Это был гимн радости, гимн жизни, мантра, которая давала мне уверенность, что все у нас с Бубочкой будет хорошо.

Постоянное напряжение последних недель перед выходом книги, мысли, почему я отпустил паршивого Шиви, не заставив покаяться хотя бы письменно, пустое ожидание признания Тори, тошнота, боязнь родов, отсутствие личной жизни и секса, одна работа, работа, работа, которой я загрузил себя, чтобы не было времени думать и рефлексировать, сделали свое черное дело и я таки свалился в обморок.

Вызванный семейный доктор поставил диагноз «переутомление» и Мари тут же заказал билеты на самолет в давно откладываемую мной поездку к морю.

— Милый, милый мальчик! — Врач гладил меня по плечу, заглядывал в глаза и участливо журил, — Разве можно так себя доводить? Вы же теперь не один. Вам надо думать о ребенке. Что вас гложет? Поделитесь, и, возможно, я смогу помочь вам.

— Я ничего не помню из прошлой жизни, — всхлипнул я, и слезы тут же покатились редкими капельками по щекам.

— Многие не помнят. И ничего, живут. Создавайте новые воспоминания. Заводите новых тараканов. — Доктор улыбнулся, вспоминая, как я впервые поделился с ним сведениями о своих тараканах в голове.

Эх, дорогой мой доктор… Если бы ты знал, что всех моих тараканов, походу, сожрала белочка, ты бы так не улыбался.

— «Алё, гараж! Какая-такая белочка? Я — суслик.» — Василий небрежным нарочитым жестом ухватил одной лапой хвост, а другой стал расчесывать куцую метелку, всем своим видом изображая пораженного обидой в самое сердце гордого сусла.

— Я рожать боюсь! — громко всхлипывал я, заходясь в уже непритворных рыданиях.

— Милош, посмотрите на меня. — Доктор поднял руку открытой ладонью ко мне, как будто давая мне клятву верности. — Я клянусь, с вами все будет хорошо. Мы обследовали вас по полной программе. У вас широкий таз, все в порядке с маткой. С ребенком все хорошо. Родите, как миленький. У нас очень маленький процент смертности среди омег. Если будет необходимо, сделаем обезболивающий укол. Ваш личный омеголог утверждает, что нет причин для паники. Будете ходить на занятия по родовспоможению и всему научитесь вместе с Ториниусом и роды пройдут, как по маслу.

Доктор монотонно бубнил правильные вещи, а я шмыгал носом и думал о своем. То, что он мне тут впаривал, мне уже говорили тысячу раз — и врачи, и о-папы, и друзья. Рассказывая, как это было у них, у их друзей и знакомых.

Но страх перед родами, неизвестность отцовства, думы, нахрена это все Тори, осознание того, что ходить на занятия и по жизни с Бубочкой мне придется одному, все это тяжким грузом висело надо мной и я старался не думать об этом, позорно убегая от проблем в работу.

В самолете я все больше и больше жалел, что ничего не знаю о прошлом Милоша, потому что каждый, кто рассказывал мне о предшествующих событиях, делился своей «правдой». Это не была ложь. Это было их видение ситуации. Их правда. А того, что привело Милоша к тому, что меня ненавидит муж, я ношу неизвестно чьего ребенка, непонятный шантаж Рикки, странное отравление Шиви — истинных причин я не знал. Я даже не знал, почему я, как кошка, влюблен в мужа. Ведь когда я очнулся в новом теле… Стоп. Василий. Ну-ка, ну-ка…

Когда я очнулся в новом теле, я всего боялся, а через несколько дней началась течка и — вуаля. Страх-страсть-течка-удовольствие. Так вот откуда ноги растут!

— «Из жопы, Тася. Или ты сомневалась?» — хмуро буркнул сусел, натужно гоняя мысли, как косточки на счетах, которые давно крутились, но никак не желали складываться в одну четкую картину. — «Вот он, якорёк привязки! Ты получила самый обалденный в мире секс, будучи испуганной и шокированной. Помнишь? Подчинялась приказам мужа и подавляющему зову своего-чужого тела, влипала в ужас и желание, как в патоку. Поэтому именно страх и страсть в тебе спаялись намертво и шли только в такой связке.»

Меня как водой облили. Вон-оно-чо! Эвона кааак! Так это не любовь… Это всего лишь чистое, незамутненное НЛП. В мозгах начало проясняться. Может это запах моря так на меня подействовал? Прочистил мозги. Розовый туман рассеялся, и я увидел четкие очертания пиздеца, в который мог влипнуть, если бы до меня не дошло, что чувства тут ни при чем. Чистейшей воды навороченная галиматья из природного зова тела, наложенная на принуждение, страсть, запахи и страх.

— «Гали_мать_я» — затрясся суслик. — «Велик могучим русский языка.»

— «Вася. Тебе только поржать! Нет, чтобы подсказать — как теперь с этим жить? Что делать? Как отделить зерна от плевел, а любовь от похоти?»

— «Ой, бля! Таисий Валерьевич! Да как два пальца об асфальт! Это как бросить курить. Ты же уже не куришь? Вот и с мужем так же. С глаз долой, из сердца вон. Не думать, не вспоминать, не тосковать. Забыть, забить, запить. Молочком.»

— «Василий. Ну, блин, тебе все просто. Скажи еще — заменить на другую привязанность. На Альди, например.»

— «Не! Альдиса нельзя. У них там медленное па-дэ-дэ с Люсием. А нам чужого не надь. Нехай Радеуш папку обретет, а эти двое — любовь и счастье.»

— «Йопт. А мне тогда что делать? Лезть на сайт знакомств?»

— «Ну ты как пизданешь чо, хоть стой, хоть падай! Таисий! Тебе о мире думать надо. О ребенке. А ты хахалей тут надумал заводить. Не с твоим прошлым, извини. Так что пошел, подрочил в кулачок, завязал на узлик, и гоу-гоу арбайтен. Вон, лучше к родам готовься.»

После бега по песочку, валянья и барахтанья на мелководье («Милош, заинька, не плавай без нас. Не заплывай далеко. И давай ты будешь все-таки в нашем бунгало? Я так переживаю за тебя!»), когда Мари фотографировал каждый мой шаг, незагорелое пузо в лучах яркого солнца, смешную шляпу, которая на удивление мне шла, я быстро утомился и пошел отдыхать к себе, сразу достав ноут, даже не распаковывая вещи.

Зачем? Ну зачем я полез по форумам беременяшек? Два часа полного погружения в этот ад и теперь у меня был не просто абстрактный страх родов, но еще и реальный страх тех случаев, что описывались в сети, о чем я даже знать не знал. Всякие предлежания, ужасы переживших роды, многочасовые схватки, потуги… А уж видео родов стало последней каплей, и я забился на кровати в рыданиях так, что о-папа мужа прибежал из соседнего бунгало и обнял, поднимая и усаживая на коленки. Укачивая, успокаивая и поглаживая по спине. И пахло от него, хоть нос и был забит соплями, ватрушкой. Когда я смог поднять голову и понять, что это не о-папа, рубашка Тори успела промокнуть от моих слез.

— Милли, что случилось? — Тори поглаживал меня по спине, раскачиваясь вместе со мной.

— Как ты здесь оказался? Ты же не собирался приезжать! — гнусаво спросил я, вытирая глаза кулаком и поправляя амулет Иридика, который больно впился в кожу на груди, крепко прижатый нашими телами.

Последний раз я видел Тори по телевизору накануне вечером — где-то на другом конце страны он, в каске и теплом пальто, давал интервью на фоне огромных ангаров, за которыми, как муравьи, сновали люди, ездили погрузчики, кипела работа. Я тогда не стал вслушиваться в то, что он говорит с экрана, потому что собирал чемоданы и как раз перекладывал куклу вуду, замотанную в тряпицу, в полотенце. Не хотелось оставлять ее там, мало ли кто захочет причинить мужу зло посредством этой игрушки.

— «Вот избавишься от куклы, отпустишь духов, и полегчает. Пора тебе, Таисий, браться за ум. Верхний. А то нижним умом думать — вон чего ты добился. Херовые результаты.» — Васятка раскачивался со мной на коленках, убаюканный теплом, но нити рассуждений не терял. — «Впрочем, какой ум, такие и результаты.» — Сусел поднял палец и наставительно произнес:

— Чем быстрее избавишься, тем лучше. Вот сегодня ночью и сходишь к морю.»

— Я больше не мог находиться так далеко от тебя. Нам надо поговорить, Милош.

И мы говорили. Вначале Тори с подколками комментировал мои интервью на сайтах и в газетах.

— Откуда ты набрался такой пошлости, Милош? — Он открыл одной рукой ноутбук и щелкнул по открытой вкладке, цитируя: