— Да кто знает, может, она не имеет к нему никакого отношения…

Давиде вновь взял ее за плечи и начал трясти.

— Не уходи в кусты, судья! Не бросай дело на полдороги!

Сильвия пыталась вырваться:

— Пусти, ты делаешь мне больно!

— Нет, не пущу!

Давиде обнял ее, ласково погладил по лицу.

— Держись! Потерпи еще немножко, хотя бы самую малость, сделай еще одно усилие.

— Ну только одно…

Нежданные гости прибыли около полуночи. Первый опирался на трость с круглым набалдашником слоновой кости, лицо его закрывали темные очки. Другой курил длинную сигару, редкие волосы еле прикрывали большую лысину, из верхнего кармашка пиджака торчал белый платочек. Третий держал на поводке здоровенного неаполитанского бульдога. Всем им было за шестьдесят. Они молча уселись в кресла, под огромным зеркалом, в наименее освещенном углу гостиной. Когда Тано вошел и увидел их перед собой, он, не произнося ни слова, долго смотрел на них. Потом взглянул в лицо тому, что был в темных очках и сидел прямо перед ним.

— Вы кто такие?

Мужчина ответил, скандируя каждое слово, с сильным сицилийским акцентом:

— Мы те, с кем ты хотел встретиться. Мы — Купол.

Тано вновь обвел их изучающим взглядом.

— Вас осталось только трое?

— Да, нас только трое. Самое лучшее число. Те, кто сумел уцелеть, пережить долгие годы облав, предательств, борьбы.

Мужчина снял очки.

— Вот видишь, Тано? Мы ради тебя побеспокоились приехать сюда, сами пришли к тебе. Но теперь ты должен нам отплатить тем же. Должен вести себя хорошо, так, как положено. Но только действительно по-настоящему хорошо. Должен говорить с нами как следует, правильно выбирать слова. И стараться не ошибиться. Потому что нас и так уже беспокоит то, что ты делаешь. Например, нам не понравилось, что арестовали Корво. Корво — один из тех людей, с кем нельзя так поступать, его нельзя трогать. Даже тебе! Потому что мы его любим.

Тано прервал его:

— Корво несет вам войну. Он приказал убить Миммо Линори, потом его отца и кто знает скольких еще других. А я несу вам мир. Андреа Линори, если я буду рядом с ним, даст вам то, чего не хотел давать его отец. Без него вам никогда не удастся запустить руку в «Сицилтекноплюс». А между тем дни бегут. И момент дать зеленый свет новой сделке все приближается. Нет больше времени ждать: скорее столкуйтесь с ним и избавьтесь от Корво. Корво больше не нужен: он погорел, с ним все кончено!

Троица хранила молчание, глядя на стоящего перед ними Тано. Владелец бульдога поглаживал собаку по голове. Тот, что с сигарой, продолжал курить. Тано понял, что если хочет их убедить, то должен продолжать.

— Почему бы вам не позвать сейчас одного из наших парней, тех, что остались на улице, и не приказать пустить мне пулю в висок? Будет выглядеть как самоубийство. Все шито-крыто. А потом откажитесь от сделки, возьмите своего Корво и отправляйтесь все вместе на заслуженный отдых на ближайшие двадцать лет. Андреа Линори возвратится в Америку, а в «Сицилтекноплюс» назначат правительственного комиссара. Вы печетесь о Корво, а не сегодня-завтра на Сицилию прибудет парламентская комиссия по расследованию связей между политическими структурами и преступным миром. Сюда пожалует государство, продемонстрировав силу, осуществит акцию устрашения, и в каких-нибудь нескольких сотнях метров от ваших жилищ обоснуется и начнет работу комиссия, состоящая из честных людей, которых вам не удастся ни подкупить, ни запугать. Они начнут совать свой нос в самые грязные дела, происходящие в этой благословенной стране, а вы все будете носиться со своим Аннибале Корво. Засохшая ветка, битая карта, пустое место. Неужели вы этого не понимаете? А я вам готовлю на ближайшие двадцать лет праздничный банкет. Открываю дорогу в двадцать первый век!

Человек в очках пристально на него поглядел.

— Мы уже однажды тебе доверились. И ты потерпел поражение.

Тано поднес руку к сердцу.

— Нет, не я. В тот раз подвел вот этот мускул. Эта дурацкая штука, этот комок сосудов, клапанов и эмоций. Потому что в тот раз я хотел быть таким, как все другие. Но потом я понял. И с тех пор больше не слушаюсь сердца. Теперь я готов к тому, чтобы побеждать.

Мужчина в очках одобрительно кивнул.

— Ты умный человек, Тано. Во многом разбираешься. Ты образован. А тому, чего не было в книгах, тебя научила жизнь. Но одному ты еще не научился: ты преисполнен гордыни. И рано или поздно твоя гордыня погубит тебя. Сейчас ты нам нужен и мы говорим тебе: ладно. Но завтра, когда жизнь заставит тебя поджать хвост и ты придешь просить нас, тогда вот эти трое, что сидят перед тобой, вспомнят, как ты вел себя сейчас, каким тоном ты с нами разговаривал, каким взглядом на нас смотрел. И мы оставим тебя подыхать. Одного, как собаку. Ну как, тебе подходит такой уговор?

Тано, ни секунды не колеблясь, сразу же решительно ответил:

— Да, подходит.

Трое поднялись на ноги и вышли из гостиной, даже не попрощавшись.

Давиде привез их в деревенский дом, туда, где он уже был с Тано.

Они с Треви решили взломать дверь, находящуюся вровень с землей, чтобы проникнуть в полуподвал и осмотреть его.

Сильвия же в это время должна была попытаться поговорить с женщиной, живущей в этаже над полуподвалом. Она поднялась на крыльцо и постучала.

Мария отодвинула занавеску и посмотрела на посетительницу. Некоторое время колебалась, потом приоткрыла дверь и в узкую щель стала с подозрением ее разглядывать, склонив голову набок и не произнося ни слова.

Сильвия ей улыбнулась.

— Я приятельница Тано.

Мария сперва застыла как вкопанная, потом вдруг протянула руку и втащила ее внутрь.

— Скорей входи, на улице молнии, они могут залететь в дом.

Сильвия вошла следом за ней в комнату, где мебель была в белых чехлах. Мария одной рукой прижимала к груди куклу с разбитой головой, а в другой зажала маленькую пластмассовую овечку. Шла она слегка покачиваясь из стороны в сторону. Потом присела на пол возле камина. Взяла пластмассовую овечку и стала пытаться вложить ее в ручку куклы. И начала жаловаться Сильвии, будто старой знакомой:

— Тано никогда нет дома, всегда он в отъезде. Я никогда его не вижу, никогда не знаю, где искать. Кто знает, что он там делает, я прошу его не уезжать, но он меня не слушает, вечно его где-то носит — и в грозу, и в бурю. Ну как мне его уговорить остаться дома, не уезжать? Что я должна для этого сделать?

Сильвия, чтобы не вспугнуть ее, произнесла как можно более ласковым голосом:

— Неужели у тебя нет никакой возможности дать ему знать, что ты хочешь его видеть? Ты не знаешь, где он находится, у тебя нет номера его телефона?

Мария отрицательно покачала головой, потом указала на телевизор в глубине комнаты.

— Я не люблю телефон, мне нравится телевизор. Смотри, мне его подарил Тано. Он такой добрый, такой хороший… Но Тано еще маленький… он ничего не может сделать, когда другие дети суют меня головой в украшенный лошадьми фонтан и держат под водой, пока я не начну задыхаться. А он ничего не может сделать. Они тоже не плохие, эти дети, но Тано лучше и добрее всех. Только он еще слишком мал, слишком мал… Они говорят мне: пей, дура, пей… а Тано стоит у ограды и плачет… может, он поэтому и убегает… И никогда не оставляет номер телефона… Мне страшно… Да, я боюсь… Мне страшно…

В этот момент вошел Треви. Шепотом он сказал Сильвии, что пора возвращаться. Возникли некоторые проблемы и лучше поскорее уехать. Мария увидела его.

— Это твой жених?

— Нет.

— Ах, жаль. Так, значит, ты любишь Тано?

Сильвия подошла к ней, хотела обнять. Но Мария испуганно отстранилась.

— Нет, я не хочу, чтобы ты ко мне прикасалась. Ты ведь говоришь неправду. Тебе нужен Тано, не так ли? Ты хочешь выйти за него замуж… но у него уже есть другая. Разве ты об этом не знаешь?… А кроме того, у него есть я.

— Я хотела лишь с тобой попрощаться.