Сама же она не хотела говорить на эту тему. Именно это более всего и волновало его. Как он ни пытался расспросить мать о том, что она думает о старейшинах в связи с последними ее замечаниями на этот счет, и как деликатно ни старался выведать у нее, почему она покинула родной дом и поселилась здесь, в маленькой деревушке, мать сразу же переводила разговор в другое русло, рассказывая ему о дальних родственниках и друзьях.

Они ели, разговаривали… и лишь в конце обеда Тирр-джилаш уловил изменения в выражении лица матери и понял, что ей вовсе не безразличны его расспросы. Просто она откладывала свои ответы на них.

И вот, наконец…

— Что ж, — сказала Тирр-пификс-а, вставая и собирая со стола посуду. — Спасибо за обед, Тирр-джилаш. Ты отлично научился готовить.

— Ты даже не догадываешься, как мало мы готовим там, — произнес Тирр-джилаш, обходя вокруг стола и беря мать за руку. — Почему бы тебе не посидеть, пока я помою посуду?

— Это совсем не срочно, — сказала Тирр-пификс-а тихим и серьезным голосом. — Посидим вместе, сын мой. Нам нужно поговорить.

Гостиная оказалась совсем небольшой, не то что в их старом доме.

— Маленькая комната, не так ли? — заметила Тирр-пификс-а, осматриваясь по сторонам. Она опустилась в кресло. — Она не похожа на комнату в том доме, где я вырастила тебя и твоего брата. В том доме, где я и сама выросла.

— Размеры дома вовсе не так уж и важны, — сказал Тирр-джилаш. — Лишь бы обитатели были счастливы.

— Что касается счастья… — Тирр-пификс-а посмотрела на свои руки. — Я уверена, что ты говорил со своим братом. И… с другими. О чем они рассказывали тебе?

— Абсолютно ни о чем, — ответил Тирр-джилаш. — Я узнал о том, что ты переехала сюда, всего лишь несколько фулларков назад.

Она посмотрела на него, и он почувствовал, как напрягся его язык. Вот оно, наконец-то.

— Все очень просто, Тирр-джилаш, — сказала она тихим голосом. — Я решила не превращаться в старейшину.

Тирр-джилаш в удивлении уставился на нее. В тишине комнаты были слышны удары его сердца. Неужели она действительно сказала то, что он слышал? И это говорила его мать?

— Я не понимаю тебя, — наконец-то промолвил он.

Она улыбнулась.

— Ты не понимаешь, кто такие старейшины, или то, почему я не хочу быть старейшиной?

— Мама, во имя восемнадцати миров, скажи мне, что ты задумала?

— Прошу тебя, — Тирр-пификс-а подняла руку. — Все это не выдумки, пришедшие мне в голову в течение последнего лейтарка. Я давно все обдумала. И я в своем уме, уверяю тебя. Я постепенно пришла к этому решению. Выслушай меня, пожалуйста.

Тирр-джилаш сделал глубокий вдох, чувствуя, как дрожит его хвост. Не удивительно, что Тирр-мезаз ничего не сказал ему об этом.

— Я слушаю тебя.

Тирр-пификс-а вновь обвела комнату взглядом.

— Я знаю, что говорю банальные вещи, мой — сын, но чём старше я становилась, тем яснее понимала, что нам не нужно многого для счастья. Запах еды, нежный аромат цветов, вид дождя или моря, прикосновение руки любимого. Все это для нас привычные и обыденные вещи. В твоем возрасте и я рассуждала точно так же. Но теперь я думаю иначе. Мои ощущения потеряли свою остроту. Я уже вижу и слышу не так хорошо, как раньше. У меня притупился вкус, я почти не чувствую запахов.

Она вновь опустила взгляд на свои руки.

— Я ощущаю прикосновение, но для многих моих старых друзей даже это невозможно.

Она посмотрела на него.

— Старейшины — неживые существа, Тирр-джилаш. Вот и вся история. Это иллюзия жизни — довольно изощренная имитация. Но это не настоящая жизнь. А я слишком люблю жизнь, чтобы удовлетвориться ее имитацией.

У Тирр-джилаша перехватило дыхание.

— Но ведь другой альтернативы у нас нет, мама. Если мы не станем старейшинами, то нас ждет…

— Смерть? — спросила Тирр-пификс-а тихим голосом. — Почему бы и нет? — спросила она. — Джирриш умирали до того, как научились удалять и сохранять органы фсс. Миллионы джирриш погибли во время различных войн. Даже теперь кое-кто умирает в результате несчастных случаев или когда органы фсс дряхлеют. В конце концов, всех нас ждет смерть.

— В конечном итоге, возможно, — сказал Тирр-джилаш. — Но не сейчас. Пока ты еще… — он прервал свою речь.

— Пока я еще молода, здорова? Пока я еще могу передать свой жизненный опыт моим потомкам?

— И то, и другое, и третье, — настаивал Тирр-джилаш. — Более того, ты нужна нам, мама. Мы хотим, чтобы ты была с нами. Как же мы будем жить без тебя?

Она посмотрела ему прямо в глаза:

— Как ты можешь настаивать на том, чтобы я оставалась с вами?

Он не смог дать ответа на этот вопрос. Слов у него не было — лишь грудь заныла от боли.

— Может быть, ты все же попробуешь? — спросил он наконец. — Возможно, это не столь страшно, как ты думаешь?

Тирр-пификс-а отрицательно покачала головой:

— Это не страх, Тирр-джилаш. Если ты считаешь, что я боюсь, то ты совершенно не понял меня. Я знаю, что такое серый мир. Я разговаривала со многими старейшинами, которые подробно описали его мне. Если в мире и есть что-то устрашающее, то это смерть. Я просто не хочу жить так, как живут старейшины.

— Но ведь ты не можешь прийти к такому решению, — настаивал Тирр-джилаш.

— Я должна сделать это, — отвечала Тирр-пификс-а. — Разве ты не понимаешь? Если я стану дожидаться того времени, когда созрею для того, чтобы стать старейшиной, то у меня уже не останется никаких шансов.

Тирр-джилаш пристально смотрел на нее. И вдруг озарение, словно молния, прошило все его тело от языка до кончика хвоста.

— Мама, о чем ты говоришь? — задал он осторожный вопрос.

— Я уверена, что это необходимо, — отвечала она. — Единственная возможность для меня не стать старейшиной — это выкрасть мой орган фсс из семейного алтаря и уничтожить его.

У Тирр-джилаш возникло ощущение, что потолок комнаты падает на него.

— Мама, но ты не можешь этого сделать, — сказал он тоном, каким разговаривают с ребенком. — Кража органа фсс — это самое страшное преступление.

— Но ведь это мой собственный фсс, — заметила она. — Он взят из моего тела. Почему я не могу распоряжаться им по собственному усмотрению?

— Ты не вправе сделать это, — сказал Тирр-джилаш. — Есть же закон.

— О, полно, — улыбнулась Тирр-пификс-а, наклоняя голову так, как делала это в ученические годы Тирр-джилаша, слушая его ответы во время выполнения домашний работы. — Не все законы правильны. Тысячу циклов тому назад никому, кроме вождей кланов и семей, не разрешалось удалять органы фсс.

— Я знаю историю общества джирриш, благодарю тебя, — пробормотал Тирр-джилаш. — Но то, что в прошлом совершались всякие глупости, еще не является основанием для того, чтобы нарушать современные законы.

— Я вовсе не собираюсь бросать вызов закону, — сказала Тирр-пификс-а усталым голосом. — Я уверена, что этот закон написан из самых благих намерений. Но я хочу сделать свой собственный выбор. У всех джирриш должно быть право на это.

Тирр-джилаш закрыл глаза.

— Кто сказал тебе это?

— Да ты же сам и сказал. Твой брат догадывался в чем дело.

— А отец? — Он открыл глаза. — Так вот почему ты удалилась на такое большое расстояние? Это из-за того, чтобы он не смог отговорить тебя от этой затеи.

Тирр-пификс-а встала и подошла к окну.

— У тебя больше нет отца, Тирр-джилаш, — сказала она еле слышно. — То, что осталось там, в алтаре, это совсем не тот джирриш, с которым я находилась в супружестве и жила все сорок восемь циклов. Я покинула дом, потому что не могла выносить то, что осталось от твоего отца.

— Я понимаю тебя, — сказал Тирр-джилаш, проникаясь ее болью. Он и сам почувствовал это, находясь возле алтаря: старейшина, с которым он разговаривал, смутно напоминал отца. — Не знаю, что и сказать, чтобы утешить тебя.

Тирр-пификс-а некоторое время вглядывалась в темноту за окном, потом повернулась лицом к сыну.

— Спасибо за заботу. — Она сделала попытку улыбнуться. — Хотела бы я знать, что мне сделать для того, чтобы ты не беспокоился обо мне.