***

Я проснулась на постели в горячих объятиях Дориана уже час назад. И не могу пошевелиться. Не хочу шевелиться. Он рядом и держит меня в своих крепких руках, мои пальцы невесомо касаются его густых тёмных волос. Краснея, я смотрю в его безмятежное, чуть покрытое утренней щетиной лицо, вспоминая, что мы занимались сексом даже когда держали путь домой. Дориану было плевать на водителя лимузина. Приехав в квартиру, мы начали в прихожей, продолжили на полу в гостиной и закончили в ванной… Или в спальне. Шумно улыбаюсь против собственной же воли и кусаю губу, сдерживая счастливую улыбку. Внутри счастье — его так много, что хочется лопнуть, превратившись в миллион разноцветных шаров. Дориан чуть шевелится, наконец-то, улыбается, не открывая глаз и хрипло шепчет:

— Ты пялишься.

— И? — кусаю губу.

— Что и?

— И что?

— Дэрлисон…

— Да, Грей? — сексуально хриплю. Он приоткрывает один глаз, строго выгнув бровь, заставив меня засмеяться.

— Я же тебя сейчас…. В зад.

— О, — выдыхаю.

— Не «о». «А». Анал.

— Дориан! — смеюсь, шлёпая его по плечам, и пытаюсь выкарабкаться из объятий. Он сжимает меня сильнее, заставляя выбиваться и бунтовать. О, нет, нет! Только не так, только не щекотки. — Пожалуйста, нет! — визжу, извиваясь. Поцелуи в шею ужасно отвлекают, а его грудь так близко… О, нет, нет! — Грей! — реву, как зверь, кусая его в плечо, и тыкаю под рёбра. Он стонет, а после начинает хохотать.

— Су… садистка! — шипит он, — Хватит, сейчас укушу за сосок! — ругается, пока мои пальцы бегают щекоткой по его груди. Когда звучит его фраза о соске, я с улыбкой подвигаюсь на подушках, утыкаясь в его рот грудью.

— Давай, — хриплю, сглотнув.

Он шумно улыбается, начиная играть с ним языком. Дрожь проходит по позвоночнику, когда он оставляет влажные поцелуе на ореоле. Такие мокрые. Нежные. Страстные. Грубо прикусывает сосок, заставляя меня застонать от неожиданности и тока по венам. Я вплетаю пальцы в волосы Дориана, наслаждаясь его напористостью, крошась в этих ласках. Тлею, как уголёк, как воск; таю, как снег на солнце. Всё в моей душе снова оживает и тает. В груди поднимается пламя, заставляющее только шумно выдыхать и распущенно стонать, выгибаясь на постели всем телом. Он спускается ниже — я понимаю, что всё будет слишком жарко и откидываюсь на подушки, прикрыв глаза.

— Лили, ты переедешь обратно в «Hilton»? — я с улыбкой кусаю губу, отрезая кусочек омлета. За окнами ресторана сети «Queen», на который я раньше боялась смотреть из-за его презентабельности, — которой, как оказалось, владеет Марсель, — расстилался последний весенний солнечный день.

— Перееду, правда… только если ты поможешь мне с вещами. А-то я как переезжая сваха, — смеюсь, опивая апельсиновый сок. — Скоро мне дадут роль Ханумы, — Дориан не удерживается от широкой улыбки.

— Олсен всё сделает, не обсуждается, — я тону в глубине его глаз, — Ещё, Лили. Есть одна вещь, которая не должна подвергаться этому процессу. После стычки с Батлером мне не даёт покоя то, что он знает, что к тебе у меня, — он задерживает дыхание. — Я хочу распорядиться, уже… распорядился, просто, чтобы ты знала. Тебя охраняют. У тебя есть водитель и главный охранник — Курт. Номер уже переслал. Там смс, — он указывает головой на мой, лежащий рядом, на столе мобильник, — Курт есть для тебя всегда, 24/7, особенно в том случае, когда меня нет рядом. Мой офис, твой театр… Я знаю, что это тебя затянет, когда твой отпуск кончится. Кстати, когда он кончится? — я часто моргаю, смотря на него. Как он… заботится о моей безопасности, хотя… к чему я сдалась Шону? И как они перешли с ним к разговору о чувствах, если дрались с пистолетом? Кровь похолодела в венах. Неужели, этот подлец рассказал Дориану обо всём? Я судорожно ловила губами воздух. С шумом выдохнув, сделала ещё один крупный глоток сока. — В чём дело, Лили?

— Шон рассказывал тебе что-нибудь… касающееся моего прошлого? — чуть слышно выдавливаю я. Дориан опускает взгляд. Его молчание меня пугает. — Дориан? — робко шепчу.

— Да, Лили, рассказывал, — он стискивает желваки. — Думаю, мне не надо увлекаться пересказом?

— Я так понимаю, что ты знаешь, что он… мой брат и…

— Что он тебя обманул, заставив влюбиться в себя.

— Да, — сглатываю. — Тогда мне было семнадцать. Я только поступила на актёрский в Нью-Йорке, была абсолютно взбудоражена и… большой город, новые эмоции, возможности. Новая жизнь, о которой я так мечтала. Уже не Батлер, а Дэрлисон. Всё плохое, что было, мне казалось… перевёрнутой страницей. И вот, в моей жизни появляется Уилл Байрон, — я чувствую, что краснею от стыда, — Я запомнила Шона неказистым подростком… Поэтому не могла узнать в двухметровом в меру подкаченном парне, одетым по последней английской моде того мальчика, которого не могла терпеть. А он меня узнал. Он знал меня. Его мать застрелилась, когда Эндрю ушёл. Наш общий отец, который только и называется, что «отец», — я горько усмехнулась, постукивая пальцами по стеклу бокала, — Он был обозлён. Не в силах мстить отцу, он… мстил мне. Мстил своей жизни через меня, — так он сказал. Он раздел меня, — морщусь, — Мне очень. неприятно об этом вспоминать. Тогда, знаешь, все девочки с моего курса со всеми спали… С режиссёрами, операторами, сценаристами… Они издевались надо мной, говоря, что моя мечта неосуществима, без… всей этой мерзости. Я не любила Уилла. Я не была влюблена. Он влёк меня, — краснею, — Я хотела просто… как они. Ведь у них успех, а я… После этого, я не могла позволить, чтобы ко мне кто-то… приставал в этом смысле. Я очень рада, что он остановился. Не разделся. И открыл мне правду, потому что если бы он сделал это после сближения, — морщусь, смотря Дориану в глаза, — Я бы вскрыла себе вены, — тяжело сглатываю ком, подкативший к горлу, и завожу глаза к потолку, чтобы слёзы закатились назад. — Прости, прости, я…

— Не извиняйся, нет, Лили, — он садится на диванчик рядом со мной и притягивает меня на свои колени, крепко обнимая. Я утыкаюсь лицом в его шею, вдыхая аромат, чувствую, как кровоточащие раны начинают затягиваться, не давая подступать слезам дальше. Главное тишина. И эти руки. Просто, обнявшись, ничего не говорить, просто быть вдвоём. — Его убить мало, Лили. Он открыл мне войну не тем, что благодаря одному подонку изъял миллион долларов. Он открыл мне войну тем, что причинил тебе такую боль, — Дориан целует меня в висок. Я кладу руки на его щёки, и, поглаживая, смотрю в глаза.

— С тобой эта боль исчезает, — шепчу, ведя пальцами по его скуле, — Ты спрашивал, когда у меня кончается отпуск? Почему? — он сексуально улыбается.

— Хочу с тобой сессию. Очень жёсткую, — я приоткрываю рот от его тона. Возбуждение больно сводит низ живота.

— Х-хорошо, — запинаясь, киваю. — Сессия… то есть, отпуск у меня через три дня заканчивается.

— Этого мало, — его взгляд темнеет.

— Мало? — шепчу сухими губами.

— Да. Потому что я хотел ещё… чтобы ты полетела со мной, Марселем и Дэйзи в Диснейленд, — он широко улыбается оттого, как я шокировано открываю рот и начинаю визжать на весь ресторан. Дориан смеётся, когда я обнимаю его шею и начинаю жадно зацеловывать лицо. Мой визг, наверное, слышен даже в той самой Франции!

— Дориан, спасибо! Ты чудо, — судорожно выдыхаю полной грудью.

— Я не йогурт, — он потирается носом о мой, — А «спасибо» за предложение куда-нибудь съездить стоит сказать Марселю.

— Но ты же предложил Диснейленд? — кусаю губу. Дориан кивает. — Вот! — я крепко целую его в улыбку.

— Думаю, что после того, когда ты узнаешь, что значит сессия, то будешь визжать также, услышав, что она будет, — дрожь проходит по позвоночнику.

— Я предвкушаю, — облизываю губы. — Но… отпуск, — морщусь от воспоминания.

— Доверь это мне, — подмигивает Дориан, заставляя меня расплыться в широкой улыбке.

Слышу смех Марселя и оборачиваюсь. Он ведёт за руку симпатичную стройную девушку азиатской внешности, одетую в чёрное строгое платье, приталенное и пополам поделённое молнией из-под груди до колен.