- А если грузчик… не сильный? - с некоторым сомнением спросил Можарук.

- Его из бригады выживут. Толку-то с него. Пойдем на пруд, профессор.

Под сильными, уверенными шагами Петьки ломался и проваливался выжатый морозом снежный наст. За спиной остались крайние дома поселка, высокая водонапорная башня из красного кирпича и постройки недавно укрупненного автомобильного гаража.

Ну и чудак же этот Серега, думал Петька. Нашел с чем сравнивать силу человека. С краном! В морских портах вон какие показывают. «Кировцев», как игрушки, с берега на корабль пересаживают. Р-раз - и там! А папан с мешками да ящиками, ну там досками или еще чем занимается. Вагон разгрузил-денежки, другой разгрузил - еще в карман. Устает, конечно, любой силач устанет. И отец иной раз придет - мать не нарадуется: ни в одном глазу, а лицом серый, поужинает молча - ив постель. А утром лишь вспомнит, сколько ящиков срочного груза перекидала его бригада. И еще скажет: «Ну что, мать, как твой Дмитрий? - подмигнет довольно.- За этот месяц кругленькую принесу». А мать ему, как обычно, ответит: «Спину-то побереги! Чай, не железная».

- Не железная,- тихо повторил Петька., задумавшись над словами матери.

Конечно, с отцом никто в силе не поспорит. Потому он и зарабатывает помногу. А скажем, если рядом взрослого Серегу поставить. Что он в получку принесет? Да ничего! Его бы отец и в бригаду не допустил. А почему, скажем? Хилый. С такими премии не заработаешь. А вот посади его на кран…

- Серега, ты бы стал на кране работать? - спросил Петька, чувствуя запаленное дыхание Можарука.

- Не-ет. Не смогу.

- Почему?

- Высоко.

- Ну, а машинистом тепловоза?

- Я хочу быть инженером.

Петька, не глядя, схватил у себя за спиной Можарука и подтянул, чтобы тот шагал рядом. Очень уж хотелось посмотреть на будущего инженера.

- А что, Серега, тебе это раз плюнуть. По математике ты профессор. По-русскому как сейчас? Соображаешь?

- Это же русский…

- Понятно. Ну не клюй носом, отец бы тебя в бригаду и за все пятерки не принял. А в институт… в институт тебя должны принять,- заявил уверенно Петька.- Придумай, чтобы ящики сами с вагона вылетали на склад. А здорово бы, да, Серега?

Они остановились на берегу пруда. Обрамленный старыми изреженными деревьями, тихий и спокойный, лежал он перед ними под толстым слоем снега.

- Красиво здесь летом! - мечтательно произнес Сергей.- Я летом почти никогда не простужаюсь, потому что каждый день загораю. Хороший у нас пруд, большой, озеро настоящее.

- Дед Авдей говорит, в войну он раза в два больше был и все берега в деревьях.

- Они и сейчас в деревьях. Видишь на том берегу самый высокий осокорь? В прошлом году я на верхушку залез!

- А чего тут страшного? Я прыгал с него. Как грохнулся спиной о воду, аж три лягушки животом вверх всплыли.

- А ты как?

- Ия тоже. Выудили. Еле отдышался!

- Я слышал,- восхищенно глядя на Петьку, произнес с тихой завистью Сергей.- С верхушки никто не прыгал - убиться можно.

- Можно,- подтвердил Петька.- Как залез на него, прыгать расхотелось, в коленках заломило. А слезать еще страшней - внизу хихикают.

- А я думал, ты ничего не боишься. Все так думают.

- Так и есть,- хвастливо ответил Петька.- И ты так думай…

- А ты говорил…

- А ты не слушай…

Сергей как-то странно посмотрел на Петьку, даже очки снял и вздохнул.

- Мне почему-то с тобой хорошо,- сказал и засомневался.

- Это ты Любке говори,- резко ответил Петька и, оглядывая пруд, добавил задумчиво: - Широкий. И глубина в некоторых местах метра четыре…

- Пойдем в заливчике лягушек смотреть! Разгребем снег, лед ладонями отшлифуем - все на дне будет видно.

- Ну их к лешему! - отмахнулся Петька.- Чего на них глазеть? В школе насмотрелся. Режут их там и радуются, как сердце живое бьется. Нет бы пристукнуть, а потом уж распарывать.

- Так надо,- пожал плечами Сергей.- Зря ты ушел из нашего девятого.

- Возможно,- неопределенно ответил Петька.

- Не вернешься?

- Не вернусь.

- Плохо. Сейчас всем нужно учиться,- неторопливо говорил Сергей, добавив для большей убедительности: - Век такой.

- А ты знаешь генератор ультразвукового излучения?

- В институте узнаю.

- А я уже знаю…

- Странно. А не хочешь учиться.

- Я хочу знать то, что меня интересует, и давай не будем больше о школе.

- Хорошо, не будем,- согласился Сергей.- Пошли?

- Пошли.

В поселке недалеко от своего дома Сергей, загоревшись какой-то идеей, сказал:

- Ты приходи ко мне!

Петька весь подобрался, нахохлился и с некоторой обидой проговорил:

- Как же! Так и разрешил твой отец в гости меня звать!

- А ты приходи! Не бойся! Папа ничего не скажет Он такой. Хоть сейчас пойдем!-торопливо стал уговаривать Сергей, беспокоясь, как бы Петька не отказал.

- Нет, сегодня не пойду.

- Ну, тогда до свиданья,- прощаясь, протянул руку Сергей.

- Ступай. Свидимся еще,- буркнул Петька и зашагал в сторону своего дома.

Но домой Петька зайти не решился, отец мог не пойти на работу, у него хватало отгулов, и он по необходимости оформлял их задним числом. Посчитав оставшуюся мелочь, Петька поднял повыше воротник и, ссутулившись, направился к магазину. Что-то жалкое и печальное было в его сгорбленной фигуре. За день ботинки промокли, и по Петькиному телу все чаще пробегал озноб. Петька купил две зачерствелые булочки и бутылку молока. Все это он рассовал по карманам и пошел за магазин, где стояло много пустых ящиков и где можно было хоть немного спрятаться от ветра. Ел он неторопливо, равнодушно оглядывая прохожих. Многие показывали на него пальцем и что-то говорили. Петька не хотел да и не старался узнавать их.

Маленькая бродячая собачонка с обвисшими сосульками шерсти, пробегая мимо, остановилась, затем, беспокойно перебирая передними лапами от голодного нетерпения, поползла к Петьке. Загнанные, плаксивые глаза собачонки виновато смотрели на него. Ну, чем она про-винилась перед ним? Слабая, брошенная, забытая. Она даже боялась случайно тявкнуть и разозлить человека. Петька осторожно протянул руку и погладил вздрагивающую собачью морду.

- Иди ко мне, иди, цуцик. Жрать хочешь? Это мы мигом.

Петька отломил полбулочки, смочил молоком и сунул под нос собаке. Та напряженно вытянула шею, трусливо взяла хлеб и жадно набросилась на него, терзая немощными челюстями. Петька поднялся с ящика на прозябшие ноги и пошел прочь, не замечая луж. За ним, не отставая, семенила короткими кривыми ногами облезлая промерзшая собачонка.

ГЛАВА II

Плотный северный ветер гнал по равнине белые нескончаемые ручейки снега. Они, извиваясь, то невесомо стелились над настом, то опадали, прятались ненадолго в низинах и бежали дальше. Поле от этого казалось зыбким и живым, как море.

Из города, визжа буксующими колесами и громыхая расшатанными бортами, катил старенький грузовик с одиноким пассажиром в кузове. Пассажир сидел на жиденьком слое соломы спиной к кабине, поджав к груди длинные, с острыми коленками ноги. Сбоку от него, ближе к левому борту, сиротливо валялся туго набитый школьный портфель с крапинками ржавчины на хромированном замке. На замке можно было различить нацарапанное гвоздем или еще чем-то острым: «Андрей Самарин».

- Андрюха,- высунулся из кабины молодой парнишка-шофер.- Тебя к дому или куда? Я на станцию еду!

- Лучше к дому,- глухо ответил Андрей и пододвинул портфель поближе к ногам, уставившись на него грустными, невидящими глазами. Потом его взгляд, растерянный и обреченный, приподнялся над бортом машины и упал куда-то на окраину города, где заметно отсвечивала белизной пятиэтажная средняя школа.

«Эх, папка, папка! Что же теперь будет?» - подумал Андрей и вздохнул со стоном, как только может вздыхать человек, снедаемый внутренней физической болью, особенно если его никто не видит и не слышит, и когда нет надобности скрывать ее. Кажется, впервые Андрей почувствовал себя не только одиноким, но и маленьким, беззащитным существом, которое всякий походя может обидеть. Нет, впервые он так подумал о себе после того, как в прошлом году в феврале похоронили отца и в доме без него стало пусто и страшно,- вероятно, от мысли, что он должен представить себя взрослым, и не только представить, но и стать им раньше, чем предполагалось в мечтах. Теперь он и на забор, и на сарай, и на весь дом по-иному смотрит: не заменить ли прогнившую доску, не торчат ли на крыше ржавыми шляпками повылезшие гвозди. И все это было так трудно, что приходилось удивляться, когда он успевал и с работой по дому и с учебой в школе…