Изменить стиль страницы

— Тогда чего ты такой напряженный?

Щелчок, магазин выпал в ладонь гнома и был положен у ног на предварительно расстеленную там тряпицу. Кожух — затвор назад — чисто, снова щелчок на этот раз фиксаторной скобы, затвор в крайнее правое….

— Меня больше беспокоит командир эльфов.

Гном осторожно стянул возвратную пружину и, положив ее к остальным деталям, удивленно посмотрел на друга.

— Эллар?

— Да.

— Ты его знаешь?

Брови Авикса сошлись к переносице.

— Если это тот о ком я думаю, то да — знаю…., - угрюмо ответил он. — Когда-то, еще до того как меня заточили, мы были друзьями, хорошими друзьями. Я слышал, что он отошел от дел, стал затворником, все собирался его отыскать…. Не думал, что так встретимся.

Палка с хрустом переломилась о колено и полетела в огонь.

Баркин повертел в руках проржавелый шлем чем-то похожий на приплюснутый походный котелок и, отбросив его в кучу лежавшего неподалеку такого же ржавого барахла, тяжело вздохнул.

— Знаете, уважаемый друг, еще недавно я даже не мог бы себе представить, что буду столь вольготно обращаться со столь древним артефактами, многим из которых несомненно место за музейным стеклом, — сказал он, обращаясь к своему давнему другу еще по университетской скамье Дворкину, который с задумчивым видом изучал остатки настенного мозаичного панно, подсвечивая его огнем факела. — И вот теперь — пожалуйста. Я кидаю в одну кучу шлем тяжелого аранского пехотинца эпохи Кай, остатки церемониального меча имперского вельможи эпохи Так и нагрудник восточного воина, которые появились в этих землях спустя еще пару веков. Почему все это находится в одной комнате? Как сюда попало? Множество вопросов и, замечу, важных. Мы же варварски кидаем все это в одну кучу, уничтожая следы истории, потому как эльфам на это плевать с самого высокого дерева.

— Это для нас все это история, а для них практически вчерашний день. Думаю, некоторые из их старейшин могли лично знать воинов, носивших эти доспехи. Так что для них это действительно хлам, не более.

— Ну да, ну да, — не стал спорить гном, покосившись на своего товарища.

За последнее время тот сильно изменился, еще больше похудел, а все его черты заострились и теперь в свете магического факела он чем-то напоминал огромного нахохлившегося стервятника, которому неведомый шутник зачем-то водрузил на клюв старые поломанные во многих местах очки. От былого чудака-ученого не осталось и следа. Нынешний Дворкин был угрюм, серьезен и до ломоты в зубах уныло саркастичен.

«Прям как я», — с грустью подумал Баркин, поднимая с пола плечевую пластину от полного доспеха и не глядя кидая ее в кучу.

Благодаря протекции коммандера им позволили набрать определенное количество артефактов, что будут вместе с ним дирижаблем отправлены в столицу Родарии, где они смогут связаться со своим консульством. Только вот времени на это дали всего пару дней. И все бы ничего, но, во-первых, куда-то пропал полковник, а во-вторых, Баркину сильно не нравилось все происходящее в последние дни и тот факт, что все его попытки встретится с Элларом или его сестрой для улаживания некоторых текущих вопросов пресекались различными способами. К тому же куда-то потихоньку «испарились» солдаты из их старой команды, с которыми они много перенесли в этом походе, а их заменили новоприбывшие вперемешку с родарцами. Хорошо хоть удалось пересечься с Сагером и поделиться своими опасениями, многие из которых молодой археолог поднял на смех, но все же пообещал поговорить со своей пассией. Вот только это было еще позавчера утром.

— Как я понимаю, тут изображена встреча архимага Тавора со своими учениками, и он показывает….показывает…. Вот демон, не тут все скололось. А если посмотреть так… Бормочущий голос Тавикуса выдернул гнома из пучин раздумья, заставив обернуться и вопросительно посмотреть на историка, который отступив от стены на десяток локтей, пристально всматривался в стену, то и дело нервно поправляя свои очки. Тойран отряхнул руки, подошел ближе и, встав рядом с историком, попытался понять, что же тот увидел интересного в куске древне фрески, но ничего нового для себя не обнаружил. Все те же четыре фигуры, стоящие друг напротив друга, которые время превратило в безликие тени, стерев краски и выщербив камень.

— И что ты тут интересно увидел? — устало спросил он. — За прошедшие дни мы десяток подобных видали, но влюбился ты почему-то именно в эту, с утра от нее не отходишь.

— Что ты там все не то, — замахал руками Дворкин. — Те фрески изображали истории учеников Райзена. Нет, конечно сами по себе они интересны, но эта….эта особенная.

Баркин лишь саркастически хмыкнул.

— И в чем же ее особенность, просвети. Ты же знаешь, я никогда особо не увлекался историей Лайморелии, а легенды о Таворе считал детскими сказками. И если бы не тот дурацкий спор с Сагером…

Он замок, пытаясь вспомнить, почему тогда, на заседании географического сообщества, решил выступить против молодого археолога и его изысканий, прилюдно высмеяв его. Возможно из-за того, что тот просто всегда раздражал его своей неуемной энергией, а возможно все из-за того, что многие, по сути, великие открытия Адрия делал как-то не задумываясь, мимоходом, причем даже сам не мог оценить их значения, зачастую бросая дело на полпути. А возможно все дело было в том, что он в ту ночь не выспался и был раздражен. В любом случае все получилось несколько не так, как он рассчитывал, и его глупая привычка ввязываться в словесные перепалки вылилась в то, что он оказался за тысячи лиг от дома, чистой постели и мягких объятий милой Лагилы. Тойран невольно вздохнул и вновь, вернувшись в реальность из воспоминаний, попытался вслушаться в то, что все это время, не переставая пояснял ему Дворкин, постоянно размахивая рукой с зажатыми в ней очками.

— …и приглядись, все они смотрят и указывают в одну точку. Вот сюда, — край его очков указал куда-то в угол. — Словно что-то хотят сказать. Нет, дружище, это не просто фреска — это намек. Вполне возможно…. Посвети.

Он отдал гному факел и, шагнув к стене, принялся елозить по ней ладонями, словно что-то ища, при этом постоянно бурча под нос какую-то околесицу.

— Указательный загнут, а мизинец в сторону… заклятие сокрытия…в глазе солнце…нога на ступени…и…..

Где-то в глубине стены раздался отчетливый щелчок, и ее часть просто провалилась внутрь, увлекая за собой испуганно вскрикнувшего историка.

— Тав! — Баркин кинулся к образовавшемуся пролому и, просунувшись внутрь по пояс, посветил факелом, обнаружив за ним широкую покрытую пылью лестницу, ведущую к высокой почти в три человеческих роста двухстворчатой двери, около которой в дрожащий свет факела выхватил корчащегося от боли Дворкина. Тойран торопливо протиснулся внутрь дыры и, сбежав по лестнице, склонился над постанывающим другом.

— Тав, что с тобой.

— Кажется, ногу сломал, — прошипел тот. — И может быть ребро. Шевелиться больно.

— Понял, потерпи, я за помощью.

Оставив рядом с историком факел и мысленно поблагодарив древних богов гномьего народа, что наделили их расу возможностями довольно неплохо видеть в темноте и ориентироваться в подземельях практически с закрытыми глазами, он кинулся к выходу.

Как назло, ни в коридорах развалин, ни в пробитой к ним штольне, никого не было. Эльфы посчитали дальнейшие раскопки здесь не перспективными, предоставив их в полное владение двум, по их мнению, не очень нормальным ученым, которым почему-то очень нравилось копаться в древнем никому не нужном хламе. К счастью лестница, ведущая на поверхность, была на месте и Баркин буквально «взлетел» по ней, почти врезавшись в стоящего около небольшого веревочного ограждения Эллара, который о чем-то горячо спорил с Кайшаром.

— О, господин Баркин, — удивился эльф, делая шаг вперед и хватая за пояс едва не свалившегося обратно в штрек Тойрана. — Что-то случилось?

— Да, там. Дворкин ему нужна помощь. Стена рухнула, а за ней проход, он упал, похоже сломал ногу и ребра, — выпалил гном, переводя дух.