Тут вспомнил об артефакте, позаимствованном в доме на площади Гриммо, тот самый хищный пинцет для нанесения рун. Пришлось искать книгу, в которой даются пояснения, как работать с таким магическим инструментом.

Как и ожидалось, студенты всё же добрались до неподписанного флакона с воспоминаниями. За сегодняшний день почти весь факультет Пуффендуй просмотрел комедийный триллер из реальной жизни и с одной стороны, подростки были напуганы, с другой стороны каждый раз слышалось смешки, когда кто-то поднимал руки вверх и писклявым голосом говорил: «Вытащи меня». А мои фразы (фразы Гарри Поттера) сказанные Воландеморту растащили на цитаты. Отовсюду можно было услышать: «Ёбушки-воробушки, вы ещё и зоофилы», «Когда будете насиловать, хотя бы вазелин не забудьте», «Я шёл совсем на другую свингер вечеринку»…

Ближе к вечеру флакон с этими воспоминаниями пропал, полагаю, что о нём стало известно школьной администрации, скорее всего директору, и он забрал его при помощи домовика.

После ужина в Большом зале ко мне подошла Минерва Макгонагалл.

— Мистер Адамс, пройдёмте со мной, вас вызывает к себе директор, — строгим тоном сказала она.

— Хорошо. — Я повернулся к Финч-Флетчли. — Джастин, позови нашего декана, скажи, что меня вызвали к директору, пусть подойдёт туда.

— Мистер Адамс, — сурово произнесла Макгонагалл, — не заставляйте директора ждать!

Мы поднялись наверх к кабинету директора. Вход перегораживала оживлённая статуя горгульи, которая смотрела на нас подозрительным взглядом.

— Сахарные перья, — сказала Макгонагалл и статуя горгульи отъехала в сторону. — Мистер Адамс, проходите.

Я зашёл, горгулья встала на место, было видно, как заместитель директора удалились в обратном направлении. Я оказался перед винтовой лестницей. Когда ступил на неё, то лестница подобно эскалатору стала поднимать меня наверх.

Кабинет директора оказался довольно занимательным. Это была круглая, просторная комната. Кабинет был заполнен разнообразными столиками с кручеными ножками, на которых умещались хрупкие серебряные приборы; одни постоянно трещали и звякали, другие пыхтели и выпускали струйки дыма. Здесь также нашли себе приют магические фолианты и рукописи, Омут памяти и птенец феникса. Стены увешаны портретами прежних директоров и директрис, которые мирно дремали в красивых рамах. В центре громадный письменный стол на когтистых лапах, а за ним на полке — потертая, латаная-перелатанная Распределяющая шляпа.

За столом восседал сам хозяин кабинета, который имел очень довольный вид, я бы даже сказал, что Дамблдор был невероятно весел. Кажется, я даже знаю, что именно стало причиной веселья, поскольку в Омуте памяти клубился серебристый туман, а рядом стоял пустой флакон из тех, что используются для хранения воспоминаний Пуффендуйцами.

— Гарри, — добродушно сказал директор, — присаживайся.

Я сел на стул для посетителей и никак не мог сообразить, что же послужило причиной для вызова, неужели где-то спалился с воспоминаниями? До этого Дамблдор никогда не вызывал меня и это было странно.

— Ты ничего не хочешь мне рассказать, мой мальчик?

Выражение лица директора было довольным и добродушным.

— Простите, директор Дамблдор, я не понимаю, зачем вы меня вызвали.

— Не стесняйся, ты можешь мне всё рассказать, — произнёс директор, кидая многозначительный взгляд на Омут памяти.

— А спросить можно?

— Конечно, я с удовольствием отвечу на твои вопросы, — улыбнувшись, ответил Дамблдор. — Что бы ты хотел узнать?

— Вы чем феникса кормите? За ним надо как-то по-особому ухаживать?

— Тебе понравился Фоукс? — спросил Дамблдор. — Он любит отборное зерно, и когда я чешу его спинку… Скажи Гарри, — Дамблдор прищурился, — с тобой не происходили странные вещи?

— Директор Дамблдор, я карлик, со мной постоянно происходят странные вещи. Например, пять лет назад к нам домой пришла ваша заместитель и сообщила, что я волшебник и если не пойду учиться волшебству, то меня убьют мучительной смертью, растянутой на пару десятилетий. Это было весьма странно и неприятно… А ведь я собирался стать врачом-педиатром, лечить детишек.

— Ну-ну, Гарри, — успокаивающим тоном сказал директор, — не воспринимай всё так близко к сердцу. Ты же волшебник и если бы не изучил магию, то стал бы опасен и для окружающих, и для себя. К тому же это не мы придумали такие законы, а Министерство магии.

— Ой, оставьте эти сказки для Гриффиндорцев, насколько я в курсе, то именно Визенгамот принимает законы для волшебников, а вы его глава.

— Я понимаю, что ты чувствуешь, Гарри, — очень тихо произнес Дамблдор.

— Конечно, понимаете, директор. Уверен, что с вашим богатым педагогическим опытом вы каждый мой чих наперёд знаете.

— Не надо стыдиться своих поступков, Гарри, — продолжил Дамблдор. — В наше непростое время маглорожденым волшебникам тяжело жить… А оказаться в сложной ситуации, действовать как герой и остаться при этом в живых — это достойно уважения. Это доказывает, что ты остаешься человеком!

— Не понимаю, о чём вы, директор Дамблдор.

— Пойдём, я тебе покажу кое-что.

Дамблдор хитро улыбнулся и направился к Омуту памяти. Он жестами показал мне погрузиться в него головой.

— Нет-нет! Директор Дамблдор, я читал о таких артефактах и сам их делал, поэтому ни при каких обстоятельствах не воспользуюсь чужим Омутом памяти, только сделанным своими руками!

— Мальчик мой, ты мне не доверяешь? — удивлённо спросил директор.

— Мой кумир профессор Грюм и, следуя его наставлениям, я никому не доверяю — даже собственной заднице! И кстати, правильно делаю, поскольку бывает, что и она меня предаёт, пуская газы в самый ответственный момент…

Дамблдор широко улыбнулся.

— Мальчик мой, ты кое-чего не учёл, — сказал он с намёком. — Волшебная палочка индивидуальна для каждого волшебника…

Блин… Всё же прокололся с воспоминаниями. Меня опознали по какой-то долбанной волшебной палочке. Ну и память у директора, он просто какой-то монстр. Наверняка Дамблдор занимается менталистикой и очень наблюдателен, иначе сложно объяснить, как он смог заметить такую мелочь.

— Я слышал, что ты не собираешься продолжать обучение в Хогвартсе, — продолжил он, — это печально. Может быть, ты всё же передумаешь?

— Директор, я вами восхищаюсь, но в ваших бандитских разборках участвовать не собираюсь.

— Бандитских? — Дамблдор удивлённо приподнял брови.

Я решил пойти ва-банк и быть честным.

— Магический мир маленький и с точки зрения маглов, вся эта ваша возня с Сами-Знаете-Кем, напоминает разборку за власть трёх мафиозных банд: Министерства, Пожирателей и вашей. То, что волшебники называют «великой войной с Тёмным Лордом» на войну никак не тянет. Пожиратели смерти — немного необычные нацисты-террористы, которых может вырезать в пять секунд обычными заточками отряд магловского спецназа.

— Это интересная точка зрения и рад, что ты со мной ею поделился, — безмятежно сказал Дамблдор. — Но, мой мальчик, это и твой мир, в котором ты живёшь. Нехорошо бросать других волшебников и убегать от реальности.

— Директор Дамблдор, прошу, оставьте пропагандистские речи для своего пушечного мяса. Я не собираюсь дохнуть за идеалы власть имущих волшебников и лучше поеду на край света, где буду спокойно изучать магические науки, чем рисковать головой и близкими людьми.

— Понимаю, Гарри, — с лёгкой укоризной сказал Дамблдор, — ты из тех волшебников, что предпочитают сидеть дома, в тёплом местечке, когда другим угрожает опасность.

— Абсолютно верно. Я собираюсь следовать примеру одного великого волшебника… Вашему примеру, сэр. Я учил историю шире программы Хогвартса и знаю, что пока другие маги складывали головы во время второй мировой войны, вы спокойно сидели в защищённом замке и вмешались лишь тогда, когда все расклады были вам на руку. Директор, вы за всю войну сошлись лишь в единственной дуэли, в результате которой оставили в живых Гриндевальда, за головой которого охотились русские волшебники. Не вам мне говорить, что плохо сидеть в тёплом местечке. Есть специально обученные волшебники — мракоборцы, их работа заключается в борьбе с сумасшедшими магами, пусть они её и выполняют, а не просиживают штаны за казённый счёт.