— Судя по визгу, могу сказать, что план поездки открыт? — спрашивает Марсель. Я часто киваю с широкой улыбкой и перевожу взгляд на девушку. Заметив её, Дориан с улыбкой тянет:

— Рэйчел! Сто лет, сто зим. Какими судьбами? — она склоняется к нему, подставляя щёку. Я чмокаю её вместо Дориана и она отстраняется, смотря на меня расширенными глазами. Марсель хохочет.

— Рэй, любительницу целоваться зовут Лили Дэрлисон, — представляет меня Марсель, я ёрзаю, вспомнив, что нахожусь у Дориана на коленях от некоторой неловкости. От этого он утыкается ртом мне в ухо, шепча: «прекрати это». — Как видишь, она у него на коленочках, а значит — он занят. Свободен я.

— Приятно познакомиться, Лили, — сдержанно улыбается она, садясь за стол рядом с Марселем. — Я приехала, Дориан, потому что безумно соскучилась по Америке. Япония конечно хорошо, да и папа был в некотором смысле против, но я переезжаю к маме. Не знаю, как они так живут и почему до сих пор не развелись.

— Кенджи человек принципа и чести, я не представлю, что он может развестись или изменить… Да и Кейтлин потрясающая своим шармом женщина, которая вряд ли когда-либо может изменить. Я вот, например, до сих пор помню, как Кен учил нас… Помнишь, Дори? — он кивает, прижимая меня к себе крепче, целуя меня в плечо.

— А чему учил? — смотрю с любопытством на Дориана.

— Восточным единоборствам, — я улыбаюсь.

— Надо же…

— У Рэйчел чёрный пояс по карате, — кивает на неё Марсель, играя бровями. Девушка отпивает воды.

— Теперь у меня ещё и адвокатский диплом. Так что, помогите мне найти работу.

— О, у Дориана море её для тебя. Я же правильно понял? — Марсель смотрит на своего брата, выгибая бровь.

— Есть такое. Но у меня уже есть адвокат. Думаю, делом, касающимся такого плана должны заниматься люди более опытные. Уже восьмого июня первое судебное заседание.

— Что за дело? — спрашивает Рэйчел.

— Спроси у Марселя. Он знает. А нам с Лили надо было ещё, — его голос дрожит на последнем слове, ведь я прижимаюсь к нему так… очень близко, — Надо прогуляться. Идём… Пока Рэй, пока Марсель.

Мы выходим из ресторана. Дориан стремительными шагами идёт в сторону парковки, крепко сжимая мою руку. Когда мы останавливаемся у его автомобиля, он усаживает меня на капот и начинает сильно, неистово целовать в губы, прогибая меня в спине. Я судорожно, прерывисто дышу, закрыв глаза, таю от уверенных, жгучих, несдержанных поцелуев, таких сводящих подсознание на ноль. Любовь — вот, что я чувствую, что окрыляет меня, что заставляет дрожать всем телом. Оторвавшись от моих губ, он хрипло шепчет:

— Нечего тереться на мне так. Повторишь — и я сделаю то, что сейчас, прилюдно. Поняла?

— Да, Мастер, — чуть слышно шепчу, припуская голову. Я чувствую, как он дрожит рядом.

— Знаешь, что я хочу сделать?

— Нет, Мастер, — сглатываю возбуждение, бушующее под кожей.

— Наказать тебя. Знаешь, как? — я широко распахиваю глаза: но далеко не от страха. От странного острого желания, несущегося по венам со скоростью света. — Я хочу тебя отшлёпать, — хрипит он. Я падаю в его руки, жёстко вцепляясь в плечи пальцами. Шумно выдыхаю в рот.

— За что?

— За то, что так возбудила, — хрипит он.

— Я хочу, — с желанием смотрю в глаза. Он сглатывает.

— В машину. Живо.

Я беспрекословно подчиняюсь приказу. Только с ним мне этого хочется: хочется его желать, подчиняться ему, повиноваться, исполнять всё, что он попросит, всё, что скажет. В салоне авто он перекладывает меня через колени и начинает резко, грубо шлёпать, задрав юбку и спустив трусики к коленям. Моя голова стукается о тыльную сторону двери авто, боль, от которой, поначалу, хочется кричать, заставляет мурашки бежать по коже, а киску мокнуть. И всё громче, громче хлюпать. Только стоны срываются с губ. Я закусываю губу, мыча так громко, что пугаюсь собственных ощущений. Пугаюсь того, что мне нравится. Нравится. Безумно. Рычание срывается с губ. Дориан грубо хватает меня за затылок, притягивает к себе и лижет в шею. По коже мороз, а сердце тарабанит, как заведённое. С хриплым выдохом прижимаюсь к груди грудью, закрыв глаза от наслаждения. Попа горит, губы, сердце тоже…

— Тебе понравилось? — хрипло выдыхает, пот блестит на его висках. Я целую его с дрожащей улыбкой на губах в подбородок и валюсь обратно на его колени, дрожа всем телом. Как кошка, выгибаю спину, выпячиваю попку. Он очень медленно, нежно проводит по моей ягодице и плотно её сжимает… Я закрываю глаза и стону, накрываемая новым, смачным шлепком.

k r i g s

Дориан

— Так что, ты хочешь сегодня показать мне всё? — она садится на постели.

Я пристально изучаю её глазами. Вчера мы до самого вечера беспрерывно трахались на этой измятой постели и когда я, в какой-то лихорадке сказал ей, что у меня из головы не выходит её облик в Игровой, она вдруг вспыхнула изнутри, шумно выдохнула и сказала, что «уже готова». А сейчас, когда мы просто валялись до часу дня, не шевелясь, просто молча и трогая друг друга, лишь изредка говоря что-то, её голос впервые зазвучал как-то панически. Возможно, дело в том, что я так ловко управился с Гарри, сказав, что забираю её себе на неделю, продлевая отпуск. Ей до сих пор кажется, что мне подвластно всё, что это может «переломить» её. Я уже не помню, как давно она это мне сказала. Это прозвучало как-то вскользь, невзначай, но это было искренне. Это был её страх… быть сломленной мною. Понимала ли она, что я не хочу её ломать? Осознавала ли, что я просто-напросто желаю сделать ей хорошо, доставить ей удовольствие, нам обоим… Открыть ей другой, более чувственный мир. Я сажусь рядом с ней, прижимаюсь губами к плечу.

— Если не всё, то многое. Всё, что ты заслужила, — Лили тяжко сглатывает. — Я предложу тебе два варианта. «А» и «Б». Выбирай.

— А ты не расскажешь, в чём суть каждого из вариантов? — она выгибает бровь. Ухмыляюсь:

— Нет. В этом и есть фокус.

— Хорошо, — она шумно выдыхает, — Тогда… я выбираю «Б».

— Почему? — склоняю голову набок.

— Ну, «Б» обычно придумывают, как на запас…. Может, я надеюсь на меньшее количество издевательств? — она склоняет голову так же, как я. Пристально смотрю в её глаза. — Прости… я… просто нервничаю, — мой взгляд приковывает ключица, которую она начинает нещадно тереть.

— Я вижу, — дело — дерьмо.

— Дориан, — слышу вдох и ощущаю руку, сжимающую плечо, — Я знаю, что во мне много противоречий, но я была бы не я, если бы не сомневалась. Мне очень понравилось шлёпанье в машине… и здесь, — она краснеет, опуская взгляд, — Мне понравилось быть прикованной к кровати твоим телом, понравилась твоя грубость. Я просто боюсь боли. У меня низкий болевой порог. В детстве я занималась фигурным катанием и защемила межрёберный нерв… Врачи думали, что я не выдержу, что умру именно из-за того, что очень чувствительна. Это был очень долгий процесс, длинная унылая терапия с ванночками и щадящим массажем, и всё лишь для того, чтобы не развилась невралгия. Я не хочу казаться тебе какой-то хрупкой фарфоровой куклой, я просто пытаюсь объяснить, что даже с таким сверхъестественным желанием попробовать это, я переживаю… Я хочу этого, сильно, — она кладёт руки на мои щёки, смотря в глаза. Я сглатываю.

— Ты доверяешь мне? — шепчу.

— Да, Дориан. Да.

— Тогда обещай ничего не говорить на этот счёт, — киваю я, — До той поры, пока не попробуешь.

— Я же скоро попробую? — глаза Лили озорно блестят, дьявольская улыбка растягивает её губы.

— Сейчас, — я протягиваю ей руку. Она в мгновение становится собранной и серьёзной. С глубоким выдохом, со своей кокетливой напускной важностью вкладывает свою руку в мою ладонь. Мы встаём с постели и медленно поднимаемся на второй этаж апартаментов, миную коридоры и холлы, гостевые спальни и прочие развлекательные комнаты.

Объём долго был моей страстью, однако если Марсель человек с размахом техасца: его мечта — особняк, (который, кстати говоря, он строит уже не первый год), мне было достаточно модернизированных апартаментов в высотке — меньше мебели, больше окон, пространства и кислорода. Именно такой и была моя квартира в районе «Hilton», которую я очень любил и совершенствовал чуть ли не ежемесячно по каждому последнему слову техники. Пока мы шли к Бархатной комнате, я рассказывал Лили о том, какой позы я жду от неё, едва мы войдём, упомянул также и о «стоп-словах», коими у меня были «красный» и «жёлтый», сохранённые ещё с контракта, составленного моим главным предком. Лили всем своим видом показывала, что уверена в себе и во всём, что происходит, но колени её мелко подрагивали, а движения были резки и неуклюжи, что крайне не свойственно ей. Я приложил ладонь к панели у металлических дверей лифтёрного типа, после чего распознание черт на руке прошло успешно, что и заставило створки в «мой рай» распахнуться. Мы вошли вдвоём, держась за руки. Ширина входа это позволяла. В синей просторной комнате, чьи полы были покрыты замшей, а стены сотканы из бархата с мощными вставками из меди, не было ничего, кроме кожаной кровати с сафьяновым пологом. Лили осмотрелась.