотрели на Тори. А альфы и даже беты, замужние и не очень — отслеживали проходящего мимо моего стола течного омегу, спешащего через весь зал в сторону туалета.

Я поднял взгляд на Тори — он один смотрел не на омегу, а на меня.

— Как ты себя чувствуешь? Как Бубочка? Какая помощь тебе нужна? Ты хоть что-нибудь вспомнил из прошлого? Голова не болит? — он настороженно ждал ответов, нежно поглаживая большим пальцем мою руку, и, кажется, впитывал мой образ, не в состоянии насытиться моим поплывшим внешним видом, не самым лучшим и сильно беременным.

— Со мной все нормально. Ничего не болит. Ничего не вспомнил. Помощь нужна не мне. Один мой знакомый попал в неприятную ситуацию, вот ему срочно нужно помочь.

— Давай вначале о приятном. Шиви нашли, экстрадировали из соседнего государства и он сейчас дает показания. Муж приехал с ним, хотя ему ничего не инкриминируется. Шиви светит два года за покушение на убийство. Он во всем признался. Скоро суд. А вот с дядюшкой Рики все не так просто. Оказывается у него прогрессирует психическое расстройство и его к суду не привлечешь. Он сейчас в психиатрической клинике на обследовании находится. И все, что он говорит — полнейший бред, из которого вычленить что-либо относящееся к делу очень и очень непросто. Но так ему это с рук не сойдет, я прослежу за этим. Его можно не бояться. Габриэля Войто пока найти не удается, но мы ищем. Пару раз выходили на его след, но он скрылся. Найдется. Никуда не денется. А теперь мне нужно тебе показать один документ, пройдем в мой номер? Я снял здесь, в этом отеле, только на лифте подняться.

Лицо у Тори было спокойным, но в глазах таилась надежда.

«А на дороге в новый мир валялись старенькие грабли… — продекламировал Василий.»

«Вася! Не бзди! У меня старые застиранные трусы-боксеры для этой цели надеты. Я подстраховался. Не будет секса, Вася. Я иду смотреть документ, ферштейн?»

«Да-да… А если снять трусы вместе со штанами, никто и не заметит, — хмыкнул язвительно сусел. — В жизни надо быть сильным и непробиваемым, как фисташка без трещины, Таисий. Соберись! — Васятка смешно запрыгал на месте, как боксер, готовящийся к поединку на ринге, боксируя с невидим противником. — А может пусть он принесет документ сюда?»

«Знаешь, Алибабаевич, документ-то ладно, а вот рассказывать о себе подноготную в людном месте — это слишком глупо. Слишком. Я больше думал о путях побега, чем о приватности нашего разговора. Так что подняться придется.»

Я наклонился поднять рюкзак, но Тори подскочил и взялся за лямки рюкзака, подавая мне руку и помогая подняться. Во мне нарастала паника и я вцепился в его руку, идя рядом с мужем, ничего не видя перед собой. Проходя по коридору к лифту, я услышал, как рядом идущий маленький бета, лет четырех, спрашивает у отца:

— А что это они делают?

— У супергероев так принято. Он зажимает ему боевую рану! Помнишь, как в мультике твоем любимом? — Альфа поднял на руки сына и отвлек, заставляя смотреть в другую сторону, а я посмотрел в конец коридора, где два каких-то субчика за кадкой с большим развесистым растением в странных костюмах — не иначе косплееры — прижимались к стене. Вернее, один прижимался, омега, а второй — бета, стоял на коленях и… Ну да, наверное зажимал рану. Нашли где зажатием заниматься, идиоты. Молодец отец, выкрутился.

В комнате у Тори — небольшой одноместный номер, стандартный, обычный — он первым делом поставил мой рюкзак, развернулся ко мне и спросил:

— Помощь твоему другу нужна очень срочно? У меня есть полчаса, чтобы поговорить с тобой, или надо бежать и говорить по дороге?

Он смотрел на меня серьезно и я подумал, что такой человек не сможет сдать меня в дурку. Или сможет?

— Помощь подождет. Я слушаю тебя. — Тори усадил меня на кровать, а сам сел напротив на стул, доставая из портфеля файл с документом.

— Это наш договор. Он больше не имеет силы. Я хочу, чтобы мы жили, как обычная семья — ты, я, Бубочка. — Тори показал мне мою подпись внизу и разорвал сложенные листы пополам. — Всё. Нет больше никакого договора. Пусть тебя это больше не волнует.

Василий во мне дернулся, когда я выхватил листы из рук мужа, которые тот тут же отдал мне, не сопротивляясь.

«Склеишь потом. Они ему еще понадобятся, когда он узнает всю правду, до последней крупинки. — Наставительно бормотал Василий.»

— Мили, я много передумал за это время. Как себя вел я, как себя вел ты, представил себе, что могу тебя потерять, или Бубочку, и я понял, что не могу позволить этого. Иридик был прав — я не жил, я упал в работу, ничего не видя вокруг… Знаешь, я бежал-бежал, делал то, что от меня ждут окружающие, сотрудники, друзья, работа, не чувствуя вкуса, не наслаждаясь моментом, все вокруг было картонным и мелькающим, а потом ты заставил меня остановиться и посмотреть вокруг. Это было похоже на то, что ты где-то задел ткань мира и все рассыпалось, затрещало по швам, пролившись на меня пугающим откровением, и меня накрыло каким-то невозможным огромным чувством, прожигающим до самого нутра. Потому что мир, оказывается, такой огромный и вечный, а мы — такие крохотные и недолговечные, жестко зажатые в рамки жизни, что от этого никуда не деться, и мы задыхаемся, пытаясь выразить это, и изнемогая идем по жизни, проходя мимо самого главного. Мимо, понимаешь? А ведь каждое мгновение, каждый звук, каждый твой взгляд — это подарок, который больше не повторится. Они протекают сквозь меня, переполняют, и мне слишком мало всего этого, мне больно от невозможности быть рядом с тобой и малышом, переживать эти прекрасные мгновения близости, мне не хватает твоего родного запаха, твоих саркастичных подколок, твоих взглядов и всего тебя целиком. Потому что я переполнен любовью и тону в ней. И если ты не спасешь меня, мне не выплыть.