Изменить стиль страницы

На часах было без двух минут восемь. Давиде остановился, упал на колени. Сзади подбежал к нему Стефано, склонился над ним. Давиде повалился на землю. Указал на большую цистерну метрах в пятидесяти от края станционных перронов. Еле слышно проговорил задыхающимся голосом:

— Вон туда, Стефано. В воду!

Стефано кивнул. Давиде ему улыбнулся.

— А ну давай! Покажи-ка, как бегаешь стометровку за одиннадцать и две.

— Да…

Стефано сжал ручку «дипломата» и рванул с места. Оставил позади последний вагон близстоящего поезда и выбрался на открытое пространство за станцией. До цистерны оставалось метров двадцать. Минутная стрелка уже подходила к восьми.

Давиде смотрел, как он мчится с чемоданчиком в руках. Собрал последние силы и заорал во все горло:

— Да бросай же! Бросай!

Стефано отвел назад руку и метнул чемоданчик. Потом повалился на траву.

Чемоданчик с глухим всплеском упал в цистерну.

А стрелка вокзальных часов коснулась восьми.

Мгновенье спустя раздался оглушающий грохот. Сперва взрывная волна устремилась вверх, к навесу над цистерной, потом пошла и в стороны — деревянные столбы цилиндра цистерны изогнулись и разлетелись на куски, выстреливая обломки далеко вокруг. Наконец все окутало высокое белое облако пыли.

Сильвия подняла голову. Также и Треви с Куадри. Теперь, наконец, все было позади.

Давиде вскочил на ноги и побежал к Стефано, который продолжал лежать на земле почти у самого места взрыва. Подбежал к нему и обхватил руками. Лицо у Стефано все почернело. Глаза закрыты. Давиде начал трясти сына, громко его звать.

— Стефано, ну ответь же мне!

Стефано приоткрыл глаза.

— Ну, теперь-то ты мне веришь? Скажи, что веришь!

Давиде чувствовал, как у него по щекам текут слезы.

— Верю, верю. Ты здорово бегаешь стометровку.

Сильвия смотрела на них издалека и увидела, как они вдруг, не вставая с земли, обнялись, и улыбнулась. Стефано поднял глаза на отца. И тоже заплакал.

— Я ж тебе уже говорил, что это помогает…

Давиде кивнул и прижал к себе сына. И Стефано обхватил его руками за шею.

— Стисни меня крепче, папа. Мне все равно уже не будет больно.